Александр Афанасьев - Свободное падение
Одно было хорошо – свободных рабочих рук теперь хватало, и совсем недорого. Люди работали фактически за еду, валюты соревновались между собой в стремительной гонке на дно, и вся жизнь самого начала двадцатых сводилась к одной меткой и хлесткой фразе из русского: есть нечего, да жить весело…
Девятое мая Алекс Сэммел встретил в самолете. Легкий «Pilatus PS-6», известный рыцарям плаща и кинжала еще по веселым временам во Вьетнаме, самолет, изготовленный в Швейцарии и предназначенный для взлетов и посадок на неподготовленные площадки в горах, а уже в России оснащенный крупнокалиберным «НСВ», стал их Росинантом,[22] перевозившим их от сайта к сайту. Сайтами – так на языке нефтяников называли кусты скважин, откуда либо тянулись трубы, либо нефть, – забирали огромные нефтевозы. Некоторые сайты работали вообще безлюдно, их проверяли время от времени команды, перелетающие с места на место на таких же вот «Пилатусах», а некоторые, наиболее крупные, были обитаемы. К ним были пристроены городки нефтяников, прикрытые со всех сторон пуленепробиваемыми щитками и мешками с песком HESCO. Нефтяники носили бронежилеты – это была не прихоть, а условия медицинской страховки, если тебя ранят или убьют без бронежилета – свои два миллиона долларов тебе не видать как своих ушей. Рядом с каждым таким обитаемым сайтом была легкая посадочная площадка, а так пейзаж представлял собой унылую, покрытую мхом, кое-где невысокими деревцами пустыню, кое-где разбавленную озерцами с темной, стоячей водой. Все то же самое, что и в Ираке, только холодно и вместо песка вся эта дрянь…
– Сэр, мы здесь не первые… – сказал один из гардов, летевших с Сэммелом в качестве и личной охраны, и инспекторов по безопасности, которые должны были проинспектировать сайт и дать свое заключение. Сэммел решил начать свою работу менеджером с полного облета всех без исключения объектов, какие были под его контролем, и определения их слабых мест. Любой профессионал ничего не оставляет на волю случая – вот и он хотел знать, в каком лукошке какие орешки лежат…
В начале полосы стоял самолет. Не «Цессна», какие обычно использовались в Ираке, – тот же «Пилатус», только двенадцатая модель, более комфортная. Небольшой, бизнес-джет, на одном турбовинтовом двигателе. Такие использовались в дурных местах, подобных Австралии, где не было нормальных ВПП и садиться приходилось где попало.
– Периметр чист, – доложил пулеметчик, не отвлекающийся от своей работы.
– О’кей, садимся…
На сайте и в самом деле оказалась еще одна инспекция. Главным был невысокий, коренастый, довольно молодой господин, который явно был менеджером, и не среднего звена, но носил, как и все рабочие, плотную робу темно-синего цвета с красными вставками и логотипом компании. Они с Сэммелом подозрительно уставились друг на друга, вспоминая…
– Я вас знаю? – спросил топ-менеджер.
– Вероятно, да, сэр. – Алекс Сэммел вспомнил. – Душанбе. Три года назад…
Менеджер принужденно рассмеялся, пригладил волосы. Мелькнули часы – Фредерик Констан, не хухры-мухры…
– Да уж, такое не забудешь. Я, кстати, вас и не поблагодарил тогда, верно?
– Это наша работа, сэр.
Менеджер повелительно махнул рукой.
– Перерыв, сорок минут. Можете пообедать.
С ним было человека три. Явно спецы в своих областях, инженеры высокой квалификации.
Они вышли на полосу, к самолетам, за ограждение. С Северного Ледовитого океана дул холодный, совсем не летний ветер…
– Черт, я у вас имя тогда не спросил… – сказал менеджер, щурясь и пытаясь закурить на ветру сигарету.
– Алекс Сэммел.
– Чандри Чакрапурта… – представился менеджер, – операционный директор «Бритиш Петролеум» по России.
– Региональный менеджер безопасности. А вы, сэр, сменили работу?
– Да… – индиец махнул рукой, – что-то мне перестало нравиться то, что происходит в Америке. Там победит кто-то один, или белые, или черные, или испанцы, но в любом случае Америка уже никогда не будет такой, как раньше. Да и платит ВР неплохо, как операционный директор, то есть директор филиала, я получаю больше, чем в «Эксон Мобайл» на должности вице-президента. Да еще эти чертовы налоги… Я, кстати, подал здесь заявление на гражданство.
– Здесь, сэр? – удивился Сэммел.
– Именно. Отдавать две трети жалованья этим ублюдкам, которые на эти деньги тащат в страну беженцев, создают им условия и занимаются всякой хренью, мне порядком осточертело… – Индус злобно выругался. – Здесь пока плохо, но я почему-то уверен, что будет лучше. И такого дерьма, как там, здесь нет. Я, кстати, учился в России, в Институте имени Губкина. Хорошее образование мне до сих пор помогает…
Сэммел вздохнул:
– Я сам русский. Правильно – Александр Самойлов, Сэммел это уже по паспорту. Родители уехали в США в девяностые…
Индус рассмеялся:
– Воистину – тесен мир…
– Да уж…
Они помолчали – как люди, которые искренне хотят поговорить и подружиться, но пока между ними мало общего для разговора.
– Сэр, я так понимаю, что мы здесь надолго, – сказал Сэммел. – Как вы оцениваете перспективы добычи?
Индус энергично взмахнул рукой.
– Отлично! Просто отлично! У русских была построена совершенно идиотская система налогообложения, при которой было невыгодно максимально выбирать нефть из скважины, наоборот, русские хватали то, что легко схватить, и шли дальше, при этом построив всю инфраструктуру. При их налогах и их запасах было выгодно поступать именно так. Мы натыкаемся на скважины, не выбранные и на двадцать процентов, как только дебит скважины начинал падать, они бросали ее и шли на другую. Им выгодно было показывать как можно большие затраты, чтобы не платить налоги, при этом добывать как можно меньше. Видимо, это было связано с коррупцией и неэффективностью государства. С нашими технологиями я уверен, что только по первой категории добьюсь как минимум пятидесятипроцентного извлечения запасов, а если применить технологии гидроразрыва, то можно дойти и до восьмидесяти процентов. Инфраструктура готова, ее только подремонтировать немного, кое-где переложить трубы – и можно работать.
– Если бы не терроризм…
Индус помрачнел.
– Да…
– Я намерен дать серьезный бой этим мразям, сэр, – сказал Сэммел.
– Я полностью поддерживаю, – решительно сказал индус, – полностью поддерживаю. Как только вспомню Душанбе…
– Ты еще не видел, что было потом…
– Я рад это слышать, сэр.
– Что от меня требуется? – перевел вопрос в реальную плоскость индус.
– Ну, прежде всего понимание и поддержка. С терроризмом не договориться, верно?
– Верно. У нас у самих в стране черти что творится. Эти ублюдки в Кашмире… на них давно пора сбросить атомную бомбу. Они не нападают на военных, они их боятся. Вместо этого они взрывают дома, школы, нападают на автобусы. Недавно вырезали больницу и сказали, что это угодно Аллаху. Что мы многобожники и наша смерть угодна Аллаху. А что творится в Пакистане, я уже не говорю. После того как американцы ушли из Афганистана, там сейчас настоящий ад.
Да уж… Они злобны и безжалостны, но в то же время наивны и просты как дети. Когда американцы были в Афганистане – можно было грабить караваны и конвои, продавать все это на рынке, требовать с американцев деньги за то, чтобы пропускать по своей территории караваны без обстрелов. И власти Пакистана – они тоже могли требовать денег, помощи оружием, военных инструкторов, «на борьбу с терроризмом», шантажируя взрывом террористической активности, дестабилизацией всего региона и тому подобными вещами. Но самое главное – американцы давали смысл жизни – джихад – и объяснение того, почему жизнь так плоха, почему они живут в грязи, в мерзости, в запустении, живут как скоты. А после того как американцы ушли, не стало ничего. Не стало денег, которые здесь еще отцы зарабатывали только джихадом, не стало врага, против которого можно было воевать. Самое главное – не стало объяснения, почему все так мерзко, страшно и убого, почему треть детей умирает еще до года, а через весь кишлак течет зловонный ручей нечистот, который тек и при отцах, и при дедах, и при прадедах. Не стало ни американских ботинок, ни американской одежды, которая удобна и годами не рвется, ни топлива, которое можно слить с обстрелянного бензовоза, ни доступного металлолома у американских баз, который можно собрать и сдать.[23] Осталось только то дерьмо, что вокруг тебя. Да сосед, который жаждет мести за какую-то историю столетней давности.
И выход только один. Либо жить как скоту, и подохнуть как скоту, в блевотине и отвращении к самому себе, в осознании собственной отсталости и убогости. Либо идти вперед. Вперед и вперед, туда, где еще можно взять что-то ценное, где женщины и дети, где мужчины, похожие на женщин, не готовые драться и умирать за свою землю и свои семьи, где протестовать и воевать способны только против своего государства, а главный протестный метод – уехать. Вперед, и только вперед, не слушая кличей и воплей, не прислушиваясь к голосу разума, трактуя Коран так, как нужно в данный момент, не хороня мертвых и не думая о живых. Вечное настоящее и вечная война, джихад до победы, светлое будущее в виде всемирного Халифата, в который никто не верит. И очередная страна, грабя которую можно прожить еще год, два, пять…
