Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд
— Марина, я не знаю, почему мы опоздали на поезд. Часы на вокзале поспешили. Или у меня отстают. Или, может, какой-то сбой в расписании произошел, не знаю. Потом покумекаем. Да и не важно это уже… Есть факт: мы — в некоторой заднице. И вылезать из нее надо очень быстро.
— Это как? — спросила Марина.
В общем-то она особо расстроенной не выглядела.
— Как-как? Догонять придется. И время, и поезд.
— А на чем?
Пастух пристально смотрел на экранчик своего айфона и что-то быстро набирал в Интернете. Повторял про себя:
— На чем… на чем… на чем… — Глянул на Марину. Спросил: — А вы сразу умрете, если мы поднимемся в воздух? Или помучаетесь немного?
— Сразу умру, — быстро сказала Марина. — Но сначала помучаюсь. Я, правда, боюсь и выпадаю из действительности, когда пространство замкнутое. Иллюминаторы эти самолетные грязные навсегда и запаянные… Как тюрьма… Дышать очень трудно становится. А потом меня надо долго оживлять.
— Чем оживлять?
— По-разному. Спирт нашатырный. Спирт питьевой. Таблетки всякие, они у меня, кстати, есть в сумке… Хотя лучше всего приземлиться и скоро-скоро выйти на открытое пространство… А зачем вам это?
— По земле мы наш поезд не догоним. А вот по воздуху… Слушайте, Марина, а на чем конкретно вы выпадали из действительности?
— Как на чем? На самолетах, естественно. Я там как в барокамере. И за окном — бесконечность и холод, земля исчезла, и воздух вокруг пластмассовый, его не вдохнуть, кажется, что я вдохну и взорвусь…
— Эвон как красиво! А если низко и земля — вот она, и ветерок в кабине, и порулить можно, и плюнуть в окно?..
— Как это? — не врубилась Марина.
А Пастуху от нее уже и не надо ничего было. Нехитрая армейская мудрость говорила: если на дороге увидел пехотную мину, не стоит ее разминировать, это опасно. Лучше отойди подальше и расстреляй ее — пусть взорвется. Риск, конечно, имеется, но куда меньший, чем при разминировании. И уж куда проще. А при чем здесь Марина? А ни при чем. Или при том, что боится замкнутого пространства. Подарим ей не очень замкнутое. Или вообще не замкнутое. Если вертолет махоньким окажется.
Он нашел в айфоне то, что искал. Сунул его в карман, ухватил Марину за руку.
— Побежали! Быстро!
И они побежали. Марина — мелко, но споро перебирая ножонками, и Пастух — просто широко шагая. Прошли здание вокзала, очутились на площади. Справа выстроились в очередь такси. Шоферы ждали пассажиров, стояли кучкой, точили лясы, кто-то курил.
— Поселок Фланговый, — сказал громко Пастух. — Тыща плюс еще тыща — за скорость.
Переглянулись молча, подымили секунд двадцать. Один пожилой сказал:
— Плюс тыща за высокую скорость. Итого пять.
— Странная у тебя арифметика, батя… — изумился Пастух. Но не спорил. — Ладно, идет. За сколько домчишь?
— Двадцать пять минут. Засекай… — И нырнул в сильно юзаную «Волгу».
В Ангарске экспресс будет через час, прикинул Пастух. Примерно так. Они не успевают. Скорее всего. Остается, как и думалось, станция Зима. Прибытие в семнадцать сорок четыре плюс-минус какие-то минуты. Общее время в пути — около четырех часов. А что у нас? Полчаса езды до Флангового. Полчаса торговли за свободный вертолет и лучше — чтоб помощнее, побыстрее. Скорость небольшого вертолета — ну, сто тридцать — сто пятьдесят километров в час. Лучше, конечно, — больше, но это как фишка ляжет. Значит, лету примерно часа два с полтиной. Или три. Уж какие в том «Фланговом» поселке вертолеты имеются. А что точно имеются, узнал в Интернете. Почти впритык, но успеваем. Мы ж по прямой двигаться станем в отличие от поезда. Лучше бы, конечно, побыстрее, но иного варианта нет. Так что стоит поверить в который раз: Бог не выдаст, свинья не съест…
Пастух подсадил Марину на заднее сиденье, сам сел рядом с водилой. И они помчались. Буквально. И ровно через двадцать семь минут по треклятым часам Пастуха они прибыли к поселку Фланговый, а точнее, прямо к невеликому деревянному зданьицу, за коим имело место поле, а на нем — штук двенадцать вертолетов, мирно стоящих на приколе. Хотелось верить, что не на вечном.
Пастух расплатился с водилой, усадил Марину на лавочку перед входом в вертолетную контору, сказал:
— Посмотрите, какие они красивые — вертолетики. Один будет наш. Выбирайте. Я быстро.
И ушел. Не дожидаясь вопросов. А она осталась на лавочке — выбирать. Пастух понимал: неспокойно ей сейчас было, страшно, а что сделать? Поезд догонять надо, а иного способа нет. Будем надеяться на банальную истину: вертолет — не самолет. Совсем другое животное — куда более человечное…
На удивление не агрессивная девочка-секретарь в крошечной приемной начальника спросила всего-то:
— Вы договаривались?
— Конечно, — не усомнился Пастух, — меня ждут.
И открыл дверь в кабинет.
— Разрешите войти? — спросил.
И вошел сразу, улыбаясь, ликуя прямо, и сел на казенный стул перед письменным столом, и тут же понял, что человека в голубой форменной рубахе с погончиками он знает.
А человек, в свою очередь, спросил:
— Слушай, гость незваный, а ты, часом, не бывал в Ридахе, который в Саудовской Аравии?
— Приходилось, — сказал Пастух. — Даже более того: ты меня и моих пацанов однажды летом тамошним возил из Ридаха в пустыню, а потом, через двое суток, назад забирал. Припоминаешь, Летун?
— Пастух, — сказал вертолетчик. — Наш человек! Ну, точно! Ну, ваще! Ну, дай обниму, Пастух… — И встал, уронив стул, и пошел к Пастуху, и обнялись они, как положено, как будто и не было долгих лет между полетом в аравийскую пустыню и встречей у черта в жопе, в поселке Фланговый. Хотя где у черта жопа — это сильно подумать надо…
— Стоит отметить, — сказал Летун, быстро отправляясь к двухэтажному стальному сейфу, где, как легко сообразил Пастух, хранились не только важные документы, но и пара-тройка бутылок водки или коньяка.
— Погоди, Летун, — быстро сказал Пастух. — У меня ЧП стряслось, помощь твоя нужна.
— Говно вопрос, — ответил Летун, возвращаясь к столу с бутылкой водки, двумя гранеными стаканами и тарелкой соленых помидоров, ставя все это на стол. — А что стряслось-то?
— От поезда я отстал. В Иркутске-пассажирском. То ли они раньше его пустили, то ли у меня часы притормозили, но — ушел поезд, ку-ку. Одолжи мне вертолет пошибче, очень поезд догнать хочется…
Летун не отвечал, разливал водку в стаканы, подвинул один Пастуху, поднял свой, заявил:
— Ну, за нечаянную встречу!
Пришлось чокнуться и выпить. Заели солеными помидорами, Пастух заел с удовольствием, поскольку водка местная отдавала почему-то бензином.
— Летун, послушай меня… — начал Пастух.
Но Летун уже наполнил стаканы вновь, вновь поднял свой, сказал:
— Ну, за исполнение желаний!
Опять чокнулись, выпили, закусили.
Летун наконец-то сел на свой стул и абсолютно трезвым и участливым голосом спросил:
— Догнать, говоришь… Экспресс, как я помню, отчалил от Иркутска-пассажирского в тринадцать сорок семь… В Ангарске он будет… — глянул на часы, — минут через пятнадцать уже. Не поспеваем… Значит, станция Зима. Там он будет часа через три с половиной, ну — четыре. Четыре — это вернее. А лету от нас до Зимы, скажем, на «двадцать шестом»… ну, максимум три с чем-нибудь часа, а то и быстрее, как фишка ляжет. Почему на «двадцать шестом», спросишь? А потому что он на ходу и заправлен. А маршрут мы ему поменяем, хозяин — барин… — Пошел к двери в приемную, открыл, сказал командирским тоном: — Ольга, мухой к диспетчеру, Седова — за штурвал, вылет через пять минут, конечный пункт — станция Зима… — Вернулся к столу. — Ну, по последней и — в полет.
Выпили по последней. Перебор посереди дела, конечно, понимал Пастух, но отказываться было западло, да и за три часа в вертолете вся водка выветрится.
Сколько лет они не виделись, попытался припомнить Пастух. Тыщу, наверно. Да и в «той» жизни, тыщу лет тому, только в означенном полете туда-обратно и виделись. Ан запомнилось. На войне все много лучше запоминается, нежели в мирное время. Аксиома.
— Ты, кстати, один? — спросил Летун.
— Я, кстати, вдвоем. Бабульку одну сопровождаю из Владика в Москву. Большой секретности бабулька! Вон она на лавочке сидит.
— И впрямь, — удивленно сказал Летун. — Малая какая…
Пастух представил Летуна Марине. Дальше потопали вместе к вертолету. Он такой один там стоял — верх беленький, низ синенький, морда тупая, стеклянная, красивая очень.
— Лучший аппарат тебе даю, Пастух, самый неюзаный, — сказал Летун. — И денег не спрашиваю.
— Летун, не гони пургу, деньги — не проблема. Скажи — сколько?
— Иди в жопу, Пастух. Помочь боевому корефану — кайф. А деньги все одно просрутся. Рад был тебя повидать, Пастух. Удачи! И вам, дамочка, всего наилучшего. Берегите Пастуха, он у нас один такой единственный…
