Четвертый лорд (СИ) - Никонов Андрей

Послышался шорох, и из-за кучи мусора показалась острая мордочка. Нечто похожее на мышь, только на двух ножках и без хвоста, просеменило ко мне, обнюхало с ног до головы, заверещало. А потом подтащило кусок пустой упаковки и уселось на него. Словно крохотный уродливый человечек.

Через пару минут подошел второй, потом третий, его я только слышал, и вскоре вокруг меня собралось до полусотни этих уродцев. Они верещали что-то между собой, словно возле праздничного стола собрались побазарить. Росточку в них было едва ли пять сантиметров, но из-за того, что одежды на чахлых тельцах не было, смотрелись эти ребятки жутко.

Вдруг верещание стихло, что-то заслонило мне свет — крохотная лапка наступила на правый глаз, и в поле зрения показался еще один уродец, только толще и чуть крупнее других. Он потоптался на моей груди, периодически исчезая из поля зрения, потом успокоился, поднял корявую лапку и что-то пропищал. А потом погрузил лапки в глазницу, вырвал мне глаз, откусил кусок, забрызгавшись кровью и внутриглазной жидкостью, и громко зачавкал.

Нервные импульсы наконец-то пошли, когда мне догрызали правую щеку. Указательный палец на левой руке шевельнулся, он там и был один, от остальных только косточки остались, боль была сильно притупленной, словно по коже, которой на руках уже почти не было, скребли ногтем. Острым. И он становился все острее и острее. Внезапно, рывком все ощущения вернулись, я заорал, вскочил на ноги, придавливая какую-то тварь, дожиравшую мой мизинец, запрыгал на левой ноге, отдирая от себя вместе с собственным мясом мелких уродцев. Правая рука была еще более-менее цела, так что я хватал их, сжимал, ломая хрупкие косточки, швырял на пол — боль затапливала разум, но сознание еще кое-как держалось, сейчас весь мир был сосредоточен на крохотном пятачке пола технического коридора, где я старался прибавить еще немного к многочисленным трупикам, валяющимся вокруг.

Уродцы верещали, но не разбегались, а набрасывались на меня снова и снова, я наконец понял, почему — их предводитель, толстая мразь, висел у меня на ухе, сжимая хрящ в челюстях. Оторвал его, сжал в кулаке, и глядя прямо в бегающие глазки, с наслаждением раздавил, так, что кровь брызнула во все стороны, а потом покатал его голову в ладони, выдавливая мозги через пальцы.

Стоило расправиться с главным, как остальные сделались словно ватными, заторможенными, и я еще минут пять прыгал, давил в лепешки, разрывал пополам, отрывал крохотные головы, ручки и ножки, этих тварей набралось не меньше двух сотен, так что, когда боль окончательно сжала мозг в огненных руках, кто-то из них еще оставался в живых. Мне было плевать, я упал на пол, скребя оставшимися чудом ногтями по покрытию, и потерял сознание.

Я многое пропустил.

Сначала появился робот-уборщик, он аккуратно втягивал в себя мусор, отправлявшийся сразу на переработку, растерзанные и раздавленные тельца исчезали в широком сборнике. Туда же отправилась кучка мусора, за которым пряталась первая тварь.

Уборщик остановился возле меня, по размеру я никак не пролезал в приемник, так что появились специальные инструменты для измельчения, по острым краям проскакивали электрические разряды, робот хоть и был неодушевленным существом, но зарядка напрямую зависила от количества собранного мусора, а меня наверняка хватило бы надолго.

Я закончил бы свой жизненный путь в дезинтеграторе, но мне повезло — я еще кое-как был похож на человека. И если все, что не относилось к людям, можно было спокойно перерабатывать, то вот такими как я занимались только другие специально нанятые для этого люди, за это им платили кру, и вообще, на таких как я можно было найти много чего полезного. Одежду, коммы, имплантаты, деньги, наконец.

Трупы тут редкостью не были, так что процедура была отработана.

Через десять минут появились двое на гравиплатформе. Похожие друг на друга словно близнецы, вот только один из них был жизнерадостным, улыбался, а другой мрачно хмурился.

— Смотри, свежачок, — оптимист спрыгнул с платформы, потыкал в меня носком ботинка, — здесь очистим, и уборщику скормим?

— Погоди, — унылый достал из кармана щуп, — вдруг он живой. Бот все записывает, только неприятностей нам не хватало, как в прошлом году, когда девку вот так же скормили расщепителю.

— Зато какую ты сумочку своей подружке подарил, — напомнил оптимист.

— Она все равно сбежала, а начальник меня еще месяц дрючил за это, — парировал пессимист. И ткнул в меня щупом. Палочка тут же окрасилась в синий цвет. — Что я говорил, эта падаль еще жива. Придется везти в отдел. Давай, бросай его на платформу, и погнали, в пятом секторе полно работы.

— Почему я? — оптимист не возмутился, для порядка спросил, закидывая меня с помощью манипуляторов на шершавую поверхность, висящую в полуметре от пола. — Вечно ты главный.

— Потому что я и есть главный, — мрачный уселся рядом со мной, загораживая от уборщика, пробежался по остаткам одежды, — о, гляди, даже карточка осталась. Сколько там на ней, четырнадцать кру? Богатенький улов. И левый ботинок практически цел, отдадим старьевщику. Все, поехали.

Как скажешь, третий инспектор, — послушно ответил оптимист, залезая к нам.

Пока мы ехали в отдел, я умер, почти. Все чувства снова отрубились, я впал в кому и дышал, наверное, раз в минуту. Инспекторам на это было насрать, четырнадцать кру отлично делились на двоих, а вот на троих — не очень, и если отдать старшему по смене четыре, и он об этом узнает, то потом можно огрести проблем, а если пять, то оставшиеся девять разделить будет непросто, дробных кру здесь не водилось.

Лишний кру отвоевал для себя хоть и мрачный, но, как-никак, третий инспектор, а не пятый, поэтому оптимист тоже помрачнел, и на месте просто скинул мое тело вниз, на пол. От удара сердце снова забилось, я пошевелился, застонал, и тут уже вступил в дело протокол для живых.

Матерящиеся инспектора затолкали меня на другую платформу, попутно они выясняли, кто должен был меня удавить, пока мы сюда ехали, пятый инспектор оправдывался, что я уже был мертв, а третий — только орал, и ничего больше.

Он орал, пока мы ехали по каким-то коридорам, орал, когда в выеденный глаз мне засовывали трубку с раствором, орал, оставляя меня одного в тюремном медблоке.

Я этого ничего не видел и не слышал.

Расходники для медкапсулы стоили дорого, так что, когда старший смены пришел меня проведать, на мне уже висел долг в три тысячи кру. Зато кровь остановилась, и кое-какая плоть наросла на поврежденных местах.

— Не повезло парню, — крупный потеющий мужчина в белом похлопал по прозрачной крышке капсулы. — Еще и глаза нет, пятнадцать тысяч. Нет, сорок, пометь, что мы ставим ему биоимплант последней модели.

Стоящая рядом девушка с белыми волосами кивнула и черканула пальцем на электронном листе.

— Ну что, сколько там получилось?

— Двести пятнадцать тысяч, — блондинка мило улыбнулась. — Как думаешь, в отделе контроля прокатит?

— Куда они денутся. Пусть лежит, надо подумать, куда его определить. Вроде кто-то из Союза размещал на бирже запрос. Но нас это не касается, путсть отдел взыскания решает, что с этим огрызком делать. Повезло, что линка нет, никто не спросит. Ладно, пошли, еще два таких же лежат в соседнем боксе, с этим покончено. Стой, ты что сделала? Какого хрена ты реально провела биоимпы? И все остальное?

Собеседница захлопала ресницами, судорожно листая страницы на планшете.

— Отдел контроля, — выдохнула она, — со вчерашнего дня все идет сразу на исполнение. Только сейчас увидела пометку.

Старший смены выругался. Он орал, плевался, бил по капсуле ногой, хоть и без результата, тут нужен был заряд помощнее, зато мужику удалось расколотить стул. Обломком этого стула он так отмудохал девицу, что ей тоже светила медкапсула. Будь я в сознании, я бы улыбался, эти придурки только что засадили мне программу лечения на честных двести пятнадцать тысяч. И медкапсула уже начала осваивать бюджет.