Игорь Николаев - Боги войны
Замолчала рация командира роты — в дыму и пыли я не видел, что произошло с его «Тигром». Сейчас каждый сам за себя, кто успеет унести ноги, тот и выиграл этот невероятный бой! Попробуем прорваться!
Ничего не вышло. Танк содрогнулся, я ударился лбом о внутреннее кольцо командирской башенки. Рассек надбровье, лицо залила кровь. «Тигр» начал крутиться вокруг своей оси на одной гусенице, завоняло дымом, двигатель издавал скрежещуще-стенающий звук вместо привычного невозмутимого урчания. Посыпались искры.
Все ясно: повреждены моторное отделение и ходовая. Будем медлить — сгорим!
— Экипажу покинуть машину! — взревел я. Щелкнул замочком люка, выдвинул его в сторону, высунулся. Точно, двигатель горит! — Быстрее, быстрее!
Выскочил, спрыгнул с борта на траву, проследил за тем, как остальные покинули машину — слава богу, все живы!
— Ложись! К лесу! Ползком!
Окружающая картина удручала. Первая рота была полностью уничтожена — кругом горящие танки и самоходки, от некоторых остались лишь обломки. Только человек с богатым воображением смог бы понять, что перед ним — остов «Пантеры» или «Хетцера». Полосы дыма, запах гари и раскаленного металла, рев пламени.
— Поздно, герр оберст-лейтенант, — Швайгер, наводчик, потянул меня за рукав. — Русские…
В десяти метрах от нас стояли с десяток пехотинцев, вооруженных автоматами. Выгоревшая буро-зеленая форма, перепачканные глиной шинели, мягкие защитные погоны. За ними другие, подальше. На краю аэродрома — шесть или семь танков ИС-2 и грузовики.
Ну что ж…
Я выпрямился и поднял руки. Швайгер сделал то же самое.
Подошли два офицера, один в звании майора, седой и со шрамом на лице. На погонах знаки различия танкиста. Второй совсем молодой, в круглых очках. Солдаты остались позади, но оружие не опустили.
— Майор Седов, — откозырял русский майор. По-немецки он говорил сносно, акцент напоминал чешский. — Господин подполковник, сдайте оружие.
Я вынул пистолет из кобуры и отдал его очкастому. Лейтенант выглядел и смущенным, и заинтересованным одновременно. Вероятно, недавно на фронте. Он дал мне свой носовой платок — утереть кровь с лица.
— Ваше имя, звание?
Я назвался. Майор был сух, но вежлив. Сообщил, что мы взяты в плен одной из частей третьей гвардейской танковой армии Первого Украинского фронта. Вскоре нас отправят в тыл.
— Кстати, господин подполковник, — сказал вдруг Седов. — Прошлой ночью Адольф Гитлер покончил с собой, об этом объявило берлинское радио…
Тогда я счел, что это ложь и пропаганда.
Нас усадили на травку под соснами, других пленных приводили на этот же охраняемый автоматчиками участок. Из всей роты уцелели тридцать два человека: те, кто успел выбраться из разбитых танков, и немногие пехотинцы. Капитан Готтов сгорел в своем «Тигре» вместе со всем экипажем.
На летном поле по-прежнему стояли два танка-гиганта, вокруг них суетились русские — подъехали несколько «Виллисов» с офицерами. Нас накормили галетами и тушенкой, для офицеров выдали две фляжки с водкой — распорядился майор Седов. Мы пустили ее по кругу, не различая, кто здесь офицер, а кто солдат — для каждого будущее выглядело неопределенным и грозным.
Через пять часов на грузовом «Студебеккере» нас отправили в лагерь для военнопленных в Шенвальде.
Все было кончено. Война для меня завершилась. Завершилась удивительным и неравным боем, в котором мне удалось выжить.
— Вам было интересно? — спросил господин Грейм.
— Конечно. Очень необычная история! Чтобы два танка уничтожили целую роту, в которую входили тяжелые «Тигры» и…
— Догадываетесь, что именно произошло? — перебил старик.
— Ну… Не совсем.
— Вот справочник по бронетехнике. — Грейм открыл книжный шкаф, вытащил тяжелый том в суперобложке, положил на стол и, пролистав, открыл на одной из последних страниц. Постучал пальцем по фотографии. — Видите? Они самые, супертяжелые… Я слышал, будто оба танка сохранились и были вывезены в Россию. Точно сказать не могу.
Мы разговаривали до позднего вечера — бывший подполковник Вермахта и генерал-лейтенант Бундесвера рассказывал, предъявлял пухлые фотоальбомы («Вот видите, это я. А это рейхсмаршал Геринг»), вспоминал. Похоже, в глубокой старости ему остро не хватало общения, однако писать мемуары он не решался или не хотел. У него появилась возможность выговориться, особенно перед представителем той страны, против которой он воевал и к солдатам которой относился с глубоким уважением.
Я навсегда запомнил его фразу: «Поймите, вместе немцы и русские смогли бы завоевать весь мир. Соединившись вместе, наш порядок и ваша стойкость произвели бы эффект больший, чем все атомные бомбы, вместе взятые… Будь прокляты политики».
Потом я узнал от дяди Курта, что Эвальд Грейм умер через день после подписания Беловежского сговора, 10 декабря 1991 года. Старый танкист пережил СССР на одни сутки, а Третий Рейх — на сорок шесть с половиной лет.
Пятнадцать лет спустя, весной 2005 года, эта история получила весьма неожиданное продолжение.
В мае я оказался в командировке в Москве по издательским делам, быстро решил все деловые вопросы и наконец-то собрался посетить музей бронетехники в Кубинке, где никогда не был прежде.
Сел на электричку с Белорусского вокзала, сожалея, что праздник 9 мая уже прошел, а сегодня 15-е число; со станции таксист добросил за сто рублей меня прямиком до ворот музея, оставил свою визитку («Набери номер сотового, когда все посмотришь, заеду за тобой»).
Я купил билет и отправился в Танковый Рай.
Ясно, что ангар с германской бронетехникой я оставил на сладкое — сначала обошел другие экспозиции. Помня старую историю в Кобленце, я быстрым шагом прошел в дальнюю часть ангара, обогнул мортиру «Карлгерэт» и остановился перед двумя мастодонтами, стоящими рядышком.
Они. Один оливковый, второй с изумрудно-красноватыми полосами.
— …Любопытные модели, да. — Я вздрогнул, услышав голос. Мне казалось, что кроме меня в музее совсем никого нет. — Вы просто один из любопытных или приехали сюда нарочно, посмотреть что-нибудь особенное?
Рядом с «оливковым» стоял невысокий дедуля в очках. Сразу видно, он происходил из почти вымершей породы старичков в беретиках и старых, но тщательно сохраняемых темных костюмах, старичков, которые умеют вкусно рассказывать истории былых времен, при этом не навязываясь и не поучая.
Архаичный синий беретик был в наличии, равно как и седая острая бородка, вполне подошедшая бы академику из фильмов сталинско-хрущевских времен. На пиджаке скромная орденская планка, всего пять наград.
Старик посмотрел на меня выжидающе — ждал, что отвечу.
— Вот эти, — я похлопал по изрытой отметинами лобовой броне «оливкового», — и интересуют. Просто я знал человека, видевшего их в настоящем бою весной сорок пятого года. Сейчас он уже умер.
— Простите, молодой человек, а как… Впрочем, так разговаривать невежливо. Надо представиться. Буркин, Юлий Константинович. Я из Ярославля, приехал сюда на автомобиле — оставил его перед входом в музей. Я всегда приезжаю в Кубинку в мае, каждый год с тех пор, как экспозицию открыли для свободного посещения.
— Андрей. — Я неловко кивнул. Протянул руку. — А я тут вообще впервые, но охотился только за «Мышами».
— Вы меня очень заинтересовали фразой о человеке, который видел эти машины в бою. Тем более, что такой бой случился только однажды. — Буркин провел пальцами по глубокому конусообразному отверстию в броне «оливкового». — Значит, вы должны знать, когда именно это произошло.
— Тридцатого апреля сорок пятого года на аэродроме Куммерсдорфа, — твердо ответил я. — Под Берлином.
— Изумительно! Кто вам рассказал? Как его фамилия? Седов? Голованов? Равикович?
— Нет, Юлий Константинович. Его звали Эвальд Грейм, подполковник немецких танковых войск, начальник штаба танкового полка дивизии «Курмарк», пробивавшейся в эти дни из окружения.
— Грейм? Вы с ним разговаривали? Когда?
— Разговаривал, как с вами сейчас. Полтора десятилетия назад, он уже умер.
— Не может быть! Скажите, он не упоминал о своем пленении?
— Упоминал. — Меня осенило. Догадка спорная, но возраст Буркина вполне подходит! — Вы… Да, очки… Вы, часом, не давали ему платок, вытереть кровь?
— Все правильно, — покачал головой Юлий Константинович. — Бывает же, а? Судьба. И снова виновником нежданной встречи является вот эта штуковина! — Он ткнул кулаком в броню танка-великана. — Я материалист, ничуть не верю в эзотерику, но странные вещи всегда рождают странные события и странные встречи!
Предложил неожиданно:
— Хотите забраться внутрь?
— Но как? — озадачился я. — Да и нельзя, музей все-таки!
