Ян Валетов - Школа негодяев
Сергеев замолчал, опустив голову, а потом взглянул в глаза арабу.
– Теперь я хочу кое-что услышать от тебя.
– Я сделаю все, как обещал…
– Когда и как?
– Начну, как только доберусь до места.
– Как?
– Контейнерный заброс, со стороны Турции. Ты же знаешь, что у меня там свои возможности. Через Россию теперь ничего не пойдет, почему – объяснять не надо. Точки выгрузки мы оговорили. Оборудование и лекарства куплены. Сбросим все в течение недели, с низких высот. Это район ответственности ООН, а с ними мои друзья умеют договариваться. Слово я сдержу… Все будет, как обещал.
– Я же неверный… – ухмыльнулся Умка.
– Да. Неверный, но я тебе обязан.
– Это точно. И не забывай…
– Не волнуйся. Не забуду.
Михаил положил контейнер на постель рядом с перевязанной рукой собеседника. В последний момент кисть его замерла над металлическим цилиндром, но он, сдержавшись, оставил все как есть. Если Али-Баба и заметил момент колебания, но сделал вид, что ничего не произошло.
– Ну, вот… – проговорил Сергеев с некоторым трудом. – Договорились. Предупреждать тебя не буду, сам все знаешь. Если что не так будет – найду под землей, а я искать умею. И вот еще что… Хасану передай – я рад, что он выжил. Но иначе тогда поступить не мог и сейчас бы по-другому не поступил. Мы играли за разные команды, но он мужчина и настоящий боец … Я умею ценить мужество врага.
– Как ни странно – он тоже…
Али-Баба улыбнулся одной стороной рта.
– Именно он сказал и мне, что из всех твоих коллег он доверился бы только тебе.
– Ну, и отлично… Значит – это взаимность! Готовься. Если все без изменений, то вылетите в течение часа. Сейчас попрошу связистов, чтобы дали тебе трубу – позвонишь. Успеют твои подтянуться к месту встречи?
– Если живы – то да. Если нет, то остальное уже значения не имеет. Пусть пилот меня высадит – и все. Что будет дальше – мои заботы.
– Удачи, – сказал Сергеев. – Когда ты будешь готов, я зайду попрощаться.
Умка вышел, как всегда ровно держа спину, но прикрыв за собой двери, сгорбился, будто бы на плечи ему положили бетонный блок. Если бы он знал, у кого попросить прощения, то, наверное, попросил бы. Но он не знал. А вот то, что без помощи извне его стране придется плохо – знал совершенно точно. И все остальное действительно не имело значения. Прав Вадим. Прав Мотл. Нельзя защитить весь мир, да и не нужно, если честно говорить. Мир не любит собственных защитников, они для него эволюционная отбраковка – выживают не добряки, а циники и прохвосты, они лучше приспособлены к жизни. Мир жесток и на том стоит. Так что помогать надо вполне конкретным людям и по вполне конкретному поводу. В огороженном от беспечного мира колючкой и минными полями гетто со стыдливым названием Зона Совместного Влияния, таких вот нуждающихся было в избытке. И Сергеев знал, что делает выбор в их пользу, пусть этот выбор и тяжел для него.
Из приоткрытой двери в гостиную слышался шум – гудел на басах Левин, можно было разобрать голос подошедшей Саманты, покашливания Матвея. Умка приостановился в коридоре, посчитал про себя до десяти, провел руками по лицу, словно смахивая с него что-то, и только потом шагнул в комнату. На пороге его качнуло: не так, чтобы сильно, но вполне ощутимо. На секунду он даже потерял равновесие, коснулся плечом притолоки, попытался вздохнуть полной грудью, но ничего не получилось. Мучительно закололо в подреберье, и, чем больше Михаил пытался втянуть в себя воздух, тем сильнее и резче болело в боку, и он невольно кренился на сторону, как подбитый корабль. Последний раз так плотно его скрутило почти год назад, в поезде, по дороге на Львов.
В Тернополе тогда только грохнули генерал-губернатора, причем убили шумно, с особым цинизмом. Сергеев и не подозревал о происшествии – сарафанное радио не успело сработать, да и не могло никак – наместника Речи Посполитой «обнулили» практически в тот момент, как Умка инфильтровался на территорию находящуюся в ведении Ромы Шалая – бывшего сергеевского однокашника, ныне начальника Службы Безпэки при гетмане Конфедерации Мыколе Стецкиве. Рома при всех странностях и «забобонах» был мастером своего дела и на политическую акцию во вверенном ему хозяйстве отреагировал, как учили – то есть поставил всех на уши. Границы с Молдавией и вотчиной пожизненного Бацьки, конечно, были дырявыми, но они к ведомству Шалая не относились, пусть там погранцы изощряются, Приднестровскую демаркационную линию давно охранял Российский иностранный легион, а польская была укреплена словно Линия Мажино. Так что помешать перступникам перебежать границу Шалай не мог, но внутри страны всех своих филеров и контрразведчиков поднял в ружье, как озверевший сержант – салаг-новобранцев.
Институт генерал-губернаторов поляки ввели не во всей Конфедерации, а только на землях, которые Иосиф Виссарионович с соратниками аннексировали в сентябре 1939–го. Сергеев полагал, что сделано это было не зря – соседи из Варшавы явно спали и видели очень даже реальную возможность репарации. Опыт возврата давно потерянной собственности, откатанный в прибалтийских странах, уже был, документы какие-никакие сохранились, «де юре» присоединенные территории все еще находились на военном положении и за порядком там следили польские войска – хотя и под НАТОвской эгидой. Генерал-губернатор, представлявший интересы оккупационной власти, формально был свадебным генералом при власти местной, а вот неформально решал множество вопросов на вверенной ему земле и ни с кем не советовался.
Тернопольский генерал-губернатор был мужик решительный, даром, что «голубой» до синевы, и по мозолям местных элит топтался так, что кости хрустели. Элиты выли, писали доносы в Варшаву, слали компрометирующие наместника фото и видео, позабыв о европейской свободе нравов, но все – безрезультатно. Исчерпав аргументы, представители бизнес-знати вспомнили о том, что наместник близко, а Варшава далеко, и наняли специалистов. Спецы оказались грамотные, с нетривиальным подходом к решаемой проблеме, и совсем скоро генерал-губернатор возлег в джакузи рядом с молодым белокурым любовником, который любил деньги больше, чем плотские утехи с немолодым сановником. Именно он пустил в квартиру, снятую для тайных встреч, двух сравнительно молодых людей, которые должны были установить скрытые видеокамеры.
Парни провозились в доме совсем недолго, только вот устанавливали они вовсе не видеокамеры, и десять тысяч евро, полученные неразумным любовником за такую незначительную услугу, впрок ему не пошли. Во время следующего визита расслабленный нежными ласками губернатор обнял милого друга за накачанные плечи, отхлебнул из бокала ледяного шампанского и включил гидромассажер. Незначительное изменение в схеме проводки привело к тому, что одновременно с этим любвеобильный чиновник подал в воду ток под напряжением в 380 вольт. Поставленные мастеровитыми молодыми людьми мощные предохранители выдержали ровно три с половиной минуты. За это время два «голубка» успели наполовину приготовиться.
Первыми в любовное гнездышко – и надо же было такому случиться?! – попали не сотрудники СБ, не полицейские тернопольской «крипо»,[12] а неизвестно кем предупрежденные прожженные «журналюги», которых и журналистами назвать язык не поворачивался. Фото круто сваренного губернатора и его молодого друга выпорхнуло в Интернет через 15 минут после смерти оных. Если до того у особо тупых граждан можно было зачать мысль о несчастном случае, то после демарша прессы сомнений в насильственной смерти уже не было ни у кого!
Понятно, что «зачищать» свидетелей и «рисовать картинку» при таких обстоятельствах Шалай не мог. Все грязное белье вывалилось наружу, и СБ, вместо того, чтобы привычно замести мусор под ковер, было вынуждено выступать открыто и обещать показательно разорвать преступников на части. Каждый мало-мальски грамотный человек понимал, что речь шла только об исполнителях убийства. Заказчики теоретически были известны, а вот практически наказать их возможным не представлялось: ни одной ниточки к тем, кто внес некоторые изменения в конструкцию джакузи, не вело. Роман Иванович прекрасно осознавал бесполезность своих действий с точки зрения профессионала, а вот с точки зрения обывателя должен был исполнить танец с саблями: иначе, что это получается? Получается, что на глазах у гетманской безпеки можно «завалить» кого угодно, и ничего за это не будет? Такого непорядка Шалай допустить никак не мог, и розыскные мероприятия практически превратились в мероприятия по устрашению.
Сергеев мирно спал у себя на полке, когда в купе идущего от Белой Церкви на Львов «почонка»[13] без стука ввалились жандармы в сопровождении двух цивильных панов с профессионально тухлыми физиономиями. Вернее, в купе ввалились только жандармы, а эти двое остались в коридоре, расположившись ловко, чтобы в случае стрельбы не угодить под шальную пулю.
