Кошачий эндшпиль - Павел Андреевич Кузнецов
Под мягким, тягучим напором двух прелестниц я совершенно поплыл. Голова отказывалась работать, руки сами собой стремились соскользнуть с попки Вик ей же, но существенно ниже, на чувствительную точку между ножек. Больше всего я сейчас напоминал доисторического комара, вмурованного в вязкую янтарную каплю. Безусловно, ещё мог вернуться к жизни, стоило янтарю разомкнуть свой тягучий плен, но разве не глупо рассчитывать на подобное? Не для того боевые сёстры окрутили и стреножили своего братика, ой не для того…
— Милый, ты как-то очень уж скромно меня лапаешь. Давай, пусти в ход свои пальчики. Это платье специально создано, чтобы тебе было легче проникать под его ткань и делать там всё, что заблагорассудится. Или что захочу я. Смелее, кот!
Вам когда-нибудь женщина во время танца пеняла, что её недостаточно лапают?! Вот и у меня это произошло впервые. Обычно партнёрши на танцполе изображают неприступность, стараются пресечь совсем уж «неприличные» поползновения ладоней и губ — и это в условиях, когда двое и так неприлично близки друг к другу! Вик оказалась другой. Да и Тиш, судя по подбадривающему сопению — тоже. Спелись кошки, явно решили разложить меня прямо тут!
— Если дам волю рукам… тебе придётся принять в себя не только пальцы, — сделал последнюю попытку достучаться до рассудка наставницы.
— Тебе ещё в катере предложили не изображать из себя сибарита — кажется так это называется? — проявила недюжинные познания в лингвистике Тиш.
— Это означает…
— Кот! — рыкнула ариала. — Хочешь — бери! Тебе поля на что? Накрыл нас, затемнил, и получил то, чего… давно заслуживаешь.
Последние слова кошка буквально промурчала, ещё и язычок в моё ухо запустила… Что стало последней каплей. Я сделал то, чего она так настойчиво добивалась. Впился в изящную шейку острым поцелуем, подхватил чертовку под бедро, раздвигая на весу её ножки, заставляя обнять меня одной из них, а в следующее мгновение накрыл резко утратившую всякие остатки приличий композицию непрозрачным коконом силового поля.
Впрочем, развёртывание пелены стало последним моим приличным жестом. Пока я проделывал свою часть работы, Вик не стояла столбом. Едва закинул её ножку себе за спину, как её собственная ладонь включилась в игру, а после, при помощи Тиш, кошка в пару движений пленила меня собственным лоном. Этот поцелуй валькирии я выдержать уже не смог и что есть мочи впился зубами в мочку уха красавицы. Наш стон слился в единый вздох, а ворвавшиеся под комбинезон пальчики метиллии не оставили мне и тени шанса — уж больно чётко сестра по наставнице знала все мои слабости.
Но кошки рано списали меня со счетов. И хотя в объятьях Триши особо не забалуешь, не сменишь позу по желанию, я всё же сполна использовал свою текущую диспозицию. Ладони заскользили по напрягшемуся в пароксизме наслаждения телу Вик, чтобы ввинчивать уже мои пальцы в нервные центры воительницы, вознося её удовольствие на недостижимые неподготовленным людям высоты.
«Ещё…» — на выдохе шепнула наставница. Она вся подалась вперед, навстречу опытным ласкам и поцелуям. В такие моменты передо мной оказывалась не наставница стай, а обычная девчонка, исполненная природного сладострастия. Вик хотела. Хотела удовольствия, хотела ласки, хотела ощущать себя живой и нужной. После нашего воссоединения, а особенно после каждого акта любви, кошка молодела душой и телом. Она скидывала груз прожитых лет, груз напряжённых будней, выметала из души любые шлаки, в изобилии создаваемые здесь обществом и запредельными нагрузками боевых будней.
«Давай кот, чтобы наставница ни о чём не думала, ни о чём не жалела», — шёпот Тиш показал, что та всё чувствует, всё понимает, и моя инициатива — уместна, правильна, одобряема. Метиллия готова была умереть по слову наставницы, усвоив подобное отношение к учителю в ходе душевного единения с прошлыми своими наставницами, ещё с воспиталища, но и радость Викеры для неё была — что её собственная радость. Эта сильная, бескомпромиссная в чём-то бестия умела сопереживать, пусть и далеко не всем. Нужно лишь заслужить её уважение, её преклонение перед кондициями и компетенциями, и тогда воительница откроется навстречу. А ещё, Триша умела терпеть, и готова была терпеть это сводящее с ума желание столько, сколько потребуется для счастья боевой сестры и наставницы. Она давала, через игру с моим телом, опосредованно, так боготворимой ею кошке. Подначивала меня, подталкивала, провоцировала, и разжимала стальной захват собственных когтей, когда их хватка становилась препятствием удовольствию Вик. Лишь эта самоотверженность боевой сестры спасала меня самого от полного падения в небытиё удовольствия…
Но и Викера не была эгоисткой. Получив своё, кошка энергично провернула меня в объятиях, давая и сестре получить утоление. Прошлась по краю, едва-едва смогла соображать от кайфа, и сразу же, первым же осознанным действием, нашла необходимым поделиться счастьем с ученицей. Вот ведь кошки! Как таких можно не любить, как можно не подыграть в этом поистине самоотверженном порыве?!
Триша легко приняла «подарок» подруги. Её бёдра приняли меня в свои стальные объятья, сильная ножка обвила и меня, и Вик, а ладони опустились теперь уже на мою задницу, принявшись совсем по-мужски облапывать, давить, жать. Я ни на пядь не отставал от бестии. Ощупывал её тело, словно впервые до него дорвался, а немного утолив первый голод объятий, принялся покрывать утончёнными ласками всю её, не жалея девичьи нервы. Стоны дикой кошки больше походили на натуральный кошачий вой в период… кхм… плотного общения с котом. Хотя, чего греха таить: вот кошка, а вот кот — все на месте. Ну и что, что люди? Звериные повадки-то никто не отменял…
А спустя пару минут
