Тени старого мира (СИ) - Игорь Демин
В мокрой одежде холоднее, чем без нее, и форму Сына Гранитного нужно было просушить. Охотница снова посмотрела на спокойное неподвижное лицо воина, а потом на ловчего.
— Ты спишь не так.
— Мы разные. Я не знаю, почему, но они не такие, как я. Или я не такой, как они. Мы словно разные версии одной и той же модели.
— Они мне нравятся, — Зоя кивнула на Сына. Девчонка перестала клацать зубами и теперь играла с кончиком хвостом рыси, — но они психи.
— Почему?
— Ни один из них так и не погладил Ласку. Ни один. Это вообще законно?
— Они мужчины, — Рине было не впервой жить среди военных.
— Психи, — убежденно повторила Зоя.
— Мужчины. Хотя иногда разницу не уловить.
— Ни один из них не пришел проводить нас, — высказал и свои сомнения Босой, — им словно бы все равно, дотащим ли мы их товарища, спасем ли.
— И ни один не посмотрел вслед тому парню, которого объявили Изгоем, — добавила Рина.
— И ни один не погладил Ласку, — напомнила Зоя, проводя кончиком хвоста рыси по лицу Суркова.
Босой протянул ладони к костру.
— Однажды я остановился на ночь в развалинах монастыря. Там с горем пополам бедовали какие-то монахи. Я угостил их мясом и свежим хлебом, и они отдали мне лучшую келью, с матрасом на лежанке и обложкой журнала на стене, вместо картины.
— С женщинами? — предположила Рина.
— Ночью один из них вышел из кельи по мирским делам, да провалился прямо в нужник. Монастырь тот старый, построенный основательно, и нужник глубокий, без лестницы не выберешься. Всю ночь он просидел там, даже не попытавшись позвать на помощь. Я случайно его заметил, с утра. Штаны уже спустил, и вдруг вижу, оттуда, из ямы, глаза блестят. Смотрят на меня и молчат. Я спрашиваю его: чего молчишь-то?
— Ты, когда глаза увидел, — усмехнулась Рина, — свои собственные мирские дела раньше времени не сделал?
— Нет. В призраков я не верю, а чудища по нужникам не шарятся. Чего бояться?
— А я бы сделала. Обязательно, — Зоя прижала руки к груди, показывая, как сильно бы испугалась.
— Оказалось, что путь их веры усеян множеством обетов. И самый среди них значимый — никогда не просить помощи, даже у своих единоверцев, живущих по таким же правилам. Вот он и сидел всю ночь в темноте и вони, но ни звука не издал, чтобы их бог вдруг не принял это за воззвание о помощи. Может быть и Сыны Гранитного молятся какому-то своему особенному богу?
Рина возмущенно перебила:
— А я вот слышала о другом. «Сам погибай, а товарища выручай», «Один за всех, и все за одного», «Друг познается в беде» — и еще множество мудростей, которыми жил и живет мой народ. И мы никогда не бросаем друг друга в нужнике. И советов любого бога не послушаем. Этим Волки и сильны.
— Повезло твоему народу, — Зоя неосознанно провела по месту на шее, где недавно красовался узор рабыни, — когда убили отца, а мне набили татуировку, никто из наших не вступился за меня. Кроме Ласки. А потому, весь мой народ — это она. И Босой, если он конечно не против. Ты не прогонишь меня?
Босой потормошил Ласку между ушей:
— Ну куда я теперь без такой киски? Я ж не псих.
— А твой народ, ловчий, — спросила Рина, — каким был он?
— Мой народ не пожелал сражаться и откупился моей матерью от работорговцев. Взрослые, способные держать в руках оружие мужчины откупились женщинами, отдав их вместо собственных жизней. Я никогда не считал их своим народом, а после этого и подавно. Да и какой из меня самого народ? Внутри у меня технология гррахов. Мне нельзя подолгу оставаться в одном месте. Это опасно для окружающих. А потому мне нельзя и привыкать к людям, чтобы потом не страдать, когда придется расстаться. Так что ни друзей, ни соседей, ни народа. И особенно сильно я боюсь влюбиться.
— Те работорговцы, — Рина выглядела смущенной, — что забрали ваших женщин, они предлагали вам встать под их руку? Предлагали жить в мире за долю в урожае и добыче?
— Нет. Им нужны были только рабы.
— И вы отдавали?
— Я бы не отдал. Но меня не было в поселке. И теперь я стараюсь исправить их ошибку.
— Мой народ никогда бы не позволил такое с собой сотворить.
— И все же ты здесь, а не со своим народом.
— У меня были причины уйти. И я ушла не для того, чтобы возвращаться.
* * *
Филина и вправду никто не вышел провожать. Кроме Рины.
Охотница тихонько выскользнула из форпоста сразу же, как закончился ритуал изгнания, и догнала новоиспеченного Изгоя уже на границе владений Сынов. Боец обернулся на оклик смущенного и растеряно. Было видно, что он не понимал, зачем кому-то из форпоста его догонять и тем более провожать.
Теперь это был совсем другой человек. Военная форма стирала индивидуальность, в обычной же одежде он оказался веснушчатым рыжеволосым парнем, большеголовым и от того немного нелепым. Не Аполлон, но стоит такому появится в селении — и не останется ни одного равнодушного женского сердечка.
— Почему тебя прогнали?
— Я оказался слишком умным. И вместе с тем — слишком глупым.
— Это как?
— Чтобы остаться в Гранитном, я должен был получить боевое умение. Хотя бы одно из трех.
— А ты?
— А я любил играть. В карты. В шашки. В шахматы. В го. А стрелять и копаться во внутренностях кошмаров не хотел всем сердцем. Я умею убеждать. Обманывать. И решать математические задачки. Только подумаю — и сразу решение. Но на этом все. Ничего, что пригодилось бы в бою.
— Умники нужны армии: ученые, инженеры, стратеги.
— Большой армии, у которой есть тыл и генералы. Нас же слишком мало, чтобы тратить ресурсы на математику. Может быть, когда-нибудь, потом, мне и отыщется место в Гранитном. Пока же я со своими тремя интеллектуальными умениями не вписываюсь в боевую структуру гарнизона. Но это не повод унывать! Изгои выполняют важные миссии: торговля, дипломатия, поиск новых бойцов.
Филин погрустнел. Жизнь в пределах форпоста явно казалась ему нужнее и важнее, чем вне.
Рина не стала развивать больную тему, тем более, что уже было ничего не изменить.
— Тебя послали к Степным Волкам?
— Подполковник Кремнев доверил мне торговую миссию.
— Не пользуйся там своими навыками, особенно обманом. Не советую. Волки — народ резкий.
— Мы наслышаны.
— И когда будешь говорить с вождем, скажи, что его дочь, Эсмира, жива. И у нее все хорошо.