Владимир Васильев - Прятки на осевой
Через пару минут бармен появился, узрел свежего посетителя за стойкой и вальяжно приблизился. Поскольку сегодня Сиверцев выглядел вполне пристойно, за счет заведения ему, надо понимать, не полагалось.
— Привет! Яишенку какую-нибудь сообрази, а? — попросил Сиверцев. — Со шкварками. И с лучком зеленым. Только, ради аллаха, без помидоров.
Бармен флегматично чиркал в блокноте.
— Кофе? — осведомился он, записав.
— Лучше чай. Черный. И в большой чашке, не в наперстке.
— Спиртное?
— Пока пас.
Бармен кивнул, с треском вырвал из блокнота лист и указал рукой в зал — присаживайся, мол.
— Да я лучше тут, за стойкой, — пробормотал Сиверцев, а затем неожиданно для себя самого прошел к ее дальнему краю и уселся на крайний табурет. На то самое место, где чуть больше суток назад сидел некто в балахоне.
За спиной Сиверцева Феда поперхнулся пивом и зашелся в приступе мучительного кашля.
Сиверцев обернулся, округлив глаза и приподняв брови.
— Ты чего? — спросил он с легкой тревогой.
Феда, все ещё кашляя, отмахнулся — сиди, мол, сам разберусь. Ну Сиверцев и повернулся опять к стойке. Было слышно, как где-то на кухне бармен внушает повару:
— Яишницу со шкварками и с лучком. Да с зеленым, Мосол, а не с гнилью твоей со склада.
— Яиц сколько? — бурчал невидимый Мосол.
— Сколько и всегда, три. И живее давай, ща народ набежит, уже почти девять.
— Хорошо…
Народ и правда начинал собираться, появился заспанный Жучара, бросил на ходу: «Привет, наука!» и подсел за столик Феды. Туда сразу же направился вынырнувший из кухни бармен, потому что официантов видно не было — скорее всего ещё не пришли после развода. Это салаги, которые убираются на кухне, спешат в бар сразу же после восьми — тут и поживиться им, вечно голодным, всегда найдется чем, да и взгреют за опоздание. А в официантах сплошь черпаки, эти уже позволяют себе некоторые вольности.
Странно, но со своего места Сиверцев прекрасно слышал, о чем заговорили Феда с Жучарой, хотя говорили они тихо, а сидели достаточно далеко.
— Чё это сегодня открылись ни свет ни заря? — спросил Жучара с некоторым удивлением. — Обычно под дверью кукуешь, пока девять не пробибикает.
— А сегодня не закрывались, — пояснил Феда. — Кто-то из погон распорядился. Жлобов, вон, из штурмовой роты на вход отрядили.
— С какой радости?
— Почем мне знать? Может, и после вчерашнего…
— Тише ты, — прошипел Жучара, понижая голос, но Сиверцев все равно его слышал. — Орешь, блин, как в телевизоре…
— Я не ору, — Феда тоже понизил голос. — Я тихонько. Да и нет ещё никого.
— Вон Ванька сидит, похмеляется…
— Так он далеко.
— Все равно не ори.
— Не ору, — вздохнул Феда.
Сиверцев вчера вечером не пил, поэтому опохмеляться не мог при всем желании. Перед ним на стойке вообще ничего не было. В ожидании завтрака или хотя бы чая он решил полистать журнал, брошенный на соседнем табурете в паре метров справа, поэтому поставил правую ногу на пол и потянулся за ним.
Такое впечатление, что ему тут же заткнули уши ватой. Сиверцев перестал слышать целый букет звуков с кухни — шкворчание вожделенной яичницы, стук поварского ножа о разделочную доску, монотонный голос диктора из радиоприемника или телевизора. Феду и Жучару он тоже перестал слышать. Вернее, голоса-то улавливал, но как глухое нечленораздельное бормотание, в котором невозможно было разобрать ни слова.
Подцепив журнал и снова усевшись на крайний табурет, Сиверцев мгновенно вернулся в мир отчетливых звуков.
— …обещал подсунуть Покатилову сегодня же, — тихо, но вполне разборчиво говорил Жучара. — Он сегодня с Психом в Зону пойдет, я слышал.
«Вот те на, — растерянно подумал Сиверцев. — Тут акустическая мода, что ли, в этом месте?».
А ещё через несколько секунд пришла следующая мысль: «Может быть, как раз поэтому некто в балахоне сидел именно здесь?».
Додумать Сиверцев не успел — принесли яичницу и чай. Но пересаживаться он не стал, тем более что разговор Феды и Жучары начал его занимать.
— Что, вдвоем пойдут? — спросил Феда.
— Втроем. Батон еще. — Жучара зашелестел оберткой сигаретной пачки. — Зажигалки у тебя, понятное дело, нету?
— Откуда у меня зажигалка? Я ж не курю, — хмыкнул Феда и спросил: — А почему только Батон? У Кекса ж целый выводок отмычек.
— Хрен его знает, наверное, Покатилов так распорядился.
И громче, бармену:
— Леха, дай зажигалку!
Феда кашлянул, видимо, ещё не совсем отошел от недавнего приступа.
— А мы когда? — спросил чуть погодя.
— Не знаю. Басмач вернется, там решим.
Голос у Жучары был то ли мрачный, то ли подавленный — в общем, не такой, как всегда.
— Между прочим, Покатилов Ваньку тоже вчера к себе таскал, — как бы невзначай заметил Феда.
— И что?
— Ничего, — вздохнул Феда. — Но я бы сказал, что Покатилов интересуется теми же людьми, что и мы. Где отстает, где опережает, но в целом копает туда же.
— С чего ты взял, будто он копает? — поинтересовался Жучара.
Феда помедлил с ответом, то ли решал, что сказать, то ли просто пережидал, пока принесший зажигалку официант вернется за стойку.
— Понимаешь… — протянул он наконец. — Покатилов не может не копать. Он ведь тертый лис, ещё с Сидоровичем начинал. Зону знает, сам туда ходил, да и сталкеров изучил как облупленных. Охота на старичков не может его не заинтересовать. Особенно в контексте… наших поисков. Заметь, из семи пропавших только Гриня не разыскивал дупликатор, и похитители это поняли довольно быстро, потому что грохнули его на самой кромке Зоны, дальше не стали тащить.
Слушая все это, Сиверцев едва дышал, а вилкой орудовал так, чтобы не дай бог не звякнуть о фарфор — ему казалось, что любой звук спугнет сталкеров за дальним столом и они немедленно умолкнут.
— Тогда получается… — тихо начал Жучара.
— Угу, — прогудел Феда. — Следующий — Кекс. Если вернется, конечно.
— А с чего ты взял, будто Кекс знает о дупликаторе?
Феда хмыкнул, словно поражался наивности собеседника.
— Кекс может и не знать. Его просто послал Покатилов, понимаешь?
Жучара помолчал, словно переваривал услышанное.
— А Псих тогда при чем? — осторожно спросил он вскоре.
— Сам не пойму, — послышался тихий булькающий звук, видимо, Феда приложился к пиву. — Я вообще не понимаю — что он за рыба? Чайник же, грач желторотый, а в такие места забирается, где мы с тобой никогда не бывали.
— Может, просто трепло?
— Да не похоже, я ему как-то каверзные вопросики позадавал. Ни разу не срезался. Что-то он такое знает… особенное. Видишь, и Покатилов это приметил, тут же под себя подгреб.
За столом надолго замолчали, потому что в бар потихоньку стягивался народ. Через столик от Феды с Жучарой обосновались два натовских офицера; в углу, налево от входа, уже довольно давно заседали какие-то бритые солдатики; за стойкой, только не с краю, а по центру, устроился благообразный пожилой мужчина из обслуги (Сиверцев несколько раз видел его в центре занятости и около вербовочного пункта).
А минут через пять в бар заявились Дунай и Мухомор. Эти, естественно, прямиком направились к подельникам. Сиверцев как раз доел яичницу и допивал чай. Из случайно подслушанного разговора он сделал единственный обобщенный вывод: происходящее гораздо сложнее и запутаннее, чем кажется на первый взгляд.
Впрочем, в жизни так выходит практически всегда.
Сиверцев решил пообщаться со сталкерами прямо сейчас, пока не явился Басмач, с которым категорически не хотелось пересекаться. И, конечно же, Сиверцев не собирался признаваться в том, что невольно подслушал их недавние разговоры.
Он подошел к столику и поздоровался:
— Здорово, кого не видел! Есть вопросик, бродяги. Особенно к тебе, Мухомор.
Дунай просто кивнул, Мухомор молча протянул руку для пожатия, а потом подвинулся, чтобы Сиверцеву было куда втиснуть стул, позаимствованный от соседнего столика. Феда с Жучарой с интересом взирали на биолога-контрактника, который неожиданно вовлекся в события последних недель.
— Я в продолжение вчерашнего, — сказал Сиверцев, присаживаясь. — Можно?
Обращался он к Мухомору, украдкой при этом указав взглядом на Дуная и Жучару, которые при вчерашнем разговоре не присутствовали.
Мухомор все понял правильно:
— Говори, у нас в команде секретов нет.
«Ну и чудненько, — подумал Сиверцев с облегчением. — А то придумывай ребусы да иносказания…».
— Меня вчера Покатилов отловил, — честно сообщил он. — И как раз по тому же поводу, по которому вчера вы с Федой ко мне подкатывались.
— И что? — Мухомор тщательно скрывал заинтересованность. Довольно успешно скрывал, выдавали его только глаза — жадные и беспокойные, поэтому Мухомор смотрел исключительно в столешницу прямо перед собой.