Джеймс Гарднер - Отряд обреченных
— …я завещала свою коллекцию и личные вещи адмиралу Сил. Подтверждение?
— Подтверждаю.
Ну, вот. Все моему первому адмиралу, той, которая плакала и пыталась взять меня за руку. Такое завещание Проуп и Хакви не посмеют игнорировать. И Сил явно была неравнодушна ко мне — на свой лад. На тот лад, который не хуже любого другого.
Интересно, она все еще в Высшем совете? Она Пыла среди тех, кто послал меня доставить Чи на Мелаквин? Если да, то наверняка расстроится, получив мою коллекцию.
Ведь это, в некотором роде, жест…
Пока я спала, день уже вовсю вступил в свои права. В коридорах сейчас было полно народу; и у всех такие озабоченные лица! Вне всяких сомнений — они делают Дело. Те, кто лучше других притворялись, будто с головой погружены в свои обязанности, не замечали меня; у кого же не хватало духу проявлять такую «рассеянность», неловко салютовали и отводили взгляд.
До меня доносились обрывки разговоров. Казалось, все только и говорили, что о визите адмирала Чи. («Самый настоящий адмирал, но он здесь инкогнито, так что помалкивай».) Высказывалось множество теорий о причине его появления на борту: Проуп ожидает военный суд; Проуп ждет повышение; Лига Наций пришла к выводу, что человечество дозрело до еще одного технологического «подарка», и «Палисандр» везет адмирала получать его.
Когда люди замечали меня, то мгновенно смолкали. Однако не успевала я отойти достаточно далеко, как болтовня возобновлялась. И непременно звучало: «Спорю, она знает».
Тем не менее напрямую никто со мной не заговаривал. Никто не спрашивал, есть ли у меня какие-нибудь новости. Как будто я была окружена стеклянной стеной, сквозь которую невозможно пробиться — ни им, ни мне.
Я запомнила «Палисандр» именно таким.
ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД
На капитанском мостике Хакви сидел за пультом пилота и стучал по клавишам, корректируя курс. Позади него в капитанском кресле резвился Чи, вращаясь то вправо, то влево. «Цанг!» — ручка кресла задела панель мониторинга инженерного отсека; «Цанг!» — другая ручка врезалась в панель связи. С каждым его поворотом Проуп все сильнее стискивала кулаки… что не оставляло сомнений, зачем старик проделывал все это.
Ярун уже занял свое место и программировал запуск беспилотных зондов предварительного осмотра поверхности планеты. Это была рутинная работа; когда я проходила мимо, он кивнул мне и вернулся к своим приборам.
На обзорном экране из россыпи голубоватых звезд начало выделяться красноватое пятно. В данный момент мы летели не прямо в сторону планеты, поэтому пятно медленно смещалось влево. Я вцепилась в ручку капитанского кресла и, остановив вращение Чи, успела нажать кнопку на панели управления креслом. Красноватое пятно разрослось до размера чернослива.
— Я думал, Мелаквин похож на Землю. Почему он красный? — спросил адмирал.
— Все дело в скорости приближения, — ответила Проуп. — Голубое смещение. Могу подправить цвет, если вы пустите меня за пульт…
Но Чи уже сам застучал по клавишам, заодно повысив уровень увеличения.
— Она думает, я понятия не имею, что такое «голубое смещение». Просто слегка подзабыл, вот и все. Слишком давно не бывал на настоящем капитанском мостике…
— Дать какие-то особые указания зондам? — исключительно для проформы спросил меня Ярун.
Правила гласили, что по рангу он должен сначала выслушать мое мнение, но программировал он, по крайней мере, не хуже меня, а его интуиция в отношении неизвестных планет была даже лучше. Я махнула рукой, чтобы он продолжал.
— Зонды пошли.
На экране возникли и устремились к планете четыре точки, окруженные тонкой молочно-белой пленкой, являвшейся частью оболочки нашего «сперматозоида» и удерживаемой слабым магнитным полем, побочным эффектом работы их внутренней электроники. Спустя несколько минут эти оболочки распадутся, превратившись в маленькие вихри нерелятивистского пространства-времени, и пройдут годы, прежде чем оно нормализуется.
— Выбрасываем тампоны, а? — спросил Чи.
Проуп вздрогнула, услышав это выражение.
— Да, сэр, — ответила я адмиралу. — Теперь Мелаквин знает, что мы на подходе.
НА ГРАНИ БЕССМЕРТИЯ
Время ползло медленно. Зондам понадобится минут пять-шесть, чтобы достичь планеты и начать сканирование, плюс еще две минуты, прежде чем мы начнем получать данные.
Один из инструкторов в Академии (Старший разведчик Дендрон, страдающий прогрессирующей дисфункцией лицевых мышц, в результате чего кожа туго, словно резиновая маска, обтягивала кости лица) советовал нам во время этого периода ожидания курить трубку.
— Ничто не успокаивает лучше, чем трубка, — разглагольствовал он всякий раз, когда появлялась возможность прочесть лекцию на эту тему. — Успокаивает, и руки заняты, а уж как злятся все эти чертовы космонавты! Ну, и следы вашего присутствия остаются — я имею в виду запах, которым пропитывается буквально все. Вы, может, через час уйдете в «Ох, дерьмо», но этот запах так въедается, что не исчезает, пока корабль не спишут. Разве это не бессмертие?
На самом деле нам была гарантирована и другая форма бессмертия, кроме табачного запаха, — Стена Памяти в Академии. На эту стену заносились имена всех разведчиков, которые во время исполнения своего долга отправились в «Ох, дерьмо». Занятно, что Дендрон не рассматривал Стену Памяти как подлинный мемориал погибших. Тебя должны запомнить «настоящие люди»; другие разведчики — не в счет.
ТРУБКА ЧИ
Ни я, ни Ярун не прислушались к совету Дендрона; мы не курили, пока зонды мчались к Мелаквину. Чи, однако, улучил момент и вытащил из внутреннего кармана френча вересковую трубку и кисет, откуда достал щепотку темно-коричневого табака. Капитанский мостик заполнил густой аромат бренди. Я уже знала, как пахнет табак (хотя бы по опыту общения с Дендроном), и обычно в нем ощущался металлический привкус вроде как у воды, слишком долго хранившейся в стальной фляге. Однако табак Чи имел более густой, более чистый запах; он вызвал у меня странное ностальгическое чувство, даже не знаю почему.
Чи, должно быть, заметил, что я уставилась на его трубку, поскольку протянул мне кисет со словами:
— Отличная штука, Рамос. Высокий ранг имеет свои привилегии.
Я взяла кисет, сунула туда нос, глубоко втянула запах табака и спросила:
— Что вы имеете в виду?
— Этот табак под покровом ночи выкрали со Старой Земли. Я лично занимался организацией набега. Пять разведчиков высадились на острове, известном под названием Куба, нарвали столько зрелых листьев, сколько успели за пятнадцать минут, и убрались обратно на корабль, прежде чем появились «блестящие лорды» и принялись палить из своего оружия.
— Вы рисковали жизнью разведчиков ради табака?
— Не пили меня, — проворчал Чи. — Высший совет достаточно потоптался на мне, чтобы еще и ты скулила. Конечно, Совет больше волновало, не был ли нарушен договор с лордами, они не стали бы поднимать шум из-за разведчиков… которые, между прочим, вернулись без единой царапины. Совет ругался, вопил, и — бац! Я узнаю, что они посылают меня на Мелаквин. Надо думать, ты согласна с ними.
— Ваши действия трудно понять, — вмешался в разговор Ярун. — Табак растет на многих планетах Технократии, не говоря о дальних мирах. Это вы глядит, по меньшей мере… экстравагантно — подвергать опасности разведчиков и рисковать нарушением договора ради чего-то столь легко достижимого.
— Сразу видно, что ты ничего в табаке не смыслишь! Тот, что растет в Технократии, выхолощен и совершенно безвреден — ни смолы, ни никотина, вообще ни намека на канцерогенные и вызывающие привыкание субстанции во всем проклятом растении, от цветка до корня. Сорняк для неженок! А вот табак со старой Земли все еще бьет по мозгам. Он может убить… и убьет, если кто-то не доберется до тебя раньше. Это мне в нем и нравится.
Он достал спичку (вот это да!) и чиркнул по металлической поверхности управляющей панели капитанского кресла. Проуп и Хакви резко втянули воздух. Не обращая на них внимания, Чи начал раскуривать трубку и в конце концов выдул несколько пробных клубов дыма.
— Терпеть не могу всякие безвредные суррогаты, — он отшвырнул спичку. — Проживай свою жизнь на краю, вот что я имею в виду.
— Прошу прощения у адмирала, — сказала я, — но, с точки зрения разведчика, вдыхать даже слабые канцерогенные вещества чертовски рискованно. Кончится тем, что вы умрете в постели, сэр.
На мостике повисло молчание, слышалось лишь гудение механизмов. У Проуп отвисла челюсть. Хакви сидел спиной ко мне, и я не видела выражения его лица, но рука лейтенанта замерла в воздухе над клавиатурой. Даже Ярун посмотрел на меня удивленно; его уродливое лицо освещалось снизу зеленоватым мерцанием экрана.
В устремленном на меня взгляде Чи не было враждебности.
— Волк знает то, чего овца никогда не поймет. Ты нечто подобное имела в виду, Рамос?
