НеТемный 2 - Александр Изотов
Проповедник во мне считал, что любить вообще нужно одно лишь Вечное Древо, поэтому его мнением можно было пренебречь.
Интрига или сила…
— На этом маяке, кстати, и живёт этот самый Ефим, — бард прервал мои мысли, тыча пальцем в далёкую башню на мысе.
— Хм, — я всмотрелся внимательнее, — А мы идём той дорогой?
— А кто ж тебя пустит на маяк? — удивился Виол, — Только с разрешением от дружины, или если задание из Предбанника. Лет пять назад был один случай нехороший, разбился корабль заревийский…
— Заревия? — я слегка удивился, вспоминая, что лучевийцы с ними не дружат. А Троецария дружит с Лучевией, и как-то само собой мне казалось, что Заревии здесь не рады.
— А что такого? Даже Лучевия с ними торгует… Как у нас говорят, «за звон монет обиды нет».
Какой-то корабль только-только заходил в бухту. Паруса у него едва вздымались, и длинное судно мягкого золотого цвета лениво дрейфовало мимо скал, практически под стенами форта.
И бард, и обрадовавшаяся принцесса Дайю сразу же подтвердили, что это — лучевийский.
— Краска-то какая свежая, — улыбалась Дайю, — Неужели отец отремонтировал все суда? Он жаловался, что флот уже потрепался, не блестит под Оком Яриуса, и всё меньше поэтов слагает стихи о лучевийских кораблях…
Я только хмыкнул. Ну надо же, какой интересный признак благополучия флота. У меня появление корабля не вызвало особой радости, и спящая интуиция приоткрыла один глаз, нехорошо так заворчала.
— Это могут быть как люди твоего отца, — сказал я, — Так и твоего дяди. Или даже среди людей твоего отца могут быть люди твоего дяди.
Дайю подтянулась поближе к Креоне и лишь кивнула.
— А выяснить это как-нибудь можно? — спросил я, — Есть у тебя знакомые мореходы, которых ты знаешь в лицо?
Та покачала головой. Но бард поднял палец:
— О, громада, не волнуйся! — он улыбнулся, — Я попробую выяснить.
Я молча кивнул, не спуская глаз с корабля, который медленно и вальяжно вплывал в бухту. Его даже не подталкивали вёслами.
Думай, Десятый, думай. Если тебе в соседней стране надо поймать племянницу, которая каким-то чудом ускользнула из твоих рук, что ты сделаешь? При этом ты явно претендуешь на трон, а иначе зачем всё это?
Я бы на месте этого дяди уже давно обложил бы Солебрег патрулями. И лучевийский корабль тоже вписывается в эту схему… яркий, заметный, который хорошо запомнят.
Смердящий свет! У меня побежали мурашки по коже, и даже Кутень вытянул морду из топорища.
Корабль здесь не просто так… Это мог быть и обычный купец, но интуиция в таких делах меня ещё не подводила. Если дядя Дайю действительно коварный человек, то у него развязаны руки — всё, что не произойдёт, можно списать на брата, на самого короля Лучевии.
Интересно, а далеко ли может отойти щенок цербера?
Кутень при одной этой мысли выскочил из дубины и, нырнув в тень под навесами и вывесками, понёсся к порту. Я пока не цеплялся к его сознанию, сказав ему, чтобы вышел на связь, когда будет на месте.
На горизонте виднелись серые пятна… Сначала они показались мне просто облаками, сливающимися с морем, или игрой нагретого воздуха над водой, но бард показал пальцем:
— Это острова. Перед Солебрегом их много, но стоит обогнуть, и попадаешь в Срединное Море. Оно огромное, а где-то в центре Остров Магов. Попасть туда, конечно, обычному человеку нельзя. Даже царю.
— Там самые сильные маги? — я жадно вглядывался в горизонт.
— Только там самые сильные маги, — усмехнулся бард.
* * *
Кутень не мог отлетать от меня далеко. Его пределом оказалось что-то около километра, и он долетел только до порта, показав мне многочисленные лодки, шлюпки, корабли.
Там кипела своя жизнь, потная под палящим солнцем, провонявшая рыбой и звучащая отборной руганью. Сновали грузчики с бочками и мешками, освобождая и наполняя трюмы; бегали друг за другом растрёпанные писцы, сверяя свои записи; орали благим матом капитаны кораблей, на своих матросов и на капитанов соседних «корыт». Тут же, совсем рядом, специально на пути к местному кабаку, стояли полупьяные шлюхи, ожидающие, когда уже матросня освободится.
Кутень сорвался с пирса и поскакал над самой водой к точке корабля вдали, касаясь кромешными коготками кончиков волн. Тут же связь оборвалась.
Наша компания к порту не спускалась, потому что мы завернули на одной из улиц. Я заволновался насчёт щенка, но через несколько минут он снова появился. С виноватым видом цербер прислал мысль, что дальше идти нельзя, да и страшно… Всё-таки он был щенок.
* * *
Мы стояли посреди большого двора, огороженного забором из обычных жердей. Это было символично со стороны власти Солебрега — видимо, всех приключенцев, которые сюда тащились, они считали стадом баранов.
Во дворе всё было заставлено столами, за которыми на скамьях сидела куча разнопёрого народа. Тут были и воины, мало кто в приличных кольчугах, в основном все в ржавых мочалках. Сидели и такие же послушники, в основном в засаленных мантиях.
Перед ними стояли кружки с пивом, которое они покупали в небольшой открытой пивнушке тут же, рядом. Там, перед огромными покатыми бочками, кажется, была толпа больше, чем здесь, за столами.
Вся эта масса не спускала глаз с огромной и толстой деревянной колонны, похожей на бочку, утыканной листочками с заданиями. Едва во двор заходил какой-нибудь слуга, притащивший задание, как его чуть не притискивали к колонне, пока он пытался пришпилить листок.
Ну, а с той стороны, куда я и подошёл, находился целый ряд высоких стоек с писарями, которые выдавали задания.
Это и был тот самый Предбанник…
Почему одни задания просто накалывались на колонну, а другие выдавались за стойкой, я не знал. Но я уже проглядел листочки на колонне, и там действительно не было ничего особо ценного.
«Мельник просит перетаскать десять телег зерна», «фермер ищет помощи в прополке десяти акров капусты», «требуется помощь пастуха», «вполне ещё молодая вдова ищет спутника жизни»…
Награды там не превышали нескольких медяков, поэтому народ особо и не спешил вызываться. Хотя нет-нет кто-нибудь вставал, со вздохом срывал листочек и отправлялся на заработки.
Пока я осматривал колонну, при мне принесли пару новых листочков, и вот их уже чуть не вырвали из рук слуги.
Кажется, в одном фермер искал помощи в борьбе с духами дольменов, портящими урожай, а в другом горшечник просил изгнать из глиняного карьера мурлока. Оплата была явно в серебре, поэтому такие задания и не держались на колонне дольше секунды.
Но для чего-то же тогда стойки с писарями? Значит, там задания были пожирнее.
* * *
— Чего-чего? — переспросил писарь.
Вид у него был очень противный. Такой, что хотелось схватить за мелкие русые кудряшки, и повозить по столешнице этим дрищавым лицом с длинным носом. С оттопыренной нижней губой, причём оттопыренной специально, будто так он сразу возвышал свой ранг старшего послушника.
Повозить по стойке, и поковырять ему в носу его же веером, которым он лениво обмахивался, демонстрируя, как ему тут жарко, и как ему осточертела вся эта свора вокруг.
— Задания для мага воздуха, — сухо повторил я, и показал кружочек сургучной печати, — Даже три.
Дрищавый, обмахивая кудри веером, лениво пробежался по мне глазами. Оценил рост и мышечную массу, а потом спросил:
— А что же он сам не пришёл?
— Кто?
Он закатил глаза, мол, «ох уж эти тупые северные варвары».
— Ой, ну будущий маг воздуха, кто-кто… — он аж цыкнул.
Я стиснул кулак, мысленно успокаивая себя. Сейчас пробью этим носом доски на столе, и позовут охрану, и меня отсюда взашей. Но надо будет его запомнить, мало ли, ещё научу его праведной жизни.
— Я — маг воздуха, — спокойно ответил я.
Он открыл рот. Закрыл. Даже за соседними стойками повернулись головы.
Писарь так нагло прыснул от смеха, повесив соплю на веер, что мне пришлось экстренно вспоминать самые первые медитации по успокоению гнева. Тёмный должен быть хладнокровнее Тьмы, иначе она его сожрёт.
— Везёт тебе, Лютик, — донеслось весёлое от писаря за соседней стойкой.
