Дэниел Моран - Последний танцор

И это были настоящие окна, не голограммы. Фриндж за минувшие годы стал куда менее опасным местом и рассадником преступности, нежели в былые времена. Это было неизбежно: те, кто больше всего пострадал во время Большой Беды, теперь умерли, а их дети, хоть и превосходящие крутизной родителей, пребывали, в отличие от последних, в достаточно здравом рассудке. Беспорядочная пальба по всему живому, возникавшая раньше по поводу и без, нынче сделалась редким явлением, и иметь окна вновь стало безопасным.

Единственную стену без окна украшал большой американский флаг.

Над столом висела плоская любительская фотография яхты, которой когда-то владел хозяин дома.

Экран в углу был настроен на заседание правления «Электроник тайме», вторая голограмма, рядом, показывала сцены из «Ньюсборд». Эпизоды бунта — горящие машины, погромы, стычки с миротворцами — один за другим сменялись на экране.

По иронии судьбы, уличные беспорядки, приуроченные ко Дню независимости, во внутреннем мире становились все более ожесточенными, в то время как в пределах Фринджа постепенно сходили на нет. Макги видел только одно горящее здание.

— Это было восхитительное зрелище, — сказал Дивейн. — Новостные Танцоры, даже из числа номинированных, то и дело сбегали из зала во время награждения, чтобы посмотреть, как проходят бунты.

Старик рассеянно кивнул.

— Вас не огорчило поражение?

Дивейн отпил кофе с бренди, приготовленный ему Макги, и улыбнулся:

— Так, немного, говоря по правде. Награда затруднила бы мне возможность работать анонимно. Да и вообще, я редко берусь за художественные материалы. — Он задумался, может ли Макги представить себе, как сильно он хотел проиграть? Вслух же заметил: — Хотя премия сама по себе штука неплохая.

— Пять тысяч кредиток, верно?

— Это далеко не все, Макги. Лауреатам платят по более высоким расценкам. И даже не столько за работу, сколько за право поставить его имя на первой странице. За год я заработал бы в несколько раз больше премиальной суммы.

— Вам точно не обидно? Дивейн помотал головой:

— Нет. Но кто знает, что принесет будущее? Небольшой запас кредиток никогда не помешает. Макги ухмыльнулся:

— Вполне с вами согласен. Я сам за свою нелепо долгую жизнь разорялся чаще, чем хотелось бы вспоминать. — Он помолчал, потом неожиданно спросил: — Чисто из любопытства, сколько вам лет?

Дивейн даже глазом не моргнул:

— Сорок семь.

Макги покачал головой:

— Неправда. Я как-то упомянул Боба и Рея в разговоре с вами, и оказалось, что вы о них знаете. Никто из тех, кто не слышал их выступлений, не помнит о них сейчас.

Дивейн без труда вывернулся:

— Послушайте, Макги, у вас удивительно подходящий для новостного Танцора склад ума: вы всех подозреваете. На самом деле все очень просто. Я как-то проводил исследование в архивах Техасской театральной комиссии и постоянно натыкался в старых документах на имена Боба и Рея, считавшихся в то время одним из лучших комических эстрадных дуэтов.

— Пусть так. Но вы и в других случаях реагировали аналогично. Вы помните слишком многое из того, что помню я. Вы помните вещи, которые не может помнить человек не моего возраста. — Макги пожал плечами. — Так что не рассказывайте мне сказки. Я сам трижды прошел экспериментальный курс омоложения, без которого такие, как мы, давно бы загнулись. Мне просто хотелось узнать, где то же самое проделали с вами? Взять, например, вашу кожу. Ни морщин, ни складок, ни обвисания, да и суставы на руках как у мужчины во цвете лет. Кто бы ни потрудился над вами, результат меня впечатляет.

— Приятно слышать, — вежливо наклонил голову Дивейн, после чего резко сменил тему: — Я очень благодарен вам за копию проекта решения МКР снова начать стерилизацию занятых на Общественных работах. Этот материал здорово помог мне в написании статьи.

— Нисколько в этом не сомневался, — кивнул в свою очередь Макги, демонстрируя тем самым, что не настаивает на продолжении предыдущего разговора. Когда он снова заговорил, его голос звучал мрачно. — Это было глупейшим решением, Уильям. Мы близки к тому, что Миротворческие силы перестанут называть мятежи беспорядками, а назовут их восстанием. Всего лишь год отделяет нас от празднования Трехсотлетия, а Министерство возвращается к самой непопулярной мере по контролю за рождаемостью из всех, какие только видела Оккупированная Америка. У одного из моих официантов сестра была на Общественных работах. К сожалению, я не знал об этом, иначе просто заплатил бы долг и освободил девушку. К тому времени, как он обратился ко мне, было уже слишком поздно — они ее стерилизовали. И мне наплевать, что там утверждают чинуши из Министерства. Я знаю, что этот чертов якобы безвредный для организма трасформирующий вирус, который они используют, убивает людей.

Уильям Дивейн согласно кивнул:

— Должен сказать вам, что и я не жду ничего хорошего от будущего лета. Это будет плохим временем для Земли, а особенно для Северной Америки.

Макги поднялся из-за стола и подошел к окну, держа в руке открытую банку пива. Дивейн подумал, что он забыл о нем, поскольку не сделал ни глотка с тех пор, как откупорил жестянку.

— Вы в курсе, что я теряю деньги на этом ресторане и гостинице?

— Да.

— Люди считают меня богатым. — Макги фыркнул. — Фринджу нужны эти заведения, вот я и держу их. Отель предоставляет помещение для того, чтобы Макуты и Храмовые Драконы вели переговоры. Это нейтральная территория, которой они нигде больше не найдут. Ресторан — просто спокойное место, куда люди могут прийти и посидеть, зная о том, что их не побеспокоят. В пределах Фринджа, Господь свидетель, такие заведения по пальцам одной руки пересчитать можно.

Дивейн на этот раз воздержался от комментариев.

— Сам Неуловимый Трент частенько сюда захаживал. До того, разумеется, как выбрался из Фринджа и стал знаменитым. Дивейн заинтересовался:

— Вы никогда об этом не говорили. Вы его знали?

— Близко — нет. Он тогда был таким же подонком, как все остальные.

— Из этого можно выжать что-нибудь для статьи?

— Едва ли. Не берите в голову, просто к слову пришлось. Дело в том, Уильям, что в последнее время я начал отказываться от заданий Министерства. Меня уже тошнит от этой работенки. Да и раньше, честно говоря... Особенно когда задания поступали из Отделов спецопераций и технологической оценки. Как правило, они обращались ко мне, когда какой-нибудь геник вырывался из-под контроля и его надо было срочно найти и остановить. Между прочим, меня ни разу не пытались нанять, чтобы прикончить беглеца. Если один из них погибал в ходе преследования, что случалось крайне редко, заказчики оставались весьма недовольны. Сомневаюсь, что они опять решат воспользоваться моими услугами. На прошлой неделе я отказался от работы, которая... — Макги запнулся на середине фразы и искоса бросил на Дивейна подозрительный взгляд. — Не важно, это детали. Политическое дело и крайне щепетильное. Я ведь раньше никогда не отказывался от работы по политическим мотивам. Боюсь, что мой отказ их сильно разочаровал. И не удивлюсь, если их разочарование выразится в каких-то конкретных действиях. — Макги в упор посмотрел на собеседника. — Я вел записи обо всех операциях, которые проходили с моим участием по заданиям Министерства. Более того, я сохранил эти записи, хотя дважды давал подписку о неразглашении, согласно подзаконным актам сорок восьмого и пятьдесят четвертого годов.

— Вы отдаете себе отчет, мистер Макги, что, всего лишь рассказывая мне об этом, вы уже совершаете государственную измену? — тихо произнес Уильям Дивейн.

— Я готов продать свои дневники, — невозмутимо продолжал Макги, пропустив мимо ушей слова журналиста.

— Я вас внимательно слушаю.

— Мне нужны наличные.

— Сколько?

— Десять тысяч.

— В ваших материалах найдутся сенсационные факты?

— По меньшей мере один. Но и все остальное представляет собой весьма ценную информацию к размышлению. Попадается такое, о чем вы нигде больше не узнаете.

Уильям Дивейн посмотрел ему прямо в глаза и уверенно объявил:

— Продано. Так о чем там речь?

— Хорошо, — медленно произнес Макги. — Вы когда-нибудь слышали о хронокапсуле в виде шара, найденной в Швейцарских Альпах в семьдесят втором? И о парне, обнаруженном внутри?

Пассажирский шатл перенес его в Ирландию через Атлантику быстрее чем за час.

В затемненном салоне Уильям Дивейн просматривал записи Макги. Это действительно был на редкость любопытный материал, отражающий сорокалетнюю работу старика на Отдел спецопераций и другие департаменты МКР. Дивейн сильно сомневался, что заполучил полное описание всей деятельности Макги на этом поприще. Старый лис наверняка тщательно отредактировал дневники, прежде чем продать их ему. С другой стороны, Дивейн был почти уверен в том, что все купюры сделаны по чисто личным мотивам — с целью обезопасить себя и, может быть, еще кого-то из действующих лиц.