Василий Горъ - Клинок его Величества
— Ты… не рада? Почему, милая?
— Рада… просто мне чуточку страшновато… — я выставила вперед палец с фамильным перстнем Утерсов и попыталась объяснить свои ощущения: — Твой отец в присутствии его величества признал меня своей невесткой. Мало того, во время разговора в его кабинете он сказал, что уже считает меня твоей женой, и что я вправе устанавливать правила своего поведения самостоятельно…
Глаза Ронни метнулись вправо-вверх. А потом он помрачнел:
— То есть ты испугалась… меня?
Я отрицательно помотала головой:
— Нет! Я тебя нисколько не боюсь. Мне просто непривычно: раньше моя жизнь была похожа на полноводную реку, текущую по долине — течение времени было почти незаметным. Изо дня в день — одно и тоже. Все события известны заранее. От рождения и до смерти. А сейчас мне кажется, что моя жизнь падает в пропасть, как водопад: события сменяют друг друга настолько быстро, что я толком не успеваю в них вчувствоваться…
— Хочешь, я попрошу отца перенести свадьбу на более поздний срок? — спросил Ронни. И я, увидев, чего ему стоило это сказать, чуть не заплакала от счастья.
— Нет! Не хочу…
— А чего ты хочешь? — глядя на меня пьяными от любви глазами, еле слышно выдохнул он.
«Хочу почувствовать вкус твоих губ…» — подумала я. Потом зажмурилась и повторила то же самое. Вслух…
…Почувствовав прикосновение к плечу, я приоткрыла один глаз и тут же зажмурилась: свет свечи, зажатой в руке склонившейся надо мной Маришки, показался мне слишком ярким.
— Граф Аурон уже встал, ваша светлость… — прошептала служанка. — Вы вчера… это… просили вас разбудить…
Перед моим мысленным взором тут же возникло лицо Ронни: растерянный, и в то же время безумно счастливый взгляд, влажные губы, только что оторвавшиеся от моих, блестящие бисеринки пота, выступившие на его лбу… и я, поняв, что безумно соскучилась, тут же слетела с кровати.
— Ваша ночная ваза, ваша светлость…
- «Ваша светлость?» — задирая подол ночной рубашки, удивленно подумала я. Потом сообразила, что у графа Логирда было достаточно времени, чтобы довести до своих вассалов все тонкости моего нового статуса и успокоилась: — Мариш! Приготовь, пожалуйста, охотничий костюм…
Девушка удивленно уставилась на меня:
— Охотничий?
— Я собираюсь в Зал Воинов. Тренироваться. А в платье мне будет неудобно…
Маришка задумчиво посмотрела на сундук с моими вещами, потом почему-то отрицательно помотала головой, аккуратно поставила подсвечник на подоконник и метнулась к двери в коридор:
— Я сейчас, ваша светлость…
Минут через десять, чуть не заиндевев от холода, я, наконец, заметила стоящий на подоконнике таз с горячей водой. И, кое-как перевязав растрепавшуюся за ночь гриву, принялась приводить себя в порядок…
…Маришка вернулась через двадцать. И, загадочно улыбаясь, протянула мне странный обрезок ткани, с которого свисала пара широких кожаных ремней:
— Вот! Под нижнюю рубашку надо надеть поддеву…
— Зачем она мне? — вытерев лицо полотенцем, поинтересовалась я.
— Для тренировок, ваша светлость! — заявила служанка. Потом развела в стороны ремни и шагнула ко мне: — Грудь поддерживать. Ее придумала прабабушка графа Аурона, и с тех пор в роду Утерсов них занимаются все женщины, у которых она есть. Ведь бегать, прыгать и особенно падать в поддеве намного удобнее, чем без нее…
Резонно рассудив, что отказываться от вещи, используемой уже тремя поколениями женщин, глупо, я послушно скинула с себя ночную рубашку, и, вытянув руки, с интересом уставилась в зеркало…
…Больше всего поддева напоминала очень короткий корсет: мягкая, но довольно плотная ткань обтягивала грудь со всех сторон, тоненькие металлические спицы, вшитые в лиф, не давали ей колыхаться, а наплечные ремни и шнуровка на спине позволяли утягивать поддеву так, чтобы она не мешала ни двигаться, ни дышать.
— Попробуйте-ка подпрыгнуть, ваша светлость! — попросила Маришка, закончившая затягивать плечевые ремни. И гордо посмотрела с таким видом, как будто сшила эту вещь сама.
Я подпрыгнула, оценила свои ощущения и благодарно посмотрела на служанку:
— Спасибо!
Девушка разгладила невидимую складочку на лифе и сокрушенно вздохнула:
— Маловата она для вас, ваша светлость! Боюсь, заниматься будет не очень удобно. Мне кажется, вам стоит заказать мэтру Вилиму поддевы четыре, а то и пять. Ваши мерки у него есть, шьет он быстро…
«Мэтр Вилим? Быстро?» — с ужасом подумала я. И, продев голову в ворот нижней рубашки, пробормотала: — Вроде нигде не давит… Да и зачем мне так много?
Служанка фыркнула, и, подав мне шоссы, пожала плечами:
— После тренировки с его светлостью графом Ауроном вашу одежду можно будет выжимать…
Я хмуро покосилась на окно, за которым все еще лил дождь, и вздохнула:
— Ее можно будет выжимать еще до того, как я дойду до Зала Воинов: на улице, вон, льет, как из ведра…
— Мы ж не в деревне какой, ваше ве-… ой, ваша светлость! — поправилась Маришка и виновато шмыгнула носом. — Чего-чего, а зонтов у нас предостаточно…
…Зонтов в доме Утерсов действительно хватало. Поэтому к дверям Зала Воинов я добралась совершенно сухой. Если, конечно, не считать того, что, шагая по лужам, слегка промочила сапожки. Взбежав на крыльцо, я жестом отпустила Маришку и осторожно потянула на себя дверь. И, удивленно замерла, почувствовав, как гудят стены, и сотрясается пол:
— Баммм… баммм… баммм…
Несколько шагов по коротенькому темному коридорчику, прикосновение к тяжеленной портьере — и я, отодвинув в сторону плотную черную ткань, снова застыла, уставившись на лоснящуюся от пота спину Утерса-младшего.
Зрелище оказалось таким волнительным, что я ненадолго вывалилась из реальности и забыла, зачем явилась в тренировочный зал…
…Скручивание корпуса — мгновение полной неподвижности — вращение бедрами — удар… Скручивание корпуса — мгновение полной неподвижности — вращение бедрами — удар…
Правый кулак Ронни с размеренностью кузнечного молота втыкался в небольшой кожаный мешочек, привязанный к вкопанному в пол массивному деревянному бревну. И раз за разом превращал его в блин. А по его спине, словно волны по штормовому морю, перекатывались мышцы.
— Баммм… баммм… баммм…
Представив, как приятно было бы прикоснуться к ним ладонью, я почувствовала, что начинаю сходить с ума. И, чтобы охолонуть, попыталась сравнить пластику Ронни с пластикой своего сводного брата.
Сравнение оказалось не в пользу последнего: в движениях Утерса-младшего было столько дикой, животной силы, что рядом с ним Коэлин казался ребенком, втихаря стащившим с подставки отцовский клинок. Девятый меч Делирии? Ха! На мой взгляд, Ронни справился бы с тремя Коэлинами сразу. Или с парой моих эдилье: ведь каждым ударом его кулака можно было запросто проломить грудную клетку медведю. Или убить быка!
— Баммм… баммм… баммм…
…Короткая пауза — и Ронни, подняв с пола до блеска отполированную палку, воткнул ее в одно из многочисленных отверстий в бревне. Потом отшагнул назад — и ставший привычным ритм ударов изменился:
— Баммм — баммм… баммм — баммм… баммм — баммм…
Пять десятков повторений с правой руки. Пять десятков — с левой. Короткая пауза, чтобы подвесить на бревно еще один мешочек. И новая смена ритма:
— Баммм — баммм-баммм… баммм — баммм-баммм…
…Вспомнить о цели своего прихода мне удалось только минут через десять, когда во время одного из жутких по мощности отбивов палка, торчащая на уровне груди Утерса-младшего, взяла и переломилась. Издав характерный «звон»…
— Это что, кемет? — ошарашенно воскликнула я. И, оценив толщину палки, перебитой голым предплечьем, перепуганно уставилась на предплечье Ронни: на мой взгляд, при ударе такой силы должно было пострадать не дерево, а рука!
Законник, услышав мой голос, мгновенно развернулся на месте, вытаращил глаза, и, зачем-то спрятав за спиной пойманный на лету обломок, растерянно пробормотал:
— Это… ты?
У меня оборвалось сердце:
— А ты ждал кого-то еще?
— Нет!!! — воскликнул он, мгновенно почувствовав перемену в моем настроении. — Я слышал, как открылась дверь, и подумал, что это — отец. Пришел посмотреть, насколько добросовестно я занимаюсь. Поэтому и не поворачивался… Я… я очень рад тебя видеть! Правда!!!
— Вижу… — заглянув в его глаза, успокоено выдохнула я. И, наконец, догадалась поздороваться: — Доброе утро!
— Доброе утро, милая… — Ронни сделал небольшую паузу и… ехидно посмотрел на меня: — Скажи, радость моя, что заставило тебя встать в такую рань? Неужели твое ложе оказалось недостаточно мягким, чтобы ты могла проспать до обеда?
«Шутить изволите?» — подумала я. И притворно нахмурилась: — Ложе тут ни при чем! Причина в другом: я не могла спать, так как искреннее возмущена твоим бессовестным поведением…
