Юрий Брайдер - Особый отдел
Весть о том, что милиция вновь обыскивает отмеченный смертью подвал и уже обнаружила там не меньше дюжины расчленённых трупов, быстро облетела окрестности, собрав внушительную толпу любопытных.
В компании шкетов, которым сказки заменяли глюки, а школьные уроки — воровство и попрошайничество, Цимбаларь заметил Ваню Коршуна. На сей раз он был одет на манер Гавроша — главного персонажа знаменитого мюзикла композитора Тишенко и либреттиста Гюго «Заваруха в Париже».
Примерно в то же время Кондаков, сопровождаемый Людочкой, прибыл в частный морг, носивший, словно ресторан или гостиница, собственное название — «Чёрный цветок». От других заведений подобного типа, находящихся в муниципальной или ведомственной собственности, он отличался примерно так же, как ленинский Мавзолей от земляного холмика, насыпанного над могилой Льва Николаевича Толстого.
Даже запах внутри напоминал, скорее, храм после торжественной литургии, а не подпольный колбасный цех, на пол которого, кроме всего прочего, вылили ещё и ведро формалина.
— Симпатичное заведение, — похвалил Кондаков. — Вот бы тут местечко заранее заказать. Да, наверное, простым людям такая лепота не по карману.
— Вам, Пётр Фомич, рано об этом думать. Вы ещё на свадьбе у моего сына кадриль спляшете. — Людочка вновь потрогала свой живот, что у неё уже становилось дурной привычкой.
— Кадриль, скажешь тоже… — проворчал Кондаков. — Я, если до свадьбы твоего сына доживу, рок-н-ролл отчебучу. — Он затрясся, словно собираясь упасть в обморок.
— Верю, верю! — спохватилась Людочка. — Только здесь его демонстрировать не стоит. Пол скользкий.
— Зато всё необходимое на месте — и гробы и трупорезы.
В небольшой прозекторской, обставленной, словно парикмахерский салон высшего класса, их уже ожидал судебный медик (по терминологии Кондакова — «трупорез»), загодя вызванный Горемыкиным, умевшим предусмотреть всё, даже свой собственный отъезд в Непал, как известно, не имеющий соглашения о выдаче преступников ни с одной другой страной мира.
Из холодильника прикатили длинный хромированный ящик, похожий на реквизит фокусника. От него ощутимо тянуло прохладой. В ящике, надо полагать, и хранился загадочный труп.
Вышколенные служители открыли ящик, выложили тело, завёрнутое в плёнку, на специальный стол и тут же удалились.
— Бутылку коньяка мне будете должны, — сказал медэксперт.
— За что? — не преминул поинтересоваться Кондаков.
— За конфиденциальность. Без постановления следователя работаю. Под одно честное слово.
— Ладно, сделаем, — пообещал Кондаков, впрочем, без особого энтузиазма. — Ты какой любишь?
— Любой, но чтоб не дешевле пятисот рублей за бутылку.
Кондаков ничего на это не ответил, а стал загибать пальцы на правой руке, пересчитывая, наверное, собственную зарплату в коньячных бутылках. Медэксперт, неторопливо выкладывавший свои страшные инструменты на приставной столик, поинтересовался:
— Сразу вскрывать будем или вы сначала посмотреть его хотите?
— Вскрывай, братец, вскрывай, — сказал Кондаков, глядя прямо перед собой.
— Да-да, — подтвердила Людочка. — Мы вам верим.
— Как угодно.
Зашуршал разворачиваемый пластик, и прозектор, которому на своём веку приходилось вспарывать и киноактрис, и банкиров, и членов политбюро, скучным голосом произнёс:
— На экспертизе представлен труп мужчины средних лет с явными признаками окоченения. Одна из частей тела, а именно голова, отсутствует. Других видимых повреждений на теле не имеется, — он закряхтел, ворочая мертвеца. — Следов гниения и трупных пятен не обнаружено. Каких-либо особых примет тоже… Ну, приступим с божьей помощью.
Лязгнул металл, что-то неприятно затрещало, будто у пиджака отпарывали подкладку, а потом жутко хрустнула перерубаемая кость. Людочка вздрогнула. Кондаков почесался.
— Я, если вы заметили, без ассистента вкалываю, — сказал медэксперт. — Ваш начальник попросил, чтоб лишних глаз не было. Дело, говорит, чересчур деликатное… Помог бы кто-нибудь из вас.
— Это мы запросто, — кивнул Кондаков. — Я пока за коньяком схожу, а девушка поможет.
— Предатель! — прошипела ему в спину Людочка, но с места не сдвинулась.
Минут десять спустя эксперт окончательно потерял терпение.
— Ну хоть кто-нибудь мне, в конце концов, пособит! — воскликнул он, орудуя огромным инструментом, похожим на сапёрные ножницы. — По крайней мере, за ноги его подержите.
— Да-да, сейчас. — Людочка вцепилась в скамью, на которой сидела, словно в борт спасательной шлюпки. — Скажите, а как вы эту профессию выбрали? По призванию или случайно?
— Конечно, по призванию, — с готовностью ответил медэксперт. — Я с детства всяких живых тварей любил изучать. Особенно их внутреннее устройство. Начал с жуков. Потом перешёл на лягушек. Дальше — больше. Птички, котята… Меня мальчишки так и звали — Живодёр. В деревне помогал деду свиней колоть. Там и свежую кровь пристрастился пить. Чтобы прямо из раны. Раз, правда, чуть стельную корову в запале не зарезал. После этого дед меня за версту к своей усадьбе не подпускал. Тогда я кротами занялся. Масштаб, конечно, не тот, но что поделаешь, если душа просит! Шкурки кротовые в заготконтору сдавал. Деньги кое-какие появились. Я эти шкурки, между прочим, научился зубами сдирать. Раз — и готово!
— Зачем вы это рассказываете? — спросила Людочка деревянным голосом. — Хотите, чтобы мне стало дурно?
— Вы спросили, я ответил, — медэксперт пожал плечами. — Не хотите слушать, тогда помогайте.
— Нет-нет! Лучше я послушаю… Кого вы потом выпотрошили? Братишек? Или маму с папой?
— До этого, слава богу, не дошло. Хотя со временем я и в самом деле стал на людей заглядываться. Вот бы, думаю, эту девочку разрезать! Что у неё там пониже пупка? Прямо руки чешутся. Наверное, бедой бы всё кончилось, но родители поняли моё состояние. Я ведь из ихней породы. Мать прокурор, а отец директор мясокомбината. Прежде, говорят, исполнителем в НКВД служил. Те ещё кровопийцы. Одним словом, устроили они меня в медицинский институт. На хирургическое отделение. Уж и не знаю, во что им это обошлось. В школе-то я неважно учился. Не до наук, сама понимаешь, было. Но в институте, как ни странно, дела пошли. Практические занятия у нас в морге проводились. Я как туда первый раз зашёл, сразу понял — это моё! Пока ребята косточки от тканей очищали, а девки нашатырь нюхали, я цельный труп в скелет превращал.
— Но вы ведь на хирурга учились, а не на патологоанатома, — сказала Людочка, старательно отводя взгляд от своего собеседника.
— Карьера хирурга у меня не сложилась, — признался медэксперт. — От него ведь что требуется? Отрезал лишнее и зашивай. А мне дальше залезть охота… Вот так и прибило меня к этому делу.
— Я рада за вас. В наше время редко встретишь счастливого человека… А свежую кровь больше не пьёте?
— Где же её здесь возьмёшь… — в голосе медэксперта прозвучала глубоко скрытая тоска. — Желудок вскрывать?
Этот вопрос поверг Людочку в тихий ужас, но своевременно вернувшийся Кондаков выручил напарницу.
— Обязательно вскрывать, — изрёк он, держа за спиной коньячную бутылку, сделанную в виде сабли. — Содержимое желудка иногда может стать решающей уликой. Помню, однажды я оказался в аналогичной ситуации. Нужно было определить личность неопознанного трупа, обнаруженного в придорожной канаве. В его желудке оказалась непереваренная пища, представлявшая собой стандартный завтрак авиапассажира, съеденный примерно за два часа до смерти. Сразу стало ясно, где искать концы.
— Неужели его убила стюардесса? — содрогнулась Людочка.
— При чём здесь стюардесса? — лицо Кондакова, и без того чуждое симметрии, скривилось от недоумения. — Пассажира задушил таксист, позарившийся на его багаж. Тогда одна импортная магнитола две штуки стоила.
— Две штуки баксов? — удивилась Людочка.
— Каких ещё баксов! Наших советских рублей. За баксы к стенке ставили.
Тут их прервал медэксперт:
— К сожалению, ничем вас порадовать не могу, — сообщил он. — Если в желудке что-то и осталось, то никакой анализ уже не поможет. Остальное в кишечнике. Если других предложений нет, я буду зашивать тело.
— Зашивай, дорогой. Вот твой гонорар. — Кондаков, словно наёмный убийца, выхватил из-за спины свою стеклянную саблю.
— «Багратион»? — медэксперт мельком глянул на подношение. — Ладно, сойдёт… Бутерброды у меня в портфеле, а стаканы попросите в соседнем зале, где трупы обмывают.
— Я не пью, — решительно отмежевался Кондаков. — Не хочу на твой стол раньше срока попасть.
— А мадемуазель? — медэксперт накладывал стежки даже не глядя, словно опытная швея.
— Я беременна! — Людочка обхватила живот обеими руками. — Мне нельзя.
— Причина уважительная, — согласился прозектор. — Говорю вам как медик. Только беременным сюда ходить не полагается. Ребёнок садистом вырастет.
