Удар катаны - Анатолий Анатольевич Логинов
Хотя сейчас, как говорили, в Аннаме был не самый жаркий сезон, но погода стояла такая же, как в Бомбее. Так что долго находиться в каюте или кают-компании, даже при открытых иллюминаторах было тяжело. Даже спать многие предпочитали на палубе, а не в собственной койке. Но сегодня уйти от судьбы мичману оказалось не суждено. В кают-компанию зашел Руднев. Старший офицер выглядел необычно — расстроенным и даже где-то злым.
— Вот вы где, Петр Петрович, — сказал он с необычной интонацией. — Отдыхаете?
— Так точно, Всеволод Федорович, — удивленно подтвердил Анжу, лихорадочно перебирая в уме, в чем он или его подчиненные могли провиниться.
— Представляете, только что адмирал приказал все корабли перекрасить в черный цвет, а трубы в желтый. И с черной, … мать, каемочкой, — зрелище ругающегося Руднева, получившего уже среди мичманов прозвище «Дипломат», ввело Петра в ступор. — Я не нашего адмирала в виду имею, а тех, кто ему такую идею подал, — неожиданно пояснил Руднев — Не помните, кто недавно на палубе про «черные корабли» командора Перри рассказывал? Вот и я не помню. Заняться нам больше нечем! Но теперь нам занятие нашли. Так что можете обрадовать своих минёров и гальванеров — на малярные работы, под вашим командованием. Это же додуматься надо — в тропиках краситься в черный цвет. Я уже промолчу про то, какими красивыми мишенями мы будем для японской береговой артиллерии …, — Руднев хотел добавить что-то еще, но посмотрев на медленно краснеющего Анжу, закончил. — Приказ вы получили, выполняйте.
— Есть, — ответил Анжу и деланно — строевым шагом, демонстрируя таким образом свое отношение к приказу, прошел мимо старшего офицера.
А потом началось…
Матросы день за днем смешивали штатные, имеющиеся на каждом корабле белила с угольной пылью и сажей, получая черную краску. А потом часами висели на беседках вдоль бортов и труб. Размахивая кистями, они вполголоса матерно поминали всех — от мичманов, до государя. За несколько дней корабли приобрели вид необходимый, по мнению адмирала, для успешных боевых действий. А руководивший работами мичман Анжу получил новое прозвище «Маляр». Вот только через пару дней всем стало не до того. Эскадра покинула гостеприимную бухту Камранга[2] и отправилась к новому месту базирования, расположенному совсем рядом с Японией, в китайском порту Цзяо-Яо. По пути к ним присоединились и французы, до того располагавшиеся в Сайгоне, а затем и германцы, нашедшие приют на испанском Гуаме. Оказалось, что и немцы и французы также перекрасили свои корабли в черный цвет, только трубы у немцев были серого, а у французов — голубого цвета.
Огромные колонны кораблей и судов, коптящих небо дымами из труб, неторопливо прошли через Южно-Китайское море. На пару дней армада задержалась на Формозе, дозагрузившись углем и, наконец, остановилась в Цзяо-Яо. Как оказалось, с июня прошлого года вместо военно-морского порта началось строительство города Цинь-Дао. Но, учитывая типичные для китайцев проблемы с финансированием и организацией, города фактически еще не было. Так что размещать армейские экспедиционные силы на суше пришлось по-походному, в палатках. Впрочем, армейцы не возражали против палаток, их интересовало только одно — оказаться на твердой земле вместо надоевших за время плавания кораблей. Пусть ненадолго, на несколько дней отдыха, так как адмиралы решили, что начнут боевые действия через несколько дней, после небольшого отдыха и исправления механизмов на кораблях…
Анжу, который в бою должен был командовать кормовой батареей противоминных орудий, стоял на палубе и с интересом рассматривал в бинокль приближающийся берег с маяком, торчащим на возвышенности, среди пиний. Высокие горы, темно-зеленые от покрывающего их леса, почти отвесные скалы. Красивые виды, которые скоро должны затянуться дымом неизбежных пожарищ…
— Япошки открыли огонь! — одновременно с докладом наблюдателя вода залива поднялась вверх огромным столбом. Явно нервы не выдержали у артиллеристов, все-таки такая армада приближалась к берегам Японии впервые.
— Право три, эскадре приготовиться к открытию огня! — приказал контр-адмирал Николай Иванович Казнаков, продолжая следить за берегом в бинокль.
Нагасаки до печального происшествия с цесаревичем был одним из основных пунктов базирования русской Тихоокеанской эскадры. Поэтому окрестности города, включая батареи береговой обороны, знали немногим хуже самих японцев. Так что сейчас адмирал всего лишь пытался обнаружить, что нового успели построить и оснастить японцы за время похода второй эскадры через «семь морей». Как оказалось, построили, но не так уж много. Все же ресурсы островной империи, только начавшей перевооружение, оказались не слишком велики. А требующее защиты побережье — слишком большим. Поэтому к имевшимся трем батареям тяжелой береговой артиллерии добавилась, судя по засеченным вспышкам, только одна, из четырех тяжелых орудий калибром не более чем в шесть дюймов.
— Скверно стреляют японцы, господа, — заметил Николай Иванович. — Никак не пристреляются по нашим кораблям, идущим по заранее известному фарватеру с малой скоростью. Полагаю, здесь нас не ждали и поэтому отправили сюда не самых лучших канониров. Передайте — кораблям занять намеченные позиции и по готовности начать обстрел. Ну и мы начнем, благословясь. Командуйте, Яков Аполлонович, — приказал он командиру броненосца, капитану первого ранга Гильтебрандту.
Броненосец чуть довернул и, плавно замедляя ход, устремился к назначенной позиции. Старший артиллерист корабля, лейтенант Николай Бухвостов напряженно всматривался в берег, на котором время от времени мелькали вспышки выстрелов, тут же затягивающиеся пороховым дымом.
— Пора, — пробурчал сам себе Николай негромко. Это замечание услышал только Гильтебрандт, стоявший неподалеку. А вот следующую команду услышали уже все. —
