Дмитрий Матяш - Изоляция
— А куда ему тут было кондярить? — загнусавил третий. — По любасику на нас вышел бы. Так что подвезло еще фраеру, что откинулся сразу. А то я бы ему кишонки на уши навесил.
— Э, ну чего ты там таращишься? — спросили сзади. — Не видел мозгов на асфальте никогда, что ли?
Мне на плечо легла тяжелая рука. От этого прикосновения мороз прошиб тело, а сердце, досель отстукивающее невероятный темп, на мгновение просто как в колодец кануло. Наверное, сейчас узнать чужое лицо под маской не составило бы и малейшего труда. Но я изо всех сил стараюсь унять себя, и просто мое счастье, что в этот миг все смотрят вниз, а не на меня. В отличие от напарника, который если бы тоже выглянул…
Мать, от скольких же еще факторов случайности зависит, жить мне или нет?
— Пошли, я что, сам его тащить буду? На шестом еще один жмур есть, а на третьем аж четверо. Воду будешь?
Он протянул мне бутылку, но я не взял бы ее, даже если б мне в рот насыпали песка.
Тащусь за широкоплечим санитаром словно в бреду. Стрелки внутренних часов осыпались от тяжести, ось вращается впустую. Мы выходим на площадку, поднимаем тело в мешке за ручки и сходим по лестнице. Я не ощущаю рук, я не ощущаю несомого веса, я пытаюсь понять, сколько времени уже прошло и сколько пройдет еще, прежде чем они поймут, что внизу лежит не тот. Я накидываю себе лишние очки форы за то, что «доги» могут не знать всех санитаров в лицо, но как быстро к лежащему парню доберется другой санитар и поднимет тревогу, узнав в «прыгуне» своего? Или как быстро сами «доги» разгадают этот ребус и обнаружат между мной и суицидником не менее десятка явных десять отличий. И возраст, и телосложение в целом. Некоторые ведь из них видели меня свисающим, как обезьяна, с балкона соседнего подъезда. Как быстро они поломают мою легенду?
А череда лестничных пролетов не заканчивается. Все вниз, и вниз, и вниз. Неужель сразу в ад заносим?
Напарник что-то бубнит, я его не слышу, по крайней мере не отвечаю, а он, спасибо ему, и не требует от меня никакой реакции. Все, что я расслышал, что вскоре «все это накроется медным тазом» и «не будет никакой санитарной службы». Но, как и прежде, я оставил это без внимания.
Я просто передвигал ногами. А когда вышел на свет, мне показалось, будто я покинул темную, сырую пещеру после нескольких дней бесцельных блужданий в ее лабиринтах. Под теплыми лучами стало легко и спокойно, мысли упорядочились, сердце остепенилось. Идеальное расположение духа для безумных поступков.
Мы передаем труп другим двум парням, которые стоят возле мусоровозки, а те, в свою очередь, передают мешок другим двум, которые стоят на бортах. Кто-то из последних спрашивает моего напарника, что там случилось, интересуются, что за стрельба и в кого палили, но тот вяло отмахивается. Мол, не знаете разве, в кого могут стрелять? В людей обычных, не в инопланетян же.
— Идем, Суриков, у нас дел еще по горло. Эй, ты куда? С тобой все нормально?
Я понимаю, что он обращается ко мне, но остановить меня сейчас может разве что пуля. Я решительно шагаю прочь от машин, затылком ощущая отправленные мне вслед взгляды. Они еще не понимают, но скоро им все станет ясно. Для некоторых, с той стороны дома, где лежит разбившийся санитар, уже все ясно, я это просто чувствую.
Срываясь в бег, я слышу крики за спиной. Один из голосов мне очень знаком. «Нападе-е-ние!» Привет, крикун, никак не угомонишься? Обещал не сдавать меня, а вышло как обычно.
Затем к ним добавились короткие автоматные очереди. Зря. Я бегу как ошпаренный, не чувствуя ног и усталости, не видя дороги перед собой и ни о чем не думая. Я спокоен как футбольный тренер, чья команда уже в первом тайме загнала сопернику три банки. Мне все удалось, остальное издержки. Если «псяры» не знают потайных мест этого района, им ни за что меня не догнать. Ни за что не найти.
Но я все равно продолжаю бег. Последующие два года я почти не останавливаюсь. И даже когда пробираюсь незаметно как призрак, я все равно бегу. В голове, в подсознании, в мыслях. Внутренне я продолжаю бег, ведь остановиться — значит…
Да, умереть.
Глава 3
Невада
24 октября 2015 г., 03.15
2 года 4 месяца после эвакуации
Мы выкурили сначала по одной, потом еще и еще, закоптили комнату хоть топор вешай, а разговор все не шел. Ну как «разговор»? Женьке-то меня особо спрашивать было не о чем, тут все и так понятно: тягач есть тягач, мотивы ясны как божий день. А на мои попытки развязать ему язык он отвечал нехотя, с бесящей минутной задержкой и без капли конкретики в словах. То ли по натуре был неразговорчивый, то ли после замеса в павильоне никак отойти не мог, но, судя по его виду, кирпичи он бы таскал охотнее, чем языком чесать. Поэтому я, ощупав обволакивающую его невидимую и непробиваемую скорлупу, умолк и сам.
Доверял ли я ему, оказавшись в одной комнате? Нет. Ожидал ли от него западла? Да. Но все это скорее по привычке, чем из-за того, что он был из проклятого «псячьего» клана. Просто по-другому я не умел: последние прожитые годы, знаете ли, никоим образом не воскрешали прежнего чувства веры в людей. Какими бы добрыми качествами, навроде бескорыстного спасения из западни, ни обладали их поступки. Мне такие нравственные видятся как китайские машины. И вроде бы кондиционер тебе, и хромированные вставки на консоли, и набор опций как в дорогой иномарке, просто глаз радуется, а душою все равно понимаешь — дерьмо ведь. Насквозь дешевое дерьмо, завернутое лишь в блестящую упаковку. И все, что нужно этому дерьму, это то, чтоб ты купился на его кондиционер. Купился и бабло выложил, а что будет потом, эту жестянку не интересует.
Но Жека был вне данной категории людей. Я не доверял ему, но и обманкой он мне не казался, уж я-то знал в этом толк. Скорее он был похож на человека, который привел в дом помирающую с голоду дворнягу, накормил и разрешил лечь на коврике, но при этом совершенно не понимал, зачем сделал это. От великодушия своего аль с расчетом каким, чтоб дом охраняла?
Прикрывшись занавеской, он стоял у окна и, опершись плечом на стену, курил. Изредка потягивал из дородной дюралевой кружки кисло-приторную брагу собственного приготовления. Пряча сигарету в кулаке, абы с улицы никто случайно не заметил тлеющего уголька, он что-то высматривал. Может, прийти кто должен, и ему не хотелось пропустить торжественный миг встречи?
В безлунной темноте позднеоктябрьской ночи поблескивали только налитые легкой безуминкой его глаза.
Какое-то время я также стоял с другой стороны окна и таращился на улицу. Но поскольку смысла во всем этом так и не отыскал (ибо если он ожидал штурма бывших его сослуживцев, то почему решил, что они подойдут к дому с тыла), интерес к рассматриванию темных силуэтов быстро иссяк. Я уселся на диван и налил себе в стакан еще немного браги. От выпитого в голове как-то приятно потяжелело и ногам стало тепло. Пока опорожним полторашку, глядишь, я и вовсе расплывусь тут что сыр в микроволновке. И домой уже не тянет.
Рядом на диване лежит мой трофей. С полной обоймой, что не может не радовать. Мне не нравилась эта булл-паповская поделка, но в целом наличие нового оружия тешило. Оптика особенно. Упираю его прикладом в плечо, целюсь в окно. Блин, непривычно держать. Все равно, что сесть в машину, у которой руль и педали выведены к заднему ряду сидений. Управлять как бы можно, но без определенной подготовки явно не обойтись. Затем беру в руки свой «укорот», словно на весы кладу. Верный боевой товарищ, не раз жизнь спасал. Но, елки, старый же чертила, семьдесят девятый год — это тебе не вчера из ящика с соломой достали. А «тавор» даже на ощупь свеж, пахнет еще заводским маслом.
Не дурак я, сердцем понимаю, что лучше старое советское, чем новое украинское, а прагматичный мозг все равно вторит: «новье, новье». В принципе, с оружием особых проблем нет, а вот с патронами… С ними дело похуже обстоит. Они как мед, знаете? Если они есть, то — тррр! — и их сразу нет. Беречь надо.
Отсоединив рожок от «ксюхи», выщелкиваю на ладонь шесть патронов. Небогато наследие, думал, хотя б десяток останется. Прячу остаток тщательно в карман, как босота мелочь.
Привлеченный бряцанием, Жека поворачивается от окна.
— Определился? — спрашивает.
Это был первый заданный им вопрос.
— Угу. Покатаю эту хрень, — я похлопал «тавора» по раме, — вдруг понравится?
— Левону нравилось. Отстреливать вас. Закономерно, что ты его выбрал.
— Хм, — я проглотил остатки темной спиртонамекающей жидкости. — Не человек владеет оружием. Наоборот. Это оружие шепчет ему о том, какой он сильный и страшный, пока держит его в руках. Самой железяке по боку в кого стрелять. Сегодня в тебя, завтра в меня. Она не перебирает. И не чувствует при этом ни хрена.
— Интересная теория. — Он выпустил ноздрями дым и бросил окурок себе под ноги, растоптал. — Сам придумал?
