Роджер Аллен - Кореллианская трилогия-3: Полет над бездной
Он стал восхищенно разглядывать непривычные и массивные элементы репульсорной камеры. Сама она представляла собой гигантский конус, установленный вертикально, высотой немногим менее километра, стены сверкают, словно из серебра. В основании конуса шесть конусов поменьше из такого же серебристого металла, каждый высотой свыше ста метров. Располагались они на равном расстоянии по кругу с центром на оси пирамиды. В самом этом центре — седьмой конус, вдвое выше остальных, но таких же пропорций. Входы в боковые камеры находились на окружности камеры, а вертикальные шахты в полу камеры соединялись с нижними ярусами, которые участники поисковой группы даже не начали исследовать.
И возле самого основания центрального конуса в середине этого гигантского сверкающего и неуютного пространства расположился их лагерь — неряшливый, примитивный, устроенный кое-как, через пень-колоду. По мнению любого представителя человеческой расы, дролла и даже вуки, лагерь представлял собой нечто несуразное. Ну, а дройду он казался просто нелепым.
Тут же находился и «Сокол». Чтобы попасть точно в нишу сверху, понадобилось недюжинное летное мастерство. Рядом с этим космическим аппаратом примостился и ховер герцогини Марчи. На бечевке, натянутой между расположенной в верхней части «Сокола» параболической антенной и штыревой антенной на крыше ховера, сушилось белье. Чтобы исключить возможность их обнаружения, Чубакка свел до минимума потребление энергии. Даже сушилка для одежды на «Соколе» была на время выключена. Рядом с кораблем и ховером были установлены складные столы и стулья. Туда же перенесли свои спальники и дети, которым надоела теснота «Сокола». Как всегда, дети устроились вместе: близнецы бок о бок, Анакин чуть поодаль.
С того места, где они стояли с Анакином, Кьюнайн мог наблюдать за остальными участниками партии. Джесин и Джайна что-то выносили из «Сокола». Чубакка, устроившись в складном кресле, копался с каким-то прибором. Оба дролла — Эбрихим и его тетушка, герцогиня Марча, сидевшие в дальнем конце стола, склонились над какой-то своей работой.
Дроллы, по обычным человеческим меркам, были довольно маленького роста. Эбрихим был ничуть не выше Джесина. Короткие конечности, довольно полные, если не сказать, толстые, покрытые густым бурым мехом. Как успел узнать Кьюнайн, людям эти существа казались плюшевыми игрушками. Некоторым из них было трудно воспринимать дроллов на полном серьезе, что являлось грубой, непростительной ошибкой. В действительности же обитатели планеты Дролл были здравомыслящими, толковыми, уравновешенными существами. Если Эбрихима можно было счесть, с точки зрения его соплеменников, несколько легкомысленным, то уж его тетушка была одним из самых серьезных и умных существ, каких только приходилось встречать дройду.
Несомненно, всем участникам партии последнее довольно тревожное открытие Анакина попортит немало крови и заставит поломать голову. Ведь задача группы — понять, как работает система управления репульсором. Как представлялось Кьюнайну, на плечи дроллов ложилась самая тяжелая часть работы.
Разумеется, кроме ожидания. Поскольку ждать приходилось всем.
— Ну, что же ты, Кьюнайн? — проговорил Анакин. — Чего ты встал как вкопанный? Шевели протезами!
Очередная загадка детской психологии. Сами они могут копаться и медлить, сколько заодно, когда их ждут, когда же этим «цветам жизни» приходится ждать, хоть малость, то их любая скорость не устраивает.
— Иду, Анакин. Одна нога здесь, другая — там! — отозвался дройд.
Поставив наземь ящик, который он извлек из недр «Сокола», Джесин поднял голову вверх и увидел Кьюнайна и Анакина, возвращавшихся в лагерь.
— Наконец-то. Появились — не запылились, — проговорил подросток. — А я-то уж думал: они никогда не придут. Теперь мы можем садиться за стол.
— Вот еще, — заворчала Джайна. — Пусть бы оба еще немножко погуляли. — Поставив ящик, девочка помахала рукой младшему брату, Тот ответил тем же.
— Ну, что же ты? — обратился к сестре Джесин. — Эти пайки из неприкосновенного запаса не такие уж и плохие.
— Да не такие уж и хорошие. Особенно, когда приходится есть их миллион раз подряд. А называются они неприкосновенными — эти запасы — потому, что к ним ни в коем случае нельзя прикасаться. Прикоснись к ним — и ты покойник.
— Ха-ха. До чего остроумно. Эту шутку я слышу от тебя тоже миллион раз. А мне она и в первый-то раз не очень понравилась.
— Что поделаешь? — согласилась Джайна с критикой брата. — Ничего нового тут никак не придумывается, ну хоть тресни.
— Что правда, то правда, — заметил Джесин. — Все одно и то же, ничего новенького.
Можно было бы сходить на корабль и посмотреть на судовой хронометр. Если бы не это и не настойчивое требование Чубакки есть и спать через определенные промежутки времени, ты ни за что бы не узнал, сколько времени они тут торчат. Свет в камере неизменно яркий — льется откуда-то сверху. В огромной этой пещере царит тишина. Слышны лишь их собственные шаги и разговор. Но стоит издать хоть один звук, как неизвестно откуда слышится множество слабых и далеких эхо. Словно осенние листья, они падают вниз, и шорох их слышится еще долго. Один звук сливается с другими: смех Анакина смешивается с ворчаньем Чубакки, жужжанием какого-нибудь механизма, стуком складного стула, ударившегося о стол, и негромкими серьезными голосами обоих дроллов, что-то обсуждающих между собой.
Когда же в лагере кипит работа и все заняты своим делом, то весь объем огромной полости наполняется негромкими, отражающимися от стен звуками, и камера репульсора кажется уже не такой мрачной и пустынной. Но стоит всем замолчать и перестать двигаться, как снова воцаряется тишина, которая звучит гораздо громче любого грохота: настолько странным кажется это место, настолько древними кажутся эти сверкающие чистотой серебристые стены, настолько чужим и исполненным неведомой энергией кажется все это исполинское сооружение.
Труднее всего приходится ночью — вернее, в тот промежуток времени, который они считают ночью. На ослепительной поверхности стен все еще отражается яркий, немеркнущий свет, а всем, кто тут находится, нужно ложиться на боковую. Дети забираются в свои спальники в тени «Сокола», Чубакка устраивается на своей койке на борту корабля, оба дролла размещаются на откидывающихся сиденьях в ховере тетушки Марчи, а Кьюнайн располагается на стенде для подзарядки своих батарей. Становится так тихо, что малейший звук, отражаясь от стен и сводов, слышится нескончаемо долго. Кашель, шорох, храп Эбрихима, детское всхлипывание во сне — все эти звуки словно уносятся куда-то в поднебесье, а затем медленно опускаются вниз.
«Едва ли это самый лучший образ жизни», — мелькнуло в голове у Джесина. Да и жизнь ли это? Скорее — ожидание чего-то. Все обитатели этой пещеры — даже Анакин — похоже на то, знают, что вечно — даже очень долго — так продолжаться не может. Где-то там, во внешнем мире, бушует война. Рано или поздно одна из сторон отыщет эту камеру, и тогда…
Что будет тогда, трудно себе даже представить.
— Веди себя прилично, Анакин, — одернула мальчика герцогиня Марча. — И перестань колотить по ножке стола. Ты производишь столько шума, а эхо, раздающееся вокруг, способно свести меня с ума. — Покачав головой, пожилая дама взглянула на своего племянника Эбрихима. — Признаюсь тебе честно, племяш. Никак не могу понять этих человеческих детенышей. Какую пользу извлекает Анакин из того, что он сидит, ссутулясь, как старый гриб, и барабанит ногами?
— Мне давно уже не приходилось общаться с ними, дорогая тетушка, чтобы дать вам исчерпывающий, научно обоснованный ответ. Однако отважусь заметить, что даже их родители порой не понимают цель поступков своих чад. Причем несмотря на то обстоятельство, что упомянутые родители некогда сами были детьми, — отозвался ученый-дролл.
— Признаться, меня это не очень удивляет. Полагаю, что и наши малыши могут доставить немало хлопот, но должна заметить, что не помню тебя таким же дурно воспитанным, как Анакин.
— Не смейте так разговаривать при нас! — возмущенно воскликнул Соло-младший. Эти дроллы хуже взрослых людей. Им только бы цыкать на малышню. — Я просто думал о своем.
— О чем это о своем? — поинтересовалась Джайна.
Ну все на него бочку катят, даже собственная сестра — и та туда же!
— О своем, и все тут! — нахмурился Анакин.
— В том, что ты думал, нет ничего плохого, — назидательно проговорила тетушка Марча. — Я уверена, что мир стал бы лучше, если бы мы все занимались тем же, что и ты. Но если бы ты смог думать и не шуметь, ты сделал бы нам большое одолжение. Договорились?
— Договорились, — отозвался мальчуган, все еще не сменивший гнев на милость. Но он понимал, что ему повезло: к нему перестали лезть с расспросами — где был да зачем. Если его станут расспрашивать и он скажет правду, то ему придется рассказать все. А если соврать и Джесин с Джайной уличат его во лжи, то будет и того хуже. Иногда братец и сестрица ничуть не отличаются от взрослых!
