Вадим Панов - Куколка последней надежды
— И всю дорогу постоянно сообщал мне, что это ты меня провожаешь. — Олеся улыбнулась.
— И мы приехали к тебе.
— А ты догадливый.
«Хозяин, может, повременим с дальнейшими расспросами?» — подало голос левое полушарие.
«Надо идти до конца, — решительно оборвало его правое полушарие. — Мне, например, очень интересно…»
— Если тебя интересует, что было дальше… — Олеся захлопнула книгу и перевела взгляд на наемника. — То ничего не было.
— Да?
В последний момент Артем спохватился и понадеялся, что короткое восклицание не сумело отразить охватившее его глубокое облегчение.
«Спасены!» «Растяпы!»
— Ты на что-то рассчитывал?
— Не зря же я набивался провожать тебя. — Артем почувствовал прилив уверенности и даже улыбнулся. — Выходит, я все-таки был недостаточно убедителен?
— Ты был убедителен, но недостаточно состоятелен.
«Упс! Докатились!» Артем задумался. С одной стороны, проснувшись у Олеси, он почувствовал себя омерзительно. На самом деле, стоило Инге, его рыжей Инге, ненадолго уехать, как он оказывается в чужой постели. Это плохо. Это подло. Не то чтобы Артем имел что-либо против чужих женских постелей, но он был вполне счастлив в своей. В смысле в Ингиной. В смысле с Ингой…
Мозг намекнул, что для столь сложных размышлений одного стакана воды недостаточно и надо бы провентилировать насчет кофе, но наемник отмахнулся.
Теперь выясняется, что в этой самой чужой постели ничего не было сделано. В то время, как женщина явно была не против. А даже (скорее всего) была за. Допустим, вчера это не состоялось по техническим причинам, но что делать сейчас? Пробормотать «извини, дорогая, я совсем забыл предупредить жену и детей, что не приду ночевать»? И вежливо исчезнуть?
«Правильно, правильно, — зашептало левое полушарие. — Спасайся, хозяин! У нас есть шанс смыться, так воспользуйся им!»
Или мужественно продолжить начатое вчера? «Трус! — Нахальное правое полушарие требовало продолжения банкета. — Ты всю ночь проспал в ее постели, это достаточный повод для моральных терзаний, так что пусть эти терзания имеют приятную почву».
«Хватит приключений!»
«Их еще не было!»
Из дурацкой ситуации Артему помогла выбраться Олеся.
— Кстати, надо одеваться. Мне пора.
Она легко поднялась с кровати, потянулась и, даже не набросив халат, направилась к дверям.
— Ты сможешь занять ванну сразу после меня.
— Конечно, — пробормотал Артем, изо всех сил пытаясь не смотреть на ее соблазнительные ягодицы. — А где мои брюки?
— В шкафу.
* * *Муниципальный жилой дом
Москва, Котельническая набережная,
5 сентября, четверг, 07.24
— Неприятно, грязно и неприятно. — Маша медленно раздавила в пепельнице окурок. — Я понимаю, он выпил больше, чем мог, но докатиться до такого… Я не ожидала. Какая-то дикость!
Кабаридзе молча кивнул.
Вообще профессор повел себя на удивление тактично и выдержанно. Услышав в телефонной трубке нервный голос девушки, он немедленно оделся и вышел встречать ее на улицу, расплатился с таксистом, проводил Машу до квартиры и отправил в ванную. Когда закутанная в простыню девушка вышла, ее уже ждал горячий кофе и коньяк. Кабаридзе не задал ни одного вопроса, не спросил ни о чем, и о своих приключениях Маша поведала профессору по собственной инициативе. Посвежевшая, отдохнувшая, она ничего не скрывала от Кабаридзе, честно рассказав и о вечеринке, и о дальнейших событиях. Единственное, о чем не упомянула девушка, что заставило ее отправиться в гости.
— Если бы не этот мужик… — Маша скривилась, помолчала, ее пальцы чуть дрогнули. — Если бы не этот мужик, я бы, наверное, умерла.
— Откуда он только взялся?
— Просто чудо, — вздохнула девушка. — Других предположений у меня нет.
— Может, гулял с собакой?
— Вряд ли… Он что-то говорил, что возвращается с ночной смены… — Маша нахмурилась, задумалась, припоминая детали. — Знаешь, чем больше я думаю о нем, тем больше он кажется каким-то… странным, что ли.
— Кто?
— Да этот мужик, спаситель. — Девушка сделала маленький глоток кофе. — Холодный, как лед…
— Холодный?!
— Да. — Маша удивленно посмотрела на вскрикнувшего профессора. — Он сказал, что замерз, что простудился. А я, знаешь, я не почувствовала, что он болен. Он такой… крепкий.
— Холодный? Это бывает. — Кабаридзе выдавил из себя смешок. — Скажи, а волосы? Какого цвета у него были волосы?
— Белые, — сразу же ответила девушка. — Абсолютно белые. Я сначала решила, что он старый, а потом пригляделась — нет, крепкий мужик, лет сорока. Может, альбинос? Ой, а еще у него глаза, красные… Я их увидела и подумала, что он действительно болен.
— Черт!
— Что случилось?
— Ничего, — профессор отвел взгляд.
Это было настолько неожиданно, что Маша не обратила внимания на смертельную бледность, покрывшую лицо профессора.
— Да что случилось, Реваз?
— Ничего.
Кабаридзе взял себя в руки. «Господи, девочка, знала бы ты, КТО тебя выручил! Но почему он это сделал? Почему вмешался? Почувствовал?»
— Ты с ним разговаривала?
— Так, пара фраз, — протянула девушка. — Я была не в том состоянии…
— Да, действительно, извини меня. — Кабаридзе осторожно обнял девушку за плечи. — Извини, я не подумал. — Он вздохнул. — Зачем ты вообще пошла на эту вечеринку?
Маша прижалась лицом к плечу профессора и всхлипнула:
— Я дура, извини меня, Реваз, я дура, дура!
Он ласково погладил светлые, еще влажные волосы девушки, прикоснулся к ним губами.
— Ты хотела уйти?
— Да. Ты не знаешь, Реваз, ты не знаешь. Давай не будем говорить…
— Не хочешь делать мне больно? — тихо спросил Кабаридзе.
— Да, да. — Плечи девушки задрожали. — Я хочу быть с тобой, Реваз, но стараюсь не быть. Я не знаю, как сказать… Я не хотела возвращаться. Никогда. Ты поймешь потом… Но эта история… Когда все закончилось, я вдруг подумала, что могу поехать только к тебе. Я не хотела, но ничего не могла с собой поделать.
— Это называется любовью, девочка. — Кабаридзе еще крепче прижал к себе Машу. — Ты не хочешь делать мне больно, потому что любишь.
— Да. — Она подняла на мужчину голубые, полные слез глаза. — Я люблю тебя, Реваз. Люблю.
— А я люблю тебя, — негромко, но отчетливо произнес профессор. — Безумно.
— Но это ненадолго. — Она попыталась улыбнуться. — Мы только мучаем друг друга, Реваз, мы мучаем. Я давно хотела тебе сказать, что я…
— Машенька, я все знаю.
— Знаешь? — Она ошеломленно посмотрела в глаза Кабаридзе. На этот раз он не отвел взгляд. — Что ты знаешь?
— Я знаю, что ты смертельно больна, девочка. Что даже по самым осторожным прогнозам, тебе осталось не больше месяца.
«Это в самом лучшем случае», — холодно добавил рассудок.
— Но откуда?
— Ты забыла, что я врач, — грустно улыбнулся профессор. — И мне не нужно проводить анализы того, что я и так вижу. Я знал о болезни с того самого момента, как тебя увидел.
— И молчал.
— И любил.
Маша провела рукой по щеке Кабаридзе.
— Ты ждал, что я расскажу сама?
— Я не хотел говорить о том, что тебе неприятно.
— Подожди… — Девушка задумалась. — Я заметила, что в последнее время я стала чувствовать себя лучше. С тех пор, как познакомилась с тобой. — Кабаридзе вздохнул, покачал головой. — Я права?
Профессор поцеловал теплую ладошку Маши.
— Ты права.
— Что за лекарство ты мне даешь, Реваз?
— Это новое средство, еще неизвестное, — мягко ответил Кабаридзе. — Оно уже прошло все испытания, но сертифицировано будет только через два-три месяца. Я не мог ждать.
— Как ты давал его мне?
— В начале нашего знакомства мне действительно было нелегко, — признал профессор. — Выкручивался, как мог. Но последнее время ты живешь у меня, и стало намного проще. — Он рассмеялся. — Утром я готовлю тебе кофе, вечером чай.
Девушка посмотрела на пустую кружку.
— И сейчас?
— Да, — подтвердил Кабаридзе. — И сейчас тоже. Два раза в день минимум.
— Хитрый и двуличный тип, — слабо улыбнулась Маша.
Профессор кивнул и нежно поцеловал девушку в губы.
— Я хитрый и двуличный. Ты даже не представляешь насколько.
— Как же я тебя люблю…
* * *США, Нью-Йорк,
5 сентября, четверг, 01.38 (время местное)
— Ну почему это должно было произойти именно с нами?
Объемистый минивэн мчался на окраину Нью-Йорка, туда, где начиналась федеральная трасса и где полицейские обнаружили тело неизвестного, умершего насильственной смертью. Поскольку преступление было совершено на федеральной земле, присутствие агентов считалось обязательным.
