Федор Березин - Покушение на Еву
Итак, разведка была произведена, и она оказалась не напрасной. Александр, сопротивляясь внутреннему давлению, жаждущему физического действия, лихорадочно работал помещенным в череп логическим устройством. Он прикидывал свои шансы на очередную удачу. Шансов не было, но в случае окончательной потери контакта сейчас они вообще отсутствовали. Однажды он уже был инвалидом, он не хотел становиться им снова даже более, чем мясным рагу, но вряд ли калеки живут в этом мире долго, поэтому однозначно имелось два варианта ответа, как в простой тестировочной таблице. Отступить теперь, когда ему так старательно улыбался случай, значило проиграть стратегически. Он пошел дальше.
Он нашел небольшие пятна крови, затем он обнаружил солидное пространство поваленного кустарника. Всюду было множество кровавых брызг, а на земле три лужи запекшейся крови. Александр не знал, сколько крови положено иметь смилодону, и сколько ее уже вылилось, и какое для жизни ее количество ему опасно потерять. Возможно, зверь собирался здесь умирать, а может статься, он намеревался отлежаться и прожить до старости, лакомясь человечиной. Ответов на все это не было. Оставались вопросы. Один из них предполагал выбор оружия. Подчиняясь скорее стенаниям по прогрессу в этом статичном мире, чем логике, Александр сделал перемену: он взял в руки лук и закинул копье за спину.
Было трудно смотреть одновременно вперед и вниз, где багряные пятна указывали направление, и при этом еще оставаться бесшумным, но альтернативы не проглядывалось, и он просачивался вперед, усердно напрягая все органы чувств. Он сделал только одну остановку, справляя внезапно подкатившую потребность, но и при этом его слух продолжал жить ожиданием крика птицы или еще чего-нибудь, выдающего смилодона. Единственное, чему он потерял счет, было время. Но на каком-то этапе эти не имеющие конца кусты оборвались. А там, на открытом пространстве, местная фауна уже вовсю приветствовала появление тигра: кудахтало семейство потревоженных диких куриц, взвилась вверх целая стая мелких пернатых, кто-то верещал на ближайшем дереве и уносился вдаль одинокий мелкий парнокопытный. Саблезубый не реагировал на эти знаки почтения, он шел медленно, тяжело перемещая свое поврежденное туловище, и, видя теперь его целиком, Александр знал, что далеко он не уйдет. Наконец-то Александр ощутил себя настоящим охотником, добыча была на виду. Он перешел на бег. Пот лился по его не слишком похожим на мышцы культуриста выпуклостям, но эти не внушающие доверия со стороны мускулы имели под собой тренированные, чуть ближе генетически связанные с обезьянами сухожилия, привыкшие работать не в спортивном зале для развлечения, а на износ – в мире однозначных побед и поражений.
Дистанция быстро сокращалась: несмотря на видимые усилия, саблезубый не смог ускорить свое неторопливое движение. Александр приостановился и пустил стрелу. Она поразила зверя в заднюю часть, заставив его резко дернуться и взреветь. От его голоса кровь остановилась, но человек, воспользовавшись заминкой при попытке зверя избавиться от костяного наконечника, послал в него два последних оперенных привета. С копьем в одной руке и топором в другой он продолжил сближение, но раненый хищник не желал принимать бой, он уходил. Даже с человеческой точки зрения он действовал вполне понятно: не всегда размеры определяют первенство, большинство из людей, увидев крупного паука, готовы бежать со всех ног, хотя соотношение масс и размеров являет собой четырехзначное число, а саблезубого преследовал назойливый, опасный зверь, могущий поражать на расстоянии.
Александр закрепил на спине лук, слишком много времени потратил он, изготавливая это подобие будущего грозного ручного оружия. Он не знал, чем кончится сегодняшняя битва, но нельзя было усугублять грядущее положение, выкидывая в настоящий момент бесполезное устройство. Он взвесил в руке топор и снова с сомнением водрузил его на поясе: в прошлом сражении копье показало свою воинственную сущность, действуя вполне независимо, ну а теперь оно сжималось грубой ладонью и толстыми когтистыми пальцами. Сближение продолжалось. Когда до саблезубого осталось шагов двадцать, он взревел и обернулся. От этого громоподобного рева Александр замер, словно наткнувшись на невидимую стену, замешательство длилось мгновение, но оно было, и смилодон его уловил. Смилодон решил дать этому обнаглевшему преследователю урок и развернулся, готовясь к прыжку. Александр, подобно греческому пехотинцу бесчисленных войн будущего, шествующему к противнику в составе фаланги, поднял копье повыше, однако его не подпирали с боков товарищи-рекруты, а сзади опытные многошрамные ветераны. Тигр не был уверен в успехе, он привык нападать из засады, с тылу, бесшумно пробегая в полосе невидимости хотя бы первые метры и чувствуя мордой встречный ветер с манящим, возбуждающим аппетит запахом. Теперь, после получения стольких ранений, ему стало не до еды, а убийство для развлечения не слишком практикуется в животном мире. В результате этих и еще бесчисленных подсознательных причин оба противника оказались в замешательстве, между ними возникло почти телепатическое взаимопонимание, и психологическая неуверенность каждого породила нервное напряжение, действующее наподобие цепи обратной связи усиления: внутренняя натуга перехлестывала барьеры и требовала немедленного выхода вовне, однако выбор драки или бегства оставался прерогативой сознания. Александр находился в зоне смертельного двойного прыжка, и громадная кошка уже шипела, выставляя вперед два матовых кинжала, не имеющих ножен, когда ее более чувствительные, чем у пришельца из будущего, слуховые каналы уловили дополнительный опасный фактор. Зверь остановил почти готовое взлететь туловище и стал пятиться, припадая к земле. Это действие усилило уверенность человека, и он подвинулся совсем близко. Короткое копье находилось уже в полуметре от хищника, готовился удар, однако произвести его в таком положении не представлялось возможным, руки находились в максимально вытянутом положении: тело невольно держалось на предельной дистанции от самонаводящихся ножей, нужно было отвести оружие назад и сделать резкий выпад, напирая всем весом, однако вероятность пробить толстый череп этой биологической охотничьей машины заточенным вручную камнем была сомнительной, а достать другие части тела из этого положения тоже не представлялось возможным. Ситуация приобрела статически неразрешимое состояние. Однако тот, неизвестный Александру, фактор становился для смилодона все более явным. Хищник продолжал отступать, и Александр уже несколько осмелел, хотя страшная, дышащая смрадом пасть на столь малом расстоянии внушала ужас, но те далекие психотренинги не пропали даром. Однако момент, когда саблезубый внезапно сменил тактику, оказался жестким сюрпризом. Он надвинулся подобно шквалу, и примитивное копье, словно зубочистка, вклинилось между его клыками. Острый наконечник, войдя в десну, несколько остановил наступательный порыв, и зверь тряхнул головой, освобождаясь от преграды. Александр держал копье очень крепко, его потащило в сторону. Освободиться копье уже не могло, поэтому прочное дерево стало действовать подобно рычагу, и, когда Александр со всего маху упал на живот, рычаг сработал. Он переломил один из громадных клыков, используя другой в качестве опоры. Саблезубый взревел, теряя свое возникшее преимущество, а Александр уже откатывался в сторону, задыхаясь от спешки.
Затем человек прыжком поднялся на ноги и метнул в оголенный бок зверя свое, еще не потерянное, оружие, теперь он опасался ближнего боя. Копье вошло совсем неглубоко, видимо, не причинив этим своим действием особого вреда, оно даже не отвлекло тигра от предыдущей боли. Александр достал топор и замер в нерешительности: разъяренный смилодон крутился на месте, сминая траву подобно смерчу, приблизиться сейчас было явным самоубийством.
И тут на голое плечо Александра легла волосатая рука. И тогда лавина ужаса накрыла его с головой.
* * *Солнце уже садилось, когда восемь уставших, но очень счастливых мужчин внесли в становище два шеста, представляющих собой наспех сломанные деревца, а к ним за лапы был прикручен жалким подобием веревок мертвый саблезубый. У него был обломан правый клык, а в боках и брюхе имелось неисчислимое количество проколов от копий, стрел и топоров. Уставшие мужчины часто останавливались, чтобы передохнуть и привести в порядок подкладки из кожи, сделанные для того, чтобы ноша не слишком врезалась в плечо.
Александр валился с ног от пережитого приключения, но душа у него пела: они все-таки пришли к нему на помощь, эти недоформированные люди, с меньшим весом мозга и недоделанной челюстью, но – несмотря на это – могущие дать большинству дальних потомков сто очков форы в человечности и смелости. А отломанный клык смилодона Бедуин выпросил себе и долго восхвалял подвиг Александра по этому поводу, потому что благодарить прямым путем было не принято – в этом мире все были равны и никто никому не был должен или обязан, еще не появилось стяжательство и рабство.
