Аарон Оллстон - X-Wing-7: Ставка Соло
Иансон сказал: — Чтобы удостовериться, что ты запомнишь это маленькое приключение, мы приготовили тебе подарки. Конфеты со вкусом бакты. Выпивка со вкусом бакты. Сыр с тем же самым…
Шалла сказала: — Мы с Тайнером разработали для тебя инструкцию. Она называется «Как вовремя пригнуться».
Воорт саБинринг стирал с себя розовато-оранжевую слизь и негромко похрюкивал. Он был рад вернуться домой.
* * *Третий звездный дождь расцветил холодное небо над северным полюсом Саффалора. Нескольким болидам удалось долететь до поверхности, остальные сгорели в атмосфере, оставив длинный огненный росчерк. А те, кому хватило массы, из метеоров стали метеоритами и выбили в плотном невозделанном грунте кратеры.
Правда, кое-кто спустился легко, воспользовавшись антигравитационными двигателями, хотя мягкой их посадку трудно было назвать; сначала приходилось уворачиваться от прочих «участников движения», а репу ль-соры включились метрах в двух над землей.
Но в эфире стояла тишина, никто не ругнулся, не охнул, не высказался, не прошелся по адресу менее ловкого соседа. Пилоты хранили молчание.
Трое летели на ДИ-перехватчиках, самых смертоносных кораблях из малого флота Империи, остальные предпочли «крестокрылы» с дополнительными топливными баками под плоскостями.
Мин Дойнос размышлял об опасности подобных проникновений на вражескую территорию. Они чересчур скучны, поэтому легко отвлекаешься по пустякам, и слишком опасны, поэтому с них можно и не вернуться. Бреющий полет сам по себе вовсе не так прост, как о нем принято думать. Конечно, сначала они полетят над тундрой, замерзшей землей и ледяными полями, но потом начнутся холмы, может даже попасться по дороге какой-нибудь завалящий горный хребет. Комлинки у всех отключены, вся надежда на сенсоры и собственную внимательность.
Мин Дойнос решил сделать ставку на радар. С ним проблем не возникнет. Раньше Мин был снайпером в специальном подразделении кореллианскоЙ армии и умел долго концентрировать внимание на мишени. От этой способности зависели другие жизни, Мин очень хорошо владел этим искусством.
С карьерой снайпера он все-таки распрощался. В один прекрасный день Мина начало грызть подозрение, что он поступает неправильно, поступает нечестно. Да, каждая его мишень хотела забрать невинную жизнь — порой множество невинных жизней, — но тот факт, что он никогда не давал им и одного шанса, до сих пор занозой сидел в сердце.
Вербовка в звездный флот показалась ему решением. Он доказал, что сноровки у него — хоть отбавляй, да и должная техническая подготовка имеется. Моральных терзаний Мин не испытывал, теперь его противник получил возможность стрелять в ответ. Дойнос быстро поднялся по служебной лестнице, набирая очки и продвигаясь в чинах. Через год он уже ходил в лейтенантах, а вскоре после этого радостного события его временно произвели в бревет-капитаны. Будущее обещало быть безоблачным…
… до трагедии на Граване IV. В засаде на необитаемой планете, которая никому и даром была не нужна, погибла вся эскадрилья, кроме Мина. На карьере осталось пятно, которое Дойнос и не надеялся счистить. А в душе образовалась такая рана, что он даже и не задумывался о возможности ее залечить..
Мин поднял забрало шлема, прижал ладонь к глазам. Он не хотел ни вспоминать, ни думать о Граване. И не мог позволить забыть. Мин сражался с собственной памятью, как с врагом. Если не воевать, мысли никогда не оетавят его в покое. А еще необходимо помнить о самоконтроле, чтобы никто не заметил его слабость.
Дойнос посмотрел на поля вечной мерзлоты, которые проносились под брюхом машины, уныло подмигнул собственному отражению в колпаке кабины. Он потерял подчиненных, товарищей и друзей. Он потерял эскадрилью, ее распустили, хотя приказ звучал глупо — распускать было некого. Он потерял даже рассудок и чуть было действительно не загремел под присмотр санитаров и психиатров.
С новыми товарищами ему повезло; несмотря на его отчаянное и порой героическое сопротивление, им удалось выдернуть Мина из объятий черной депрессии. Они заставили его взглянуть на жизнь как на нечто привлекательное, вынудили снова думать о настоящем, а порой и о будущем.
Мин Дойнос опустил светофильтр на лицо и уставился на приборы. Если сейчас он с разгона врежется в склон холма, о будущем придется забыть.
Ладно, все хорошо. Перед ним два пути… если предположить, что его не убьют раньше, чем он пойдет по одному из них, О первом пути он постоянно думал с тех пор, как лишился эскадрильи. Можно перевестись в разведку, а можно и вовсе уволиться, чтобы ничего не мешало выслеживать тех, кто виноват в гибели его пилотов.
Инири форж права. Жажда мести — неодолимый стимул. Желание отомстить, мечта о справедливом возмездии никогда не покидали Дойноса. Он просыпался, и они ждали его, напоминали о себе, пока он был на службе, и приходили пожелать доброй ночи, когда он ложился спать. А когда им этого было мало, они навешали Мина во сне. Дойнос знал: если ему доведется отыскать тех, кто виноват в его бедах, увидеть их в рамке прицела лазерных пушек или снайперской винтовки, он-спустит курок или нажмет на гашетку, не мучаясь угрызениями совести, без колебаний и малодушия. Чего бы ему это ни стоило.
Даже жаль, что два главных действующих лица уже мертвы. Адмирал Апвар Тригит спланировал операцию. Лейтенант Тара Петотель обеспечила его необходимыми данными. Петотель умерла на борту «Неуязвимого», сам Тригит отправился на тот свет чуть попозже, когда решил сбежать с гибнущего корабля, но по дороге наткнулся на Дойноса.
Но оставались другие. Имперские оперативники, которые снабдили Петотель документами и легендой для проникновения в штаб флота. И те, кто гарантировал ей безопасный переход из контролируемого Новой Республикой пространства до «Неуязвимого». Сто восемьдесят первая летная группа, которая теперь по непонятной причине служит военачальнику Зсинжу, тоже участвовала в той засаде. Список тех, кому придется умереть, очень длинный.
Но порой Мин не хотел становиться орудием смерти. Все чаще и чаще он принимался размышлять о второй дороге с перекрестка, на котором он прочно застрял. Он играл с этой мыслью с тех пор, как вышел из ступора. Остаться в армии, вновь построить карьеру, завоевать уважение и доверие — зажить собственной жизнью.
Его любила женщина по имени Фалинн Сандскиммер. Мин понятия не имел, испытывал ли он ответное чувство, не знал, сумеет ли он когда-нибудь вообще чтото чувствовать, кроме ненависти. Но Фалинн привлекала его, она заботилась о нем и напоминала, что Мин тоже может быть нормальным. В прямом смысле этого слова. Фалинн тоже погибла в сражении с «Неуязвимым» — до того, как Мин успел сказать ей, что, кажется, начинает в нее влюбляться… А теперь…
Мин посмотрел на приборы. Все истребители на радаре выглядят одинаково, но огонек, который обозначал «крестокрыл», летевший следом за Призраком-1, казался теплее и ярче других.
С Ларой они почти не разговаривали. Нельзя же считать задушевными беседами пару-тройку советов. Или одну совместную миссию, во время которой Мин спас Лару от похищения. Или треп в кают-компании и попойку на увольнительных.
Пусть они мало времени проводили вместе, зато Лара безраздельно царствовала в его мыслях. Умная, рассудительная, красивая… и скрытная: казалось, она не слишком привязана к жизни, которую бросила ради полетов. Двери, ведущие в детство на Альдивах, Лара держала накрепко запертыми на большой амбарный замок.
Кое в чем они с Ларой были похожи. Оба сторонились толпы, оба были отрезаны от прошлого, оба понятия не имели, как жить дальше. Мин сочувствовал девушке, понимал ее одиночество. Они были очень похожи.
Но если один из них не предпримет определенных шагов, ничего не получится. Лара так никогда не узнает, что он думает о ней и что чувствует.
Не знает и не должна знать, подсказал Мину внутренний голос. Не порть девушке жизнь, хватит того, что ты испоганил свою. Лучше разберись с собственными проблемами. Сделай решительный шаг. Уйди в отставку. Выследи врагов. Расплатись по счетам.
Вот так. Никого нельзя заставлять жить чужой жизнью. Подманить, дать надежду, а когда зов мести вновь раздастся в твоей голове, бросить. Лучше вообще не трогать, оставить в покое сейчас.
А вдруг он сумеет предложить Ларе что-нибудь? Вдруг она сможет стать будущим для него? О, ну надо же! Ты наконец-то воспользовался тем заржавленным, неисправным прибором, который по недоразумению называешь своими мозгами. Мин вздрогнул. Слова произнес Тон Фанан, из всех Призраков так изысканно изъяснялся только он. Тон Фанан, который погиб несколько недель назад. Который тоже решил, будто у него нет будущего, и, может быть, умер именно потому, что не нашел сил жить дальше.
Так-то оно так… У Мина есть будущее, у Тона — нет. У Мина есть шанс перечеркнуть его и отдаться жажде мести, а затем, возможно… возможно!., вернуться, если останется жив. А еще можно просто жить. Что значит — прилагать еще больше усилий, чем раньше.