Андрей Ливадный - Титановая Лоза
Хантер. Он торговал людьми, сталкерами, послушниками Ордена!… Сколько лет он грел на своей груди гадюку, которая теперь собиралась его ужалить?
Предательство…
Первым порывом Титановой Лозы стало неистовое желание вырезать паучье гнездо, свитое на Бетонном острове, выжечь тут все, не оставив никого в живых.
Горе и гнев, такие живые и сильные, едва не подтолкнули ее к безумному поступку.
Нет… — Ее кулаки медленно разжались. Если расправиться со Званцевым, вырезать наймитов синдиката, Орден падет. Шаркер — лишь пешка, а его хозяева далеко, до них сейчас не дотянуться ни рукой, ни пулей, они переживут потерю эмиссара и придумают что-то новое, еще более худшее. «Сейчас я хотя бы знаю их планы и могу уберечь Орден от уничтожения», — твердила себе Дарлинг, стараясь унять требующую немедленного мщения боль, вернуть утраченный самоконтроль. Но ощущение глобального предательства не позволяло вздохнуть, и она, не выдержав, беззвучно разрыдалась.
Боль не исчезла. Саднящее чувство тревоги не покинуло душу, оно лишь затаилось где-то в груди, но рука Титановой Лозы уже соскользнула с наборной рукояти ножа, которую она стиснула в побелевших пальцах, когда горький удушливый ком подступил к горлу.
Орден был для нее всем — домом, семьей, смыслом, он заменил десятки других понятий, стертых с лика земли и из памяти Дарлинг катастрофой пятьдесят первого года.
И тем больнее, тем горше оказался внезапный удар.
Я вернусь… — твердила она себе, спускаясь по ржавым скобам вертикального колодца.
* * *Бледный, стылый рассвет занимался над руинами города.
Обычный для Академзоны непрекращающийся погодный катаклизм разыгрался этим утром не на шутку: тяжелые, напитанные пеплом мрачные облака неслись под незримым куполом Барьера, двигаясь от центра отчужденного пространства, где медленно вращался исполинский смерч, к периферии. Ураганные порывистые ветра сминали свинцовые плиты облачности, рвали их на седые космы, заметали пепельно-серыми хлопьями изуродованный, нагой, лишенный даже намека на органическую жизнь ландшафт, похожий на декорацию, подготовленную к съемкам фильма о другой планете, где цивилизация давно погибла, убив себя и окружающую природу.
Огромные трещины змеились по поверхности земли, некоторые из них достигали десяти метров в ширину, серые водопады, образованные похожей на пепел субстанцией, низвергались в тектонические разломы, а через минуту мутными, гудящими потоками их выбрасывало через мелкие кратеры, напитанные жаром от подземных источников тепла.
Внезапно в бледные краски раннего утра вплелось слабое зеленоватое мерцание: полосы холодного света, похожие на сполохи одноцветного полярного сияния, то появлялись, то исчезали, обращая на себя внимание всех существ, неважно, будь то вольный сталкер, боевик Ковчега или механоид.
Приближалась пульсация Узла — коварное явление, одинаково опасное как для людей, так и для механических форм жизни, населяющих Пятизонье.
Любой, кто заметил в небе сполохи мертвенного света, спешил найти укрытие, чтобы переждать удар стихии. И люди, и механоиды всех мастей отдавали предпочтение подземным убежищам. Неудивительно, что в такие минуты между ищущими спасения существами вспыхивали короткие, ожесточенные схватки за какой-нибудь полуразрушенный подвал, и лишь дикие, лишенные механических носителей скорги — эти вездесущие обитатели отчужденных пространств — никак не реагировали на признаки близящегося катаклизма. Очередной удар стихии являлся для них благом, единственным в своем роде мутагенным фактором, способом освоения новых уголков Пятизонья. Среди тонн вещества, попадающих при пульсации в Узел, спорадически транспортируемых из одного пространства в другое, перемещались и дикие колонии скоргов, при этом они обменивались фрагментами, составляя новые агломерации, получая уникальные сочетания свойств…
…Зеленоватое сияние недолго играло мертвенными оттенками над притихшей землей. Вскоре оно исчезло, будто растворившись в тяжелом, неподвижном воздухе, облака за минуту до пульсации застыли, утих ветер — в такие моменты даже над Цитаделью Ордена, где вечно клубились тучи, можно было на миг увидеть солнце…
Тот, кто имел глупость задержаться, засмотревшись на пробившийся сквозь облака солнечный свет, рисковал либо погибнуть, либо оказаться за тысячи километров от того места, где беспечного сталкера настигал сокрушительный, внезапный удар стихии.
Воздух с каждой секундой становился все осязаемее, все гуще.
Вихрь, лениво вращающийся неподалеку от руин бывшего Академгородка, потерял стабильность, то истончаясь, то распухая; постепенно его флуктуации становились все чаще, зримее, вращение ускорилось, среди серых растрепанных косм начали бить разряды молний, трескучие раскаты грома сотрясали притихшие окрестности, затем мутный столб уплотненного воздуха вдруг начал стремительно расширяться, за считаные мгновенья поглотив все видимое пространство — от горизонта до горизонта.
Пульсация…
Грохот перешел в адский вой, свинцовая плита облаков обрушилась на землю, кольцевая ударная волна судорогой прокатилась по искореженному пространству, словно вихрь ударился оземь и… успокоился, начал лениво подниматься, высачиваясь из трещин тысячами локальных завихрений, вновь собирающихся в единый, медленно вращающийся столб пепельно-серого цвета…
…Постепенно помутившаяся в момент пульсации атмосфера начала очищаться от поднятых в воздух частиц, среди сумрака все еще ветвились разряды молний, но «погода» уже стабилизировалась — легкие частицы подняло вверх, сбивая в облака, тяжелые осели на землю, ветер вновь задул порывами, поднимая поземку праха, наметая теплые пушистые «сугробы» под иззубренными стенами руин…
Пространство Академзоны оживало. Охотники за легкой наживой не могли позволить себе пропустить выпадение «манны небесной». Известно, что в момент пульсации вихрь приносит из иных регионов Пятизонья не только различные обломки, но и множество предметов, каждый из которых при внимательном изучении может оказаться уникальным, бесценным артефактом.
Первыми после пульсации Узла на поверхности появились сталкеры-одиночки. Действуя обособленно или небольшими группами, по два-три человека, они спешили поймать момент, пока технос все еще находится в оцепенении, переживая сбой вследствие воздействия различного рода излучений, которые неизменно сопровождали удар стихии. Впрочем, пониженная активность разнообразных механических форм с лихвой компенсировалась человеческой кровожадностью: перестрелки между сталкерами, не поделившими добычу, порой напоминали масштабные боевые действия, а вскоре, когда открывались гермозатворы разветвленной сети бункерных зон и на поверхность выходили отряды егерей — боевого крыла группировки Ковчег, — события принимали и вовсе крутой оборот.
Каждое боевое формирование Ковчега обязательно включало в свой состав мнемотехника, энергика и бионика, а также как минимум четверых боевиков — сталкеров, не обладающих какими-либо уникальными способностями, но компенсирующих их недостаток прекрасной боевой выучкой, железной дисциплиной и холодным презрением к чужим жизням. Под раздачу групп зачистки попадали все — начиная от вольных старателей и заканчивая созданиями техноса, попавшими в Академзону милостью пульсации и еще не успевшими покинуть зону тамбура.
Вообще-то девизом группировки Ковчег было сохранение и приумножение погубленной на поверхности жизни, но в адских условиях Пятизонья дальше благих намерений дело не шло. Борьба с эволюционировавшими механизмами, «изуродованными» сталкерами,[6] военными, а в особенности с представителями Ордена, официально именовалась «зачисткой местности от враждебных биомеханических форм». Отряды егерей действительно держали под контролем зону тамбура и некоторые прилегающие к Академгородку территории, зачищая их от механоидов, но большая часть руин Новосибирска и его окрестностей по-прежнему находилась во власти техноса и вольных сталкеров — это были опасные, мрачные регионы, где влияние Ковчега проявлялось лишь эпизодически.
Научное крыло группировки, по слухам, занималось созданием базисной модели новой экосистемы, способной возродить жизнь на поверхности изувеченных катастрофой пространств, но никто и никогда не видел практических результатов проводимых исследований.
Злые языки утверждали, что на самом деле все обстоит намного проще — нет никаких глобальных экологических программ, они лишь идеологическое прикрытие для бизнеса, организованного лидером Ковчега — Генрихом Хистером.
Для подобных утверждений имелись серьезные основания. Новосибирский Академгородок еще до катастрофы являлся всемирно известным центром экспериментальной имплантологии. Нетрудно догадаться, что материальная база многих секретных производств сохранилась в глубине бункерных зон, не пострадав в момент образования Пятизонья. Поговаривали, что Хистер отыскал номерные цеха и лаборатории, поработил выживших ученых, и теперь сотни ремесленников от науки изготавливают импланты, проводят исследования и мнемотехнические операции с использованием уникального оборудования, а предприимчивые торговцы способствуют быстрейшему распространению ходового товара по всем отчужденным пространствам.
