Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения
Жандарм изучил паспорт при свете ручного фонаря, хотел уже вернуть, но вдруг засомневался. Присмотрелся, послюнявил палец и принялся рассматривать страницу за страницей, будто коллекцию редких марок или бабочек.
– Для немки вы чересчур разъездились, – проговорил он.
Его речь звучала коряво, неправильно.
– Для того и существует паспорт, – ответила Грета на безукоризненном, с парижским прононсом французском.
Флойд похолодел. Потянулся к колену Греты, осторожно сжал, сигналя: ради бога, помолчи!
– Рот вы разеваете чересчур, – указал жандарм.
– Удобное свойство – я ведь певица.
– Ну тогда бы и поучилась хорошим манерам, – ответил жандарм, демонстративно отдавая документ не ей, а Флойду. – Этот паспорт истекает в следующем году. При новом порядке трудненько будет получить новый. А особенно болтливым немкам. Так что научись вести себя прилично.
– Думаю, у меня не будет проблем с паспортом.
– Ну, посмотрим. – Жандарм кивнул коллеге и шлепнул ладонью по стойке окна. – Поезжайте! И вправьте своей подружке мозги.
Флойд вздохнул с облегчением, только когда переехал Сену, оставив блокпост за мостом.
– Да… интересненько, – сказал он.
– Шуты, – обронила Грета.
– Да, шуты. Но и с ними надо уживаться! – рявкнул Флойд, нервно дергая рычаг переключения скоростей. – Кстати, а что ты имела в виду, когда сказала «не будет проблем с паспортом»?
– Да пустяки. К слову пришлось.
– Ты сказала так, будто это вовсе не пустяк для тебя.
– Флойд, веди машину. Я устала и вовсе не хочу выяснять отношения.
Он повернул к Монпарнасу. Пошел дождь – сперва легкая морось, чуть размывшая, смягчившая городские огни; затем хлынуло вовсю, заставив людей поспешно прятаться в ресторанах и барах. Флойд попытался отыскать музыку по радио. Прокручивая, поймал мимолетом Гершвина. Когда погнал стрелку в другую сторону, решив найти его снова, не обнаружил ничего, кроме треска статики.
Флойд поднялся по лестнице с чемоданом Греты, отнес его в пустующую комнату рядом с маленькой кухней на втором этаже тетиного дома. Там было холодно, попахивало плесенью. Лампы или выдавали зыбкий, дрожащий свет, или не горели вообще. Как и сказала Грета, телефон не работал. Под ногами Флойда проседали доски пола, отсыревшие, начавшие гнить. Разбитое окно над лестницей было заделано куском гофрированной жести. Дождь барабанил по нему когтистыми нетерпеливыми пальцами.
– Положи мои вещи на кровать, – попросила Грета, указав на крошечную, похожую на скамью кушетку, втиснутую в угол комнаты. – А я пойду гляну, как там тетя Маргарита.
– Мне с тобой?
– Нет, – ответила она, немного подумав. – Но спасибо. Наверное, ей сейчас лучше видеть только знакомые лица.
– Я считал, что числюсь среди них.
Грета пристально посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Я гляну, нет ли чего поесть, – предложил Флойд.
– Если не хочешь ждать – не надо.
Флойд положил ее вещи на кровать, рядом – коробку с бумагами Сьюзен Уайт.
– Я никуда не еду – по крайней мере, пока не раздождится.
В дом их впустила девушка, снимавшая маленькую комнату на четвертом этаже, – француженка по имени Софи, стенографистка, в очках с диоптриями и нервным, лающим смешком, неизменно заканчивающимся фырканьем. Флойд окрестил ее про себя Заготовкой Старой Девы и тут же, выслушав рассказ Греты про нее, обругал себя за хамство.
– Она ангел, – сказала Грета, когда Софи ушла. – Покупает еду, убирает, пишет письма, ведет все тетушкины дела и притом исправно платит за комнату. Но Софи предложили работу в Нанси, и дальше откладывать переезд она не может. Хорошо, что до сих пор не уехала.
– И что, у тети больше нет родственников, кроме тебя?
– Тех, кому она небезразлична, – нет.
Пока Грета была у тети наверху, Софи показала Флойду кухню. Металлические эмалированные шкафчики были в идеальной чистоте, как и все прочее, – но полки их большей частью пустовали. Оставив намерение перекусить, Флойд сделал себе чаю и пошел в комнату Греты – ждать, глядя на трещины в штукатурке, на потеки и пятна, испещрившие полувековой давности обои. Откуда-то с другого конца старого дома доносились тихие голоса. А точнее, один голос, рассказывающий о чем-то.
Софи просунула голову в дверь и сообщила, что пойдет в кино с приятелем. Флойд пожелал ей всего наилучшего и послушал ее шаги по скрипучей лестнице. Входная дверь не грохнула, а слегка щелкнула – Софи притворила ее очень аккуратно.
Как мог тихо Флойд поднялся на следующий этаж. Дверь в спальню Маргариты была чуть приоткрыта, и голос Греты слышался лучше. Она читала вслух газету, сообщая тете последние новости парижской жизни. Флойд сделал еще шаг и застыл в ужасе, ступив на скрипучую половицу. Грета умолкла, затем перевернула страницу и продолжила чтение.
Флойд приблизился к двери и увидел сквозь щель: Грета сидела, заложив ногу за ногу, уложив на колено газету. За Гретой виднелась кровать. Тетя оказалась настолько исхудавшей, почти безжизненной, что постель выглядела совсем уж пустой. На ней всего пара бугорков и складок, словно ее заправили неаккуратно после сна. Лишь присмотревшись, можно было угадать под ворохом одеял очертания человеческой фигуры. Лица Маргариты из-за двери было не увидеть – его заслоняла спина Греты. Но виднелась рука – тонкая иссохшая веточка, выглядывающая из рукава ночной сорочки. Читая газету, Грета держала руку тети в своей, очень нежно и осторожно поглаживая ее пальцы. От этого у Флойда вдруг сжалось сердце, и второй раз за вечер ему стало стыдно.
Он отступил по коридору, избегая скрипучей половицы, и вернулся в комнату Греты. Нет, разве иссохшее существо на кровати может быть Маргаритой – живой, жизнерадостной женщиной, какую Флойд знал несколько лет тому назад? Прошло так мало времени. Разве могла она настолько измениться всего за год-другой?
Тетя заподозрила неладное, когда он принялся ухаживать за ее племянницей. И засомневалась еще сильнее, узнав, что он хочет затянуть ее в свой джаз-банд. Но потихоньку, со скрипом оба поняли друг друга, и прежний холод сменился странной дружбой. Часто, когда Грета отправлялась спать, Флойд играл в шашки с Маргаритой или говорил с ней о фильмах двадцатых и тридцатых – оба очень любили такие. В последние пару лет, а особенно когда Грета переехала на другой конец города, в свою квартиру, Флойд забыл о Маргарите. А сейчас жалость и досада затопили душу, словно собственная кровь вдруг вся превратилась в яд и начала жечь изнутри.
Желая отвлечься, он снова открыл жестянку с документами и осмотрел открытку, где были аккуратно подчеркнуты слова «серебряный» и «дождь». Если настоящим посланием и был «серебряный дождь» – хотя это ни из чего не следует, – что же он значит для адресата, для таинственного Калискана?
Флойд отложил открытку, когда в комнату вошла Грета.
– Я же сказала тебе: не жди.
– Дождь еще не кончился. И я решил снова пройтись по этим бумагам.
Он заглянул Грете в лицо – измученное, заплаканное.
– Как она?
– Еще жива, а это уже что-то.
Флойд вежливо улыбнулся и подумал, что, наверное, самым милосердным для всех было бы, если бы несчастная женщина умерла до приезда Греты.
– Я заварю чаю. Чайник еще горячий.
– Ты не против, если я вместо чая покурю?
– Да, пожалуйста, – ответил он, кладя открытку назад в коробку.
Грета закурила и с минуту молча тянула дым.
– Врачи называют ее болезнь обструкцией дыхательных путей, – сказала она наконец, затем затянулась еще раз и добавила: – Они имеют в виду рак легких, хотя прямо не скажут никогда. Утверждают, что ей уже никто не поможет. Вопрос лишь в том, сколько тете осталось жить. – Грета невесело рассмеялась. – Она говорит, это месть всех выкуренных сигарет. Просила меня бросить курение. Я ответила, что уже бросила ради голоса.
– Думаю, тут можно себе позволить немножко лжи во благо.
– Может оказаться, что рак совсем не от сигарет. Двадцать лет назад ее отрядили работать на оружейную фабрику. И многие женщины ее возраста серьезно пострадали из-за асбеста.
– Да, с ним было много проблем.
– Софи вчера говорила с врачами. Они дают неделю, максимум десять дней.
Флойд положил ладонь на ее руку, сжал:
– Прости. Я и не представляю, каково тебе. Если чем-то могу помочь…
– Здесь никто никому не способен помочь, – тоскливо сказала Грета и затянулась. – В том-то и беда. Каждое утро приходит доктор, чтобы сделать укол морфина. Это все, на что их хватает.
Флойд обвел взглядом унылую комнатку:
– Думаешь, тебе будет уютно? Мне кажется, ты не в том состоянии, чтобы оставаться здесь. Если пожелаешь тете доброй ночи и вернешься поутру, она и не заметит…
– Я остаюсь, – перебила его Грета. – Я сказала ей, что буду здесь.
– Я только предложил…
– Знаю. И не хочу показаться неблагодарной. Но даже если бы я не обещала тете остаться, усложнять себе жизнь я не хочу. Не то время.
