Борис Орлов - Испанская партия

    Ветер бросает дождь по Красной площади навстречу урне. Она не колышется. Она медленно и ровно движется к Кремлевской стене - пантеону социализма. На стенах площади нет ни украшений, ни портретов. Скорбь здесь в глазах и сердцах людей, наполняющих площадь.

   Сталин поднимается на крыло мавзолея. Неподвижно смотрит на урну.

   Говорят Молотов, Ворошилов, Тухачевский. В их замечательных речах мы видим человека огромного, могучего, уверенного в правоте своего дела.

   Урна поворачивает за край мавзолея. Последний раз площадь смотрит на урну. Последний салют прощания, - гремят орудия. Мокрые ели словно плачут, провожая товарища Якира в последний путь. Седые камни Кремлевской стены приняли прах выдающегося полководца, верного бойца революции, защитника всех угнетенных.

   Пройдут долгие, долгие годы. Облик Ионы Эммануиловича Якира -  полководца социализма, будет воспет и в книгах, и в мраморе, и в бронзе. Но никогда не забудут потомки о скорби этого холодного дня, об этой процессии горя, уважения и любви, об этой процессии, пылающей верой в мощь социализма, пылающей преданностью к коммунистической партии, к вождю народов товарищу Сталину!"

   Опубликовано в газете "Правда" от 12 апреля 1937 г.

   - Товарищ майор! - Старший лейтенант Домбровский вытянулся перед комбатом Лукиным, - Второй взвод, второй роты прибыл для получения обмундирования!

   Лукин поморщился, расправил лацкан светло-серого пиджака, а затем с чувством произнес:

   - Алеша, сколько раз можно повторять: не обмундирования, а одежды. О-деж-ды, ясно тебе?

   - Так точно, товарищ майор!

   - И привыкай к конспирации. Не "товарищ майор", а Евгений Дмитриевич, понял?

   - Так точно, Евгений Дмитриевич!

   - Тьфу на тебя! - Лукин досадливо махнул рукой. - Иди уже, товарищ Домбровский. Надеюсь, что хоть дальше не будешь забывать, что пока на место не приедем, никаких майоров, полковников, лейтенантов и так далее не существует.

   Старший лейтенант Алексей Домбровский еще раз, видимо для конспирации, козырнул и пошел между стеллажей туда, где уже раздавался воркующий голос старшины Политова:

   - Проходим спокойно, не задерживаемся. Получили костюмы - переодеваемся, форму складываем и встаем в очередь за обувью...

   Завернув за очередной стеллаж, Алексей оказался перед коротенькой очередью из своих подчиненных, имевших весьма своеобразный, хотя и не лишенный некоторого изящества вид. Второй взвод второй роты стоял в костюмах-двойках светло-коричневого шевиота - костюмах модных, дорогих, изящных... Вот только кроме костюмов на них ничего не было. Ну, кроме обычного солдатского белья.

   Глядя на своих босых десантников, у которых под пиджаками болтались завязки нательных рубах, а из-под брюк торчали штрипки кальсон, Домбровский, не удержавшись, фыркнул, но никто не обратил на это внимания. Вовсю шел процесс выдачи обуви. Старшина сверялся с длиннющим полотенцем табеля, протягивал очередному бойцу пару модельных темно-коричневых туфель и поторапливал красноармейцев:

   - Скоренько, ребятки, скоренько. Ботиночки получаем и отходим. Потом пойдем сорочки получать...

   В этот момент Политов поднял глаза от табеля и сейчас же склад взорвался громовым рыком разъяренного тигра:

   - Эпштейн, мать твою! Ты где это взял?! Ты что тут вырядился, как огородное пугало?!!

   Красноармеец Михаил Эпштейн непонимающе моргал, стоя перед старшиной в идеально сидящем на его худощавой, слегка нескладной фигуре, ЧЕРНОМ шевиотовом костюме.

   - Товарищ старшина, разрешите...

   - Не разрешаю! Снимай этот лапсердак, и чтобы я его больше не видел! Вот, - Старшина нырнул куда-то в недра стеллажа, выдернул сверток и с силой ткнул его Эпштейну:

   - Переоденься, горе мое! И что это у тебя за манера, красноармеец Эпштейн: обязательно надо ему выделиться?! И парашют у него не давлением воздуха, а какой-то аэродинамикой поддерживается; и не капсюль у него порох воспламеняет, а никому неведомый азид серебра... Самым умным хочешь быть, да?!!

   Домбровский вспомнил стычки старшины с Михаилом, пришедшим в десантники из института, и усмехнулся: Политов потратил много сил и терпенья, чтобы заставить Эпштейна быть "как все". Впрочем, во внеслужебное время старшина дружил с Михаилом, и не считал зазорным спрашивать или уточнять что-либо у образованного красноармейца.

   Скинув в общую кучу свое обмундирование и получив такой же как у всех светло-коричневый костюм с парой темно-коричневых туфель, старший лейтенант повел взвод получать сорочки, галстуки, носки и головные уборы...

   ... Комбриг Глазунов стоял и отчаянно пытался удержаться от смеха. Рядом с ним боролись с душившим хохотом командиры штаба Отдельной Авиадесантной бригады Особого Назначения. Приказом Командующего Армейской группой Особого Назначения маршала Тухачевского, бригада должна была следовать к месту назначения в штатской одежде "с целью недопущения раскрытия принадлежности к строевым частям РККА". И приказ был выполнен, но как?!!

   Штаб бригады и командиры батальонов были все, как один человек одеты в светло-серые костюмы-тройки с синими галстуками, серые туфли и темно-серые шляпы. А перед ними стояли навытяжку две тысячи бойцов и командиров. Все - в одинаковых светло-коричневых костюмах, темно-коричневых туфлях, коричневых мягких касторовых шляпах. Галстуки были со вкусом подобраны в тон костюмам: все - нежного фисташкового цвета...

   - Я же приказал не одеваться всем в одно и тоже, - с трудом выдавил Василий Афанасьевич.

   - Так они и не в одно и тоже оделись, - простонал комиссар бригады. - Вот мы - в светлом, они - в коричневом...

   Глазунов увидел в строю знакомое лицо и подошел к красноармейцу:

   - Эпштейн, ну ты-то, ты?! Из хорошей еврейской семьи, папа - закройщик, а ты что нацепил?..

   Михаил Эпштейн посмотрел комбригу прямо в глаза и твердо ответил:

   - Мой папа, товарищ комбриг - фармацевт!..

   Климент Ефремович Ворошилов еще раз внимательно просмотрел отношение из НКВД относительно передачи в распоряжение учебных центров Главного Управления Пограничных Войск красноармейцев и младших командиров второго года службы. Все верно, все правильно. Исполнять не хотелось отчаянно, потому что в Армейскую группу Особого Назначения и так отдали лучших, собрав, буквально с бору по сосенке. "По сусекам скребли, по амбарам мели", - усмехнулся про себя нарком. Но исполнять было надо. Во-первых, пограничники тоже отдали все, что потребовалось, а во-вторых... Во-вторых он некоторым образом в долгу перед наркомом внудел: даже не столько перед Колькой, хотя Ежов уже успел сделать для армии не мало, да и еще сделает, сколько перед его замом - Лаврентием...

   - Товарищ маршал, - на пороге кабинета возник Хмельницкий. - К вам товарищ начальник ГУГБ.

   - Проси, я его жду - быстро ответил Климент Ефремович, хотя, если честно, то кого-кого, а уж Берию у себя в гостях он ожидал увидеть менее всего.

   После начала расследования по обстоятельствам заговора в РККА, Ворошилов считал, что у начальника Главного Управления Госбезопасности дел должно быть невпроворот, а уж раскатывать в служебное время по гостям Лаврентий Павлович не любил и в спокойные времена...

   - Здравствуй, Лаврентий Павлович, здравствуй! - Климент Ефремович поднялся навстречу посетителю. - Проходи, проходи. Чаю там и всего остального, что к чаю...

   - Прости, Климент Ефремович, не до чаю сейчас, - Берия раскрыл кожаную папку и вытащил оттуда несколько листов. - Вот, ознакомься и дай свое разрешение.

   Ворошилов мельком глянул... Список. Высшие командиры РККА, подлежащие аресту. Без его санкции НКВД такие вещи делать не может.

   Он принялся внимательнее просматривать список... Ого! Начальник Академии имени Фрунзе?! Жаль, жаль... Корк был хорошим специалистом и, вроде, не самым плохим человеком. Да и в особо тесных связях с Тухачевским не был замечен... Правда, Ефим что-то такое говорил, пока еще был в комиссаром академии, но Ворошилов особенно в это не верил. Очень уж тяжело было не слишком-то образованному казаку сработаться с выпускником царской Академии Генерального Штаба. Ан, не подвело Ефима пролетарское чутье!..

   Кто там дальше?.. Гамарник?.. Ну, с этим понятно... Гарькавый?.. В принципе, можно было ожидать: они с Якиром на родных сестрах женаты. Не мог же Якир его в стороне оставить: родственник, как-никак... Зам его, Василенко?.. Беда... На кого ж теперь Уральский округ оставлять?.. Фельдман... С этим тоже все предельно ясно и просто. Гамарнику первый приятель, пустобрех и по женской части любитель... И ведь деть его было некуда: сними с Управления по комначсоставу - сразу заступники набегут... Только то и спасало, что замы у него были толковые... Кроме Куркова... Хм-м, вот и он...