Дмитрий Манасыпов - Район : возвращение
– Караулим по одному? – Сдобный повернулся к нам со Скопой.
– Ну, так-то да, нормально будет. – Я согласился. – Её может отобьём прямо сейчас, а я заступлю?
– Не вопрос. – Сестра улыбнулась. – Дайте мне часа по два на каждый глаз давануть, и я готова хоть всю ночь куковать.
– Иди уже спи, кукушка, блин. – Вот люблю её неунывающий характер, никак больше и не скажешь. Только-только еле выкарабкалась из такой задницы, а уже зубоскалит, вот такая она у меня.
– Мне когда заступать? – Точинов вопросительно посмотрел на нас со Сдобным.
– Вам, профессор, приказ такой… – Мой друг усмехнулся. – Занять позицию в КУНГе, разложить спальник и отсыпаться.
– Это почему ещё? – Мне показалось, или наш умный попутчик немного обиделся?
– Да зачем оно вам? – Сдобный непонимающе вытаращился на него. – Какой смысл, тем более что вы, без обид, насколько нас старше? А завтра с утра нам пилить и пилить вперёд, вы же знаете.
– И что? – Точинов упрямо нахмурился. – Из-за возраста я сам могу решения принимать, вам не кажется?
– П-р-о-ф-е-е-е-с-с-о-о-р… – Из проёма двери выглянула Скопа. – Ну что вы как маленький, честное слово. Пойдёмте уже спать, хватит вам пререкаться. Ну, хотите, я вас ближе к утру распинаю, а?
– Так… – Мне очень хотелось, чтобы она уже ушла отдыхать, а потому решил решить вопрос с упрямым учёным как можно быстрее. – Профессор прав, он далеко не маленький мальчик и сам знает, что ему и как делать. Сдобный, разбуди меня через три часа, а я подниму нашего неугомонного туриста. Ок?
– Да не то слово. – Сдобный кивнул головой. – Отбой, команда, завтра сложный день.
Он разбудил меня даже позже, где-то так часа на два или три. Объяснять друг другу ничего не требовалось: пусть девчонка поспит, мы сможем себе такое пока позволить.
– Десять ноль семь? – Буркнул я спросонья.
– Десять ноль девять. – Сдобный гоготнул над старым приколом. Служили-то мы в одних войсках, и система звуковых сигналов въелась так сильно, что пользовались ей и в самых обычных делах, не говоря про рейды. Обстановка? В норме. Именно так можно было спросить, но куда деваться от того, что сопровождало тебе столько лет?
Ох, как же не люблю вот этих подъёмов посреди ночи… ненавижу просто. Вышел на свежий воздух, поёжившись от его недюжинной свежести. Всё таки тот факт, что металлическая коробка была с нормально сохранившимися оконными и дверным проёмами, играло серьёзную роль. Внутри было тепло, не то, что здесь, снаружи, хотя оно и к лучшему, сон быстрее пройдёт.
Небо было чистым, с теми самыми красавицами звёздами, которыми можно любоваться и любоваться. Наша железяка стояла на небольшом подъёме, стоявшем на открытом пространстве, разве что заросшим местным вездесущим бурьяном. И хорошо, и плохо, так как находишься как на ладони. Только кому из тех, кто обладает оптикой, захочется по ночам здесь шарится? А тем, кто ходят на четырёх лапах, или на двух, но при этом тупые – всегда найдётся, чем объяснить о том, что они серьёзно ошиблись, когда решили сходить к нам в гости.
– Слышь, Серый… – Тот повернулся ко мне. – Скажи-ка мне, брат, а что тебя заставило заняться этой бесполезной и самоубийственной задачей? Весь день мучаюсь этим вопросом, зуб даю, но так до конца и не понял.
Тот не ответил сразу, постоял, смотря в небо нашего города, превратившегося в то, что есть сейчас. Если честно, то ответ мне был не так уж и нужен, потому что предполагал то, что услышу. Но хотелось получить подтверждение собственным мыслям, чтобы окончательно понять, что всё делаю правильно.
– Да из-за того же что и ты, брат… из-за Радостного. Я когда в первый раз оказался возле своего дома, то плохо мне было, как и тебе, наверное. Ты хочешь такой судьбы ещё кому-нибудь? Хм, я так и думал, что не хочешь. Слишком больно то, что случилось, и хочется что-то сделать, да? Поэтому и торчим с тобой здесь уже сколько лет, и всё никак не могли себя заставить уйти, да и вряд ли теперь сможем. Идём до конца, Пикассо?
– Идём до конца, Сдобный…
Он ушёл спать, а я остался здесь, залез на будку, где уже давно кто-то предусмотрительный поставил что-то вроде насеста, свалив в кучу мешки с песком и камнями. Наблюдательный пост как наблюдательный пост, на десятках таких стоял раньше, так что и сегодня простою, не обломаюсь. Тем более, что пока мне не хотелось будить Точинова, пусть отдохнёт дядька, с утра придётся тяжеловато. Мы станем сильно убегать, а нас будут не менее упорно догонять. Силы ему ещё ой как пригодятся.
Стоять в карауле в это время не очень хорошо, спать тянет, но если ты давно этим занимаешься, то наплюёшь и будешь стоять как автомат. Сколько их было ещё до Района, можно ли сосчитать и вспомнить? Вряд ли, если честно, никак не выйдет. На разрушенных фермах, посреди чистого поля, в предгорьях и лесах, посреди брошенных деревень и посёлков. Эти ночные часы у меня давно превратились в месяцы, если не в годы. А что поделаешь, была война… да и сейчас она есть.
Война… война всегда рядом, всегда вокруг, даже если ты её не хочешь видеть. Она сидит в каждом, и лишь рамки, навязываемые государством и уголовным кодексом, не дают ей выбираться наружу. Оно и к лучшему, а то страшно представить, во что могли бы превратиться улицы городов, вздумай кому-нибудь доказывать своё право на пьяный дебош посреди ночи, к примеру. Хотя… кто захочет, тот так и так будет это доказывать. Самое главное, что войной может быть что угодно, даже то, что кажется абсолютно противоположным.
Странные мысли посреди одного из самых, а может и самого опасного, места на планете, да? А вы постойте ночью, вооружённый и осознающий то, что в любой момент вам могут предъявить большой счёт только за то, что вы здесь находитесь. Поневоле станешь философствовать по поводу многих вещей. Хотя сейчас, в чём мне стыдно было признаваться, мои мысли крутились вовсе не вокруг нашей задачи. Думалось про то, что же сейчас с ней, сумевшей спасти меня, по сути совершённого поступка. Где она на самом деле, как и что сейчас делает? Спит ли спокойно в том месте, где её оставил Сдобный, или так же, как и я, смотрит на небо и думает про то, где я? Каламбур, конечно, но так хотелось в это верить.
Я посмотрел на подсвеченный зелёным светом экран коммуникатора, ага, почти пять утра. Сам не заметил, как время побежало вперёд, и это к лучшему. Будить ребят буду через полтора часа, и вперёд, в сторону приветовских дач, где нас должен ждать Сокол. Ну, а дальнейщий маршрут движения сложится по ситуации.
Скрипнула металлическая петля, и на улицу, заспанный и пыхтящий, выбрался профессор. Встал, явно не соображая где можно меня искать. Пришлось помочь ему, чуть свистнув и показав на приваренные скобы, служившие лестницей. Через несколько минут, сделав необходимые дела, Точинов взобрался ко мне. И сразу предъявил мне нехилую заяву по поводу того, что я де его не разбудил, как обещал раньше.
– Да вы, Пикассо, врун, как я посмотрю…
– Ладно вам, профессор, бросайте, честное слово. – Я поневоле почувствовал, как начинаю улыбаться, до того потешно он это заявил, интеллигент, етит-колотит. – С добрым утром, вообще-то.
– С добрым утром… бррр… куда как добрым. – Точинов поёжился. – Холодновато.
– Что есть, того не отнять, зато спать не очень хочется.
– Я так понимаю, что вашу сестру мы поднимать не будем?
– Неа… светает уже, хорошо. Профессор?
– Да, Пикассо?
– Не расскажете про Ковчег? Ну, что он вообще такое, почему Волна была, в чём причина, в общем.
– Хм… ну а чего же не рассказать-то? Про подписку говорить сейчас явно не приходится. Ковчег… м-м-м… Ковчег. Понимаете ли, Пикассо, природу его происхождения мы тогда так и не поняли. Ну, вот только представьте, что перед вами находится что-то без явных признаков какого-либо агрегата, похожего на двигатель. Корпус этого непонятного объекта не поддаётся нормальному химическому анализу, потому что из всего того, что есть у периодической системы, у Ковчега присутствуют лишь три элемента, и все три редкие, получаемые лишь в лабораторных условиях, которые вообще находятся не в тех соединениях, в которых должны находиться. Вся остальная поверхность, представляет собой странную смесь из сплавов неизвестных металлов и биологически активной субстанции, которая нисколько не повреждена. А ведь углеродный анализ был первым, который мы делали. И штука эта, если исходить из его данных, пролежала под землёй очень долго, сотнями лет нужно мерять возраст её залегания. А эта самая составляющая активна, хотя давно уже должна была быть полностью уничтоженной временем. Вот вам такая вот загадка, а дальше больше…
В само Ковчеге творится чёрт его знает что… и больше всего это чёрт его знает что, напоминает кунсткамеру, причём как по назначению, так и по наполнению, видели бы вы её экспонаты… хотя похожие вы имеете счастье наблюдать постоянно. Здесь, в Районе, в каждом рейде. Кое-что мы смогли прояснить, конечно, например то, что гены этих самых экспонатов вполне себе активны, несмотря на глубочайшую степень криогенизации и опять же, прошедшее якобы время. Волна, Пикассо, это сложнейшая взвесь очень активного механизма биологической защиты Ковчега. Вернее, как стало ясно потом, некоторых его обитателей из тех, что ни в какой заморозке не находились.
