Владимир Брайт - Москва никогда
Для начала разделался с главным боровом, затем порешил недостающую пятерку толстомордых, раскормленных хряков. Свиноматок подстилочных не тронул – не воюют нормальные мужики с бабами. Когда все закончилось, не обращая внимания на визги и панику, вытащил из сумки бутылку непочатой водки, бросил орудие убийства рядом с последним трупом и беспрепятственно вышел на улицу…
Седой двадцатишестилетний джентльмен в забрызганном кровью костюме сидел на ступеньках солидного учреждения и, словно последний алкаш, глушил из горла водку, совсем не пьянея. Ему было некуда торопиться. Впереди «светил» громкий судебный процесс, пожизненный срок («вышку» снова введут лишь через три года в 2019-м), восемнадцать лет зоны с ее волчьими законами, прозвище Магадан, крушение привычного мира, нашествие диких тварей и год работы водителем-механиком в мобильном подразделении Флинта.
Много воды утекло с тех памятных пор. Так много, что не сосчитать. Жизнь кромсала, ломала и кидала его из стороны в сторону. Но ни тогда, на крыльце, ни – тем более – после ни о чем не жалел сухопарый сорокашестилетний зек с лицом и глазами древнего старика.
Ни о чем кроме одного.
Что они с Любой, Любонькой, Любашей так и не успели сына родить…
Глава 12
Два разговора. Первый
21.45 по восточноевропейскому времени
Шахматные фигуры спокойно лежат в коробке лишь до тех пор, пока их не вытащат, чтобы расставить на доске. После чего начинается битва не на жизнь, а на смерть. Где есть лишь две стороны – своя и чужая, и ни о каких компромиссах речь уже не идет. Все предельно ясно: не убиваешь ты – убивают тебя.
Без понятия, какими фигурами были мы: белыми, серыми, черными или красными. И, по большому счету, не хочу знать. Мне вполне достаточно того, что однажды я выбрал сторону, встав под знамена Карпа. После чего уже никогда не менял короля.
Да, он был несовершенен, как и все люди. Порой ошибался, действуя с позиции личных интересов. Но солдаты, присягнувшие на верность отчизне, не рассуждают, что хорошо или плохо. Родина вырастила их, выучила и воспитала, сделав людьми. После чего послала защищать свои рубежи либо расширять их за счет других государств. Неважно, какими мотивами было продиктовано это решение. Основная задача воина – с честью выполнить свой долг. Остальное вторично.
Карпин был для меня чем-то наподобие Родины, которой остаешься предан, несмотря ни на что. Поэтому я слепо шел за ним, а Морж и команда следовали за мной.
По крайней мере, так было до тех пор, пока очередная интрига хитроумного комбинатора не сокрушила основы основ, поколебав мою веру в человека, большую часть своей сознательной жизни почитаемого мною, как отца…
– Что ты знаешь об Ушедших? – неожиданный вопрос Карпина застал врасплох.
– Вышедшие из-под контроля андроиды, сбежавшие от хозяев, – честно говоря, у меня не было времени и желания забивать голову такой ерундой. – Если не сдохли, прячутся где-то в лесах.
– И все?
– В общих чертах, да. О них почти ничего не известно. Сбой в генетическом коде и уход от людей – голые факты. Остальное – нелепые домыслы.
– Хорошо жить в неведении, – в его голосе сквозила усталость. – На самом деле все намного сложнее. Отступники не просто ушли и пропали. Они научились манипулировать стихийными массами кадов. Совершили то, на что у людей не хватило сил, времени и ума.
Если он говорил правду (а врать не было никакого резона), у остатков выжившего человечества не было шансов. Одно дело – сдерживать неорганизованные толпы монстров, судорожно пытаясь найти выход из тупиковой ситуации, и совершенно другое – противостоять управляемой армии.
– Мы попытались сделать из них охотников на тварей, а вместо этого они восстали против хозяев.
– Неужели все так плохо? – заранее зная ответ, спросил я.
– Даже хуже, чем можно представить. Это лишь видимая верхушка айсберга.
Для меня, как и большинства выживших, проблемой номер один являлись полчища расплодившихся кадов. О кучке сбежавших андроидов никто и не вспоминал. Как оказалось, напрасно.
– Значит, Москве конец? – крайне неприятно очутиться в шкуре пассажира тонущего корабля, потерявшего надежду на помощь извне. А ведь еще несколько минут назад ничто не предвещало беды. Непотопляемый с виду «Титаник» уверенно рассекал океанскую гладь, не подозревая о том, что ожидает его впереди. Как вдруг неожиданно разразившаяся катастрофа все изменила в мгновение ока.
– Да. Если пойдут в атаку одновременно с нескольких сторон, нам не отбиться, – вздохнул Карпин. – Самое же дерьмовое то, что это только начало. Москва, в некотором роде, пробный шар. Они долго готовились и теперь намерены проверить свою мощь в действии. Вначале им будет трудно, но с каждым новым разом – все легче и быстрее.
– Уничтожать оставшиеся анклавы?
– Да. Вид хомо сапиенс на грани вымирания.
Карп говорил так спокойно, словно речь шла о разворошенном муравейнике, а не крахе цивилизации.
– И ничего нельзя сделать? – я и сам понимал, что наивно-детский вопрос звучит глупо, но не смог удержаться – кого угодно выбьет из колеи известие о неизбежном конце света.
– Единственный шанс человечества – попытаться уничтожить Ушедших до того, как падет последний анклав. А уж затем вплотную заняться кадаврами.
Вместо того чтобы спросить: «Как?», я предпочел промолчать. Не первый день зная Карпина, уже понял, что у него есть план. Иначе бы не было резни в «Радуге» и разговора в пыльном чулане.
– Сила Ушедших даже не в том, что они нашли общий язык с вырвавшимися из лабораторий тварями, а в объединении, – он замешкался, пытаясь подобрать более точное определение. И, не найдя ничего лучшего, закончил: – Представь пару тысяч мощных, саморазвивающихся интеллектов, собранных в единую сеть.
– Пытаюсь, – честно признался я. – Пока не очень-то получается.
– Невиданный ранее потенциал, для которого не существует границ и расстояний – раз, – начал загибать пальцы Карп. – Ему чужды эмоции, влияющие на те или иные решения обычных людей, – два. Он не отягощен обязательствами перед кем-либо – три. Можно до бесконечности перечислять достоинства андроидов, смысл не изменится. Их объединившийся разум, – собранные в кулак пальцы распрямились, – могильщик остатков человечества. Фигурально выражаясь: пух! И нас нет!
Откровенно говоря, я до сих пор не видел связи между информацией о конце света, своей командой, выигранной бронетехникой и пресловутым «пухом»…
– Уже закругляюсь, – Карп правильно истолковал недоуменное выражение моего лица. – Суть в том, что у «Пятерки» есть девчонка. Нечто среднее между человеком и андроидом. Объяснять долго, да это сейчас и не столь важно. Главное то, что ее разум может выступить в роли «трояна», способного подключиться к Ушедшим.
– Что-то наподобие хакерского вторжения в защищенную сеть?
– В общих чертах – да. Скажу больше: определенные подвижки в этом направлении уже есть. Все, что нам нужно для дальнейших исследований, – чуть больше времени.
– Которого нет, – «догадался» я.
– Верно.
В общем и целом ситуация начала проясняться. Осталось уточнить несколько важных деталей.
– «Пятерка» имеет свои виды на девчонку-«трояна»? И эти планы в корне отличаются от твоих? – не став ходить вокруг да около, напрямую спросил я.
– Можно сказать и так.
– Следовательно, задача моей группы – отбить у них андроида? – наконец стало понятно, куда именно клонит хитрый Карп.
– В конечном итоге, да, – он находился не в том положении, чтобы отрицать очевидные факты.
– Плохая идея, – впервые в жизни я рискнул поставить под сомнение его умственные способности.
Несмотря на потери последних недель, под ружьем у «Пятерки» оставалось от ста тридцати до ста пятидесяти первоклассных бойцов. Если девчонка для них так важна, (а она для них ОЧЕНЬ важна), то ее охраняют на соответствующем уровне. Даже если взять за основу самый фантастический вариант развития событий: семеро нападавших каким-то чудом уничтожили пару дюжин охранников в укрепленном бункере, но и в этом случае самоубийственная атака не принесет результата. Нам просто не позволят уйти из города. Поднимут в воздух «вертушки», догонят и расстреляют бронетранспортеры ракетами «воздух – земля».
При всем моем уважении к Карпину я не был готов положить головы своих людей на жертвенный алтарь чьих-то иллюзий. И прямо об этом сказал, не пытаясь смягчить или сгладить резкость суждения.
– Ты торопишься с выводами, не выслушав меня до конца, – печально вздохнул он, потерев переносицу (явный признак волнения). – Я не собираюсь делать из вас камикадзе.
– Тогда…
– Позволь мне закончить.
– Хорошо.
– Знаешь, как быстрее всего вытащить суслика из норы? – резкие перепады тем разговора всегда были его фирменным стилем.
