Прозрение. Том 1 (СИ) - Кристиан Бэд
Айяна, заботясь, подвинула ему орехи и чёрный колотый сахар, Дьюп поблагодарил, хоть и не любил сладкого.
— Дверь была очень старой, покрытой следами коррозии. Я не сумел открыть её и заполз в нору ворлока, их и там было, хоть отбавляй. Отлежавшись, я вылез и снова упёрся в эту проклятую дверь. Несколько ворлоков тем временем разыскали меня. У них очень ловкие пальцы, и вместе мы решили эту задачу: они раскопали замок, я сумел его открыть. За дверью, в естественных пещерах размещалась лаборатория. Там явно работали военные медики Содружества, там же держали и подопытных — и ворлоков, и людей. Мои спутники очень живо реагировали на эти пещеры — они боялись их. Я нашёл весьма интересные записи, безымянные, впрочем. Но «объект 'а» и «объект 'б» меня не смутили. Я и по вопросам догадался, кого там держали. Браслет был последней каплей.
Энрек отставил миску и сцепил пальцы.
— Я слышал, что дом Аметиста очень интересовали дважды перерожденные. Но пытать…
— Не дом Аметиста, — усмехнулся Колин. — Это были люди зелёного эрцога.
— Симелина? — удивился Энрек.
— Этому достаточно подтверждений в пещерах. Позже ты сможешь убедиться сам.
Пальцы Энрека побелели, так сильно он сжал их:
— Дом Аметиста, дом Пепельного граната, дом Ильмариина… Проклятое ядовитое гнездо… — прошептал он. — Что с нами стряслось? Почему так вышло? Великие Дома всегда были нравственной опорой нашего мира!
Я невесело усмехнулся. Радовался бы, что его вообще посвятили во всю эту историю.
Бóльшая часть аристократии понятия не имела о том, что произошло на Тэрре. О грехах Кровавых братьев они могли узнать только из боргелианских инфовбросов. Их удаляли, им не верили. Ведь эрцог просто не мог быть скотиной, да?
— Потому что страсть к наживе — сродни наркотической болезни, — тихо сказала Айяна. — Как и страсть к власти. Всё это подчиняет мозг гормонально и разрушает ткани души. Наркотикам может противостоять только дух, но он полностью расположен в области непознаваемого. Мы до сих пор не сумели понять, что мы из себя представляем на самом деле.
История пятая. «Големы, клоны и другие родственники»
Кьясна, Пояс Дождей, территория Содружества
Псевдорастение оставляло на одеяле слизистые зелёные пятна. Ики попалась-таки.
Пуговице объяснили, что папа Агжей полез на дерево за этой зелёной дрянью, упал и его положили болеть в госпиталь.
Как думаешь, что первым делом спросила малая? Правильно. Она спросила, где эта зелёная дрянь?
На поиски преступницы-ики отрядили дядю Хьюмо и дядю Джоба. Три часа бойцы, матерясь, гоняли летучее псевдорастение по окрестному сосняку. Потом взяли шлюпку, и тварь попалась. Оставалось проколоть ей наполненные водородом полости, и игрушка для ребёнка была готова.
Пуговица не расставалась с ики. Присматривался к ней и Кай, восьмимесячный отпрыск моей любвеобильной собаки. Глядел умильно, роняя слюну и облизываясь.
Я предполагал, чем всё это кончится, и предупредил Пуговицу, что ики скоро накопит новый водород и улетит к деткам.
Кай понимал, в чей огород булыжник, виновато прижимал уши и вилял пятнистым задом.
После возвращения Дьюпа и моей скандальной «выписки» из госпиталя я проспал сутки, Дьюп — двое. Энрек посылал за нами пару раз. Вернее, за мной, потому что Дара сразу заявила иннеркрайту, что лендслер покинул Кьясну. И вообще его тут не было. И не надо нам политического скандала.
Пока Дьюп спал, я отсиживался во внутреннем дворе храма Эйи, изображая примерного послушника, и ждал бури.
В эфире всё, однако, было спокойно. Мерис не вызывал, по линии разведки тоже ничего интересного не передали.
Генерал Дегир всё ещё висел над Кьясной, но ему было уже не до нас с Дьюпом.
Эпидемия свирепствовала, и командующий резервом не имел полномочий ни на какие левые поиски и гипотезы о том, что по его собачьему мнению случилось в каньоне, где таггеры добывали квазикристаллы.
Все решения на планете принимал Энрек, и он с удовольствием нашёл в Дегире крайнего. И за расконсервацию заражённого борусами корабля, и за контрабандистов, и за ворюгу-губернатора…
Думаю, иннеркрайт с удовольствием устроил бы показательный процесс над генералом резерва, в депах такие версии высказывали, но он технически не мог этого сделать. Эпидемия — это вам не две шлюпки об ангар. Ему поесть-то некогда было, не то, что судить кого-то и вешать.
Энрек страдал молча. Я сутки валялся в саду, загорал, листал страницы дэпов с его чёрной от усталости физиономией, а потом не выдержал и пошёл в префекторию «сдаваться».
* * *
Иннеркрайт как раз устраивал разнос Дегиру.
Это была судьба. Дегир и так точил на меня зуб по поводу неприкосновенности своего гештальта. И тут Энрек… Гораздо менее деликатный, чем отец, поскольку жизнь ещё мало тыкала его мордой в самодельных врагов.
Дегиру попало и за таггеров, и за хитреца-губернатора, который явно имел процент с незаконной торговли квазикристаллами.
Теперь я понимал, за что меня дёргали и пилили в эйнитском храме. Я был навроде Энрека, молодой, задорный. И если начинал кого-то жевать, то вкладывал в это нелёгкое дело весь свой молодой задор.
Локьё при мне запустил в Дегира когти ровно настолько, чтобы встряхнуть как следует. Теперь от генерала пух летел во все стороны, а жалкие остатки сановных перьев сиротливо топорщились, обнажая старое пупыристое мясо.
Энрек берегов не видел. Он рвал, душил, а потом начал заглатывать жертву, справедливо полагая, что если Дегир не выдержит трепки и сдохнет — то туда ему и дорога.
Наблюдать, как опытный истник (так они это называют), расправляется с более слабым, да ещё и подчинённым соперником — удовольствие небольшое, если ты не законченный садист.
Я мялся с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Дегира я не жалел ни капли, но…
Мне по десять раз на дню говорилось в храме, что эмоции на то и нужны, чтобы сажать их на цепь, что собака подсознания, один раз сорвавшись с поводка и начав всё крушить, уже не успокоится…
И я решился.
— А попить у тебя есть? — спросил я Энрека совершенно обыденным тоном, словно ничего и не происходило вообще. — Жарко у тебя. Представляешь, просыпаюсь утром, а на одеяле икинамус. Ну, я рассказывал тебе — дрянь летучая с ложнолистиками.
Энрек уставился на меня, как на больного. Дегир сорвался с его взгляда, словно с крючка и обмяк в кресле,
