Отдельный батальон (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович
– Филиал. Нормально. Вот тебе ключи от конспиративной квартиры. Вон в том доме, – он подозвал Брехта к окну, показал на дом рядом с Владивостокским окружным комитетом ВКП (б). – Седьмая квартира. Вечером загляну, сообщу о переговорах. Голодный приду, организуешь ужин?
– Со знакомым комиссаром лагеря? – забросил удочку Иван Яковлевич, не хотелось тут надолго зависать и череду пьянок устраивать.
– Ловок. Торопыга. Хорошо. Со знакомым. Часам к восьми готовь банкет. Не переборщи только, а то не вспомним потом, о чём договаривались.
Событие девятнадцатое
Тюремный надзиратель говорит своему коллеге:
– Знаешь, меня начинает беспокоить заключённый номер 72.
– С чего вдруг?
– Он уже третью ночь не ночует в камере.
Пьянка удалась. Нет, не валялись все под столами или рожами в оливье. Не было оливье. Брехт на квартиру конспиративную к семи тридцати вечера заказал из соседнего ресторана «Золотой Рог» при одноимённой гостинице холодные закуски и два горячих. Там сначала сморщились, типа, что вы, дорогой товарищ, мы на вынос не торгуем. Пожалуйте к нам честной компанией. У нас музыка, обслуживание. Петь будет певица из Москвы. Показал сторублёвый билет и оказалось, что ничего страшного, отнесут и через пару часиков посуду заберут. А за ещё один сторублёвый билет товарища майора сопроводили в закрома Родины и показали, а какие есть эксклюзивные напитки в «Золотом роге». Был ром, коньяк, оттуда. Был даже кальвадос, тоже оттуда, из Парижу, в смысле, из Франции. Заказал три бутылки каждого. И выпить с ОГПУшникамии, и каждому потом презент вручить. Набор продуктовый. Нашлись и замечательные шоколадные конфеты. Эти из Москвы.
Товарищ Михаила Абрамовича Трилиссера был в форме. Настоящий полковник. В ОГПУ там другие звания и должности. У товарища было три малиновых шпалы и должность комиссар полка. Дядька был с будёновскими усами и точно не еврей. Соломенные волосы, чуть длиннее, чем по уставу положено, зачёсанные назад. С такой причёской будет после войны актёр Рыбников рассекать.
Звали комиссара Андрей Трофимыч Малышенко. Держался он чуть скованно вначале, но парочка рюмок рома стену растопили и «Трофимыч» оказался вполне компанейским парнем, рассказал, как тут гонял в Приморье беляков в двадцать втором году вместе с Блюхером. Остановил после третьей рюмки пьянку Трилиссер и предложил перекурить и обсудить то дело, ради которого и собрались.
– Вот список. Двадцать человек. Это инженеры с крупных заводов. Там, напротив фамилий написана специальность. Выбирай. По оружейнику. Таких нет. Есть инженер-механик, который работал в Туле на оружейном заводе.
– Отдадите? – Брехт решил, что и это не плохо. Есть же уже винтовка, её только доработать нужно.
– Отдам. Да, по строителям. Тут сколько угодно, даже архитектор один есть. Вот отдельный список. Пяток самых заслуженных записал.
Жадничать, так жадничать, решил Брехт.
– А можно всех этих товарищей забрать? Всех. Сколько тут в двух списках? Двадцать пять человек?
– Двадцать шесть. Оружейник отдельно. Всех. Ну, ничего, новых пришлют. Там, правда, есть парочка упёртых, всё Сталину и Ворошилову письма пишут, что не виновны. Может, их не надо? – комиссар полка загасил папиросу в пепельнице большой мраморной, обнаружившейся на подоконнике конспиративной квартиры.
– Какая разница. Работать ведь будут. Пусть пишут. Если вдруг поможет им Ворошилов, то новых пришлёте. Мы их не на свободу отпускаем, а создаём филиал вашего лагеря, чтобы помочь выпускать цементному заводу в городе Спасск Дальний такой необходимый стране цемент.
– Красиво говоришь, комбат. Давай, так. Забирай. Только сначала два условия. Первое: для них на территории части должно быть построено помещение за отдельным забором. Рядом отдельный домик для охраны. Пришлём к тебе пяток инвалидов. Второе: отвечаешь за них. Если кто в бега уйдёт, то мало тебе не покажется. Так, что охранять и своими силами будешь. И ещё, – Малышенко, положил руку Ивану Яковлевичу на плечо, – Сильно не афишируй. Ни каких нарушений тут нет. Только люди разные бывают. Найдётся дурак, накатает бумагу, разбираться будут. Ничего не найдут, но нервы помотают. А могут и докопаться. Сам признаешься, что побег врагам народа готовил и вместе с ними к нам и приедешь, а то и я на соседних нарах окажусь. Так что, молчи и не свети людей. Да и с ними поговори, чтобы среди рабочих языком не мели. Думаю, что они теперь и сами понимают, что молчание – золото, но напомнить лишним не будет. – Он тщательней загасил ещё чуть дымящуюся папиросу и хлопнул Брехта по плечу, – Да не тушуйся комбат. Всё нормально будет. А что о производстве заботишься, так вообще молодец. Блюхера увидишь, привет ему от Андрея Трофимовича Малышенко передавай. Из одного котелка уху хлебали, надеюсь, не забыл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Событие двадцатое
Было это давно и в Германии. Нашему сказали, что он может купить джинсы в магазине для молодёжи «Юнген моден».
Но у большинства наших сограждан способностей к языкам – никаких, как, впрочем, и памяти…
На улице он всех останавливал и спрашивал, где магазин «Гитлер югенд»?
Во Владивостоке пришлось практически весь следующий день пробыть. Поезд отходил на Хабаровск только вечером. Даже в кино сходил Иван Яковлевич. В том же самом «Золотом Роге» был ещё и кинотеатр, вот и удосужился, заглянул, чтобы понять, а что сейчас за фильмы снимают. Назывался фильм «ВОЛЧИЙ ХУТОР», на афише было написано: «По мотивам новеллы Тенети „Ненависть“ о контрреволюционной роли кулачества во время гражданской войны на Украине». Так хотелось уйти с этой гадости. Режиссёр Арон Штрижак-Штейнер не был Эйзенштейном, Лукасом тем более. Интересно было наблюдать за народом в переполненном кинотеатре. Они, как малые дети, переживали за героя и героиню, грозили кулаками кулакам и выкрикивали в их адрес угрозы. Плакали некоторые. Никто ни каких семечек не лузгал и попкорном не хрустел, все включились в борьбу с кулачеством и белогвардейцами. А ещё в зале было невозможно жарко и душно. Зал с невысоким потолком и без принудительной, а может и без естественной вентиляции. Прямо, когда это действо закончилось, то Брехт выполз из зала весь мокрый и с дикой головной болью. Явно угарным газом отравился. Вышел, а тут дождь. Мокрее не стал. Пришлось брать извозчика и ехать на квартиру конспиративную сушиться. Потом поел в ресторане. Давали жареную рыбу и уху, был четверг – рыбный день. Приготовлено было вкусно, так что даже не расстроился, что остался без мяса. После ресторана сходил на вокзал, когда билеты покупал, то договорился с начальником, что тот в два часа дня соединят его с Кузнецовым в Харбине.
Оставалось, чтобы окончательно завязать с железнодорожным прошлым, ещё два дела. Нужно было перетащить из Китая в Спасск-Дальний родственников. И это не только родственникам было нужно. Те два взвода, что достались ему от Особого колхозного корпуса ОКДВА, были наполовину из городских девятнадцатилетних пацанов сформированы, а на другую половину – из жителей Архангельской области. То есть, крестьяне из них вообще никакие. Неужели в аграрной стране не нашлось несколько тысяч нормальных парней из крестьянских семей? Радовало только то, что десяток человек из этих пятидесяти почти солдато-крестьян, умел ездить на тракторе и машине. Так, что добавить к этим пролетариям нормальных крестьян было не лишним. Командиры взводов были из крестьянских семей, но тоже со специфическими знаниями, один был из семьи пасечника и почти не разбирался в растениеводстве, а второй был из Астрахани, там его семья имела бахчу, выращивала арбузы и дыни. Брехт уже поговорил с местными и понял, что всё это вполне вызреет в этом климате, но сейчас нужно готовиться к посадке озимых, а знания по пчеловодству и бахчеводству тут вряд ли помогут.