Роман Глушков - Боевые псы Одиума
– Нас что, казнят, словно преступников? – неуверенно полюбопытствовал Бунтарь.
Патер вновь тяжко вздохнул и молча развел руками: мол, понимайте, как знаете. Превентор воспринял этот жест как положительный ответ.
– Сегодня утром над Периферией кружил подозрительный геликоптер, – признался Первый. – На нем было написано «Звездный Монолит»…
– Вот вам и доказательство! – воскликнул Пирсон, не дав собеседнику договорить. – Именно так называется концерн Хоторна… Вернее, Холта.
– И что, по-вашему, это может означать?
– Все, что угодно, мистер Первый, – пожал плечами Пирсон. – В том числе и то, о чем мы сейчас говорили.
– Вот что, патер… – Бунтарь поднялся со стула, поняв, что возвращение на поверхность не требует отлагательств. – Думаю, вы – честный человек. Не знаю почему, но я вам верю. Даже удивлен, что в Одиуме живут такие отзывчивые люди, как вы. И если вы стремитесь нам помочь, то возвращайтесь к себе в церковь и расскажите людям все, что о нас знаете. А я попробую убедить своих товарищей покинуть Периферию и довериться вам и вашим покровителям. Будем надеяться, что всем нам повезет. Кого бы ни готовили из нас в Контрабэллуме, мы – вполне нормальные люди и не желаем причинять никому зла.
– Что ж, да поможет нам с вами Господь, мистер Первый, – изрек Пирсон и снова воспроизвел свой жест, только на сей раз перекрестив не себя, а Бунтаря.
Превентор решил, что отныне знает смысл этого жеста. Патер отмечал превентора незримым символом, по которому могучая сила, которой служил Пирсон, будет определять Первого как друга. Бунтарь искренне надеялся, что знак этот сохранится надолго, поскольку ждать помощи отверженным превенторам больше неоткуда…
Глава третья
Воздух в тоннеле, идущем от лифта к карантинному шлюзу, стал другим. Бунтарь определил это, как только очутился наверху: прежняя атмосфера – сырая и тяжелая из-за постоянно закрытых ворот и плохой вентиляции – сменилась свежим, бодрящим сквозняком, весьма приятным для человека, который провел пару часов в подземной пещере.
Вот только на самом деле ничего хорошего в прохладном ветерке не было. Прежде всего, он извещал посланника о том, что шлюзовые ворота стоят нараспашку, а значит, пятеро перевозчиков нашли способ их отпереть и вырвались на свободу. Бунтарь сразу пожалел, что не прихватил с собой в Контрабэллум все трофейное оружие: открыв шлюз, солдаты непременно обнаружили свои пэйнфулы, брошенные Первым в тоннеле. И то, что вооруженные перевозчики отправились не обратно, а прямиком на Периферию, навевало нехорошие предчувствия.
Отругав себя за безалаберность и похвалив за то, что не оставил второпях трофейный пэйнфул в Контрабэллуме, Бунтарь припустил бегом навстречу тревожному сквозняку, гадая, почему солдаты отправились именно в том направлении? Наказать превенторов за тяжкий проступок их товарища? Вряд ли Лидер и остальные превенторы примут за врагов вышедших из шлюза перевозчиков, пока те не начнут стрелять по ним молниями, – а они начнут, поскольку наверняка решили, что гарнизон взбунтовался. Доверчивость к «согражданам» из-за незнания истинного положения дел была чревата для собратьев Первого тяжкими последствиями.
То, что Бунтарь опоздал, он понял примерно на половине пути между лифтом и шлюзом. На Периферии было шумно, причем куда более шумно, чем утром, во время прилета подозрительного «Скайраннера». Посланник еще не видел, что творилось снаружи – изгибы тоннеля мешали этому, – но уже слышал, что ничего хорошего. Снова над форпостом свистел винтами геликоптер и, судя по всему, не один. Хватало и других шумов: треск, грохот, и, кажется, человеческие крики; насчет них Бунтарь пока сомневался – в таком гвалте могло почудиться все, что угодно…
Выскочив из тоннеля на свет, ослепленный ярким солнцем Бунтарь поначалу даже не понял, что происходит. В воздухе над Периферией находилось три геликоптера – «Скайпортера», каждый из которых был гораздо крупнее того, что наведывался сюда утром. Поднятая ими пыль клубилась между постройками и не позволяла толком рассмотреть происходящее. Кое-где в пыли суетились вооруженные люди, облаченные в каски и легкие защитные жилеты. Неподалеку от шлюза несколько бойцов поспешно выпрыгивали из зависшего в метре от земли «Скайпортера». Откуда-то со стороны изолятора сверкали вспышки пэйнфулов – по крайней мере, Бунтарь решил, что видит именно их.
«Скайпортеры», пришельцы, суета и стрельба на какое-то время дезориентировали Первого, и он, застыв в воротах шлюза, спешно решал, куда ему бежать и что делать. Все планы, которые он обсуждал внизу с патером Ричардом, тут же выветрились из головы. Но тем не менее Бунтарь не намеревался стоять истуканом и ждать, пока его заметят враги. Он не стал бросаться очертя голову на пришельцев, а рванул туда, где вспыхивали молнии и где, судя по всему, все еще продолжался бой…
Но не пробежав и десяти шагов, Первый споткнулся о распростертое на земле тело. Форма лежащего в пыли человека выдавала в нем превентора. Однако определить это можно было только вблизи, так же, как опознать лицо ее носителя.
Бунтарю еще не доводилось видеть полностью обгоревшего человека, и поэтому он не сразу смекнул, что же случилось с одним из его собратьев. Пострадавшим оказался Мыслитель. Его лицо, покрытое страшными ожогами, застыло в жуткой гримасе боли, а скрюченные руки с растопыренными обугленными пальцами словно все еще пытались защитить лопнувшие глаза от убийственного жара. Тлеющая униформа и опаленная плоть Третьего источали горелый смрад, от которого Бунтаря едва не вывернуло наизнанку.
Незавидная смерть, которая настигла Мыслителя, выглядела чем-то совершенно нереальным. Бунтарь был твердо уверен, что раньше он не однажды сталкивался со смертью, но наблюдать ее наяву, да еще в таком жутком виде, превентору за последние годы не доводилось ни разу. Поэтому немыслимая по дикости гибель собрата ошарашила Бунтаря, словно удар по голове. Яснее ясного, что Мыслитель не собирался никого убивать, да и что он сделал бы со своим примитивным страйкером против облаченных в броню карателей? Однако они непонятно за что безжалостно сожгли не представлявшего для них серьезной угрозы превентора.
Впрочем, почему «непонятно за что»? В отличие от товарищей, Бунтарь уже знал, в чем заключается их вина. Всего лишь в том, что для наследника умершего Претора существование «Ундецимы» стало попросту экономически невыгодным…
Из замешательства Бунтаря вывел женский крик. Крик этот был наполнен столь безнадежным отчаянием, что пробился даже сквозь свист «Скайпортеров» и прочую какофонию. Так можно кричать только в преддверии неминуемой гибели. Бунтарь не сомневался, что этот голос принадлежит кому-то из их саратниц. Кроме них здесь больше никому не угрожала смерть. Покинув тело Мыслителя, Первый со всех ног бросился на крик…
Бунтарь опоздал: призывы о помощи смолкли еще до того, как превентор определил, откуда доносился крик. Он оборвался, перейдя сначала на хрип, а затем утонув в продолжительном треске, какой могли издавать только пэйнфулы. Бунтаря передернуло: только что одна из его подруг, которой он мог помочь, но не успел, сгорела заживо, как и Мыслитель. Возможно, это даже была Невидимка; определить, кому именно принадлежал голос, он не мог. Первый никогда не слышал, как его товарищи кричат от боли, поскольку раньше никому из них сроду не приходилось становиться жертвой такого насилия.
Пятеро солдат, в которых Бунтарь сразу опознал тех самых перевозчиков – на них не было касок и защитных средств, – сгрудились над обгоревшим трупом в превенторской форме. Перевозчик без оружия – его пэйнфул находился сейчас в руках Бунтаря, – был, видимо, раздосадован тем, что не принял участия в расстреле и потому в сердцах охаживал мертвое тело ногами. Когда-то с таким же остервенением Бунтарь разбил о камень свою Скрижаль. Но то была всего лишь электронная информ-консоль, а здесь человек обрушивал безудержную ярость на другого человека, пусть и мертвого. Однако после того, как Первый увидел, во что превратилась его любимая Периферия, эта сцена его уже не шокировала.
Ярость Бунтаря тоже была готова выплеснуться наружу, причем с не меньшей силой. Но он не позволил злости взять над ним контроль. Молча сдвинув ползунок на регуляторе мощности пэйнфула до крайней отметки, Первый направил ствол оружия в спину пинавшего труп перевозчика и нажал спусковую кнопку.
На сей раз из пэйнфула вырвалась куда более яркая молния. Угодив перевозчику аккурат между лопаток, она швырнула его прямо на жертву. Истязателя скрутила жестокая судорога, и он упал, словно каменная статуя, – даже не изменив при падении своей скрюченной позы. Китель на спине перевозчика прожгло насквозь, а из дыры в кителе была видна дымящаяся обугленная кожа.
Опасаясь стать легкой мишенью, Бунтарь отскочил в сторону и, заметив, как индикатор мощности на оружии вновь высветил заветные сто процентов, выстрелил в следующего врага. Тот едва успел понять, что же произошло, и как раз разворачивался на выстрел, готовясь открыть ответный огонь. Молния поразила этого противника прямо в движении, и он, крутнувшись волчком, рухнул подле подстреленного товарища.
