Дмитрий Распопов - Ремесленники душ
Поскольку первое самое трудное задание я сделал, то глупо было теперь не довести дело до конца, поэтому я взял грязную тряпку рядом с раковиной и убрал следы деятельности своей пищеварительной системы, оставшиеся на полу. Уйти мне опять не дала голова мертвой девушки, почему‑то я решил, что неправильно оставлять её вот так, лежащей по середине комнаты на столе. Собравшись духом я сложил её останки и завязал узлом материю, вернув получившийся сверток назад на полку, с которой её взял сержант.
На душе сразу стало спокойно и с чувством целиком выполненного долга я затушил газовую горелку и пошел назад, стараясь не смотреть по сторонам. Хотя большинство арестантов уже спали, некоторые стояли возле решетки и подзывали подойти к ним. Это было последней каплей на сегодня, и я пулей метнулся наверх.
Разговаривать с полицейскими мне совершенно не хотелось, поэтому я оторвал лист бумаги с блокнота, написал на нем свои мысли и молча протянув его сержанту, пошел к своей скамье, где лежали небольшие остатки еды. После всего что приключилось сегодня, есть не хотелось совершенно, но я заставил себя запихнуть еду внутрь, чтобы были силы на обратный путь.
— Это правда?!
Я не понял, как очутился в воздухе и меня затрясли как собачонку, махая перед глазами моим же листком.
— Дрейк! Дрейк! Отпусти его!
В державшую меня ручищу вцепились несколько полицейских и отняли меня из рук инспектора.
— Блять я говорил этим жирным пидарасам, что дело не чисто! Я говорил им, дайте мне ремесленника! Жирные ублюдки столько времени потеряно зря!
Он бесновался невдалеке, но меня от него отделяли оба сержанта, он ругался и ругался, пытаясь пройти ко мне, хорошо, что ему этого не дали.
— Так Джеймс, — он внезапно стал спокойным и сосредоточенным, словно и не было недавней вспышки гнева, — веди его домой, завтра он будет мне нужен.
— Мне с ним пешком что ли идти? — возмутился сержант, — да только до их квартала топать и топать.
— На деньги, — инспектор тут же вытащил крону и предал её сержанту, — отвезешь его туда, там заночуешь и утром очень ранним утром привезешь его сюда.
— Но меня не пустят в квартал! — снова возмутился тот.
— Слушай Джеймс, ты сержант полиции его императорского величества Вильгельма, — отрезал в ответ инспектор, — если какие‑то холуи не пропускают тебя, напомни им об этом.
— А ты Гарри подготовь ребят с лопатами, завтра им предстоит много копать, — услышал я сзади, когда подталкиваемый рукой сержанта, выходил наружу.
Весь путь мы проделали молча, каждый думал о своем, а у меня после сегодняшнего дня болело и гудело все, что только можно. Хотелось просто упасть и не вставать никогда с кровати, я так устал, что уснул и растолкали меня только возле ворот на территорию колледжа. Я молча вылез из повозки и зашел внутрь, хотелось просто спать, но я нашел в себе силы пойти в душ и постирать вещи, у меня был только этот комплект, и завтра он мне нужен был чистым.
Едва добравшись до кровати, я просто отключился.
— Мистер ван Дир! — голос издалека звал меня и звал, а я отмахивался от него и старался втянуть голову в подушку, чтобы не слышать отвлекающего от сна фактора. К сожалению подушки и одеяла резко не стало и холодный воздух вызвал мурашки на голом теле. Пришлось открыть глаза и посмотреть на того, кто посмел меня будить, мне казалось, что я лег всего час назад.
— Вставайте мистер ван Дир, — мистер Траст выглядел очень недовольным, — за вами пришли и ждут уже час.
— Кто? Зачем? — слабо ответил я попытавшись встать, но тяжесть во всем теле не давала мне сделать это. Мышцы и кости крутило, словно я попал под лошадь.
— Сержант Джеймс, грозится выломать двери и прийти сюда сам, — поджав губы ответил он.
Вспомнив вчерашний день и поняв, что это был не сон, я застонал, но стал вставать, зная сержанта, а еще лучше его инспектора, с них это станется.
— Скажите пусть подождет, умоюсь, поем и выйду через двадцать минут.
— Еду я принес, в том числе и на обед, — отмахнулся привратник, — он сказал, что вам нужно больше есть.
Воспитание выругаться мне не позволяло, а так захотелось, тем более вчера мой словарный запас значительно пополнился в участке. Быстро умывшись и приведя себя в порядок, я натянул мятый костюм, желания гладить его не было, как не было и времени это делать. Поэтому подхватив коробку с едой, я перекусывая бутербродом на ходу поплелся к воротам, еще один день ада, вот что меня ждало за их пределами.
За воротами меня ждала коляска и очень недовольный сержант, который при моем появлении хотел что‑то сказать, но мне после вчерашнего стало так безразлично, что обо мне подумают, поэтому я молча достал из коробки с едой еще один бутерброд и вручил ему со словами.
— Просто молчите, а то я передумаю и вернусь.
Не знаю, что его остановило больше, бутерброд в руке или угроза, но он закрыл рот и открывал его только тогда, когда откусывал большие куски. Коробка с едой мне не пригодилась, её пришлось выкинуть на полдороги, так как мы на двоих умяли все, что туда положил мистер Трейси. Вы скажите, а как же обед? Что я буду есть на обед, но от этих мыслей я был сейчас далеко, страшно болело тело, хотелось спать, да к тому же не оставлять же голодным человека, по его виду было видно, что он тоже не выспавшийся, голодный и злой.
— Спасибо, — коротко произнес он и я лишь кивнул ему в ответ, принимая благодарность.
Вскоре я заметил, что мы свернули с улицы по которой ехали вчера и направились в другую сторону.
— Мистер Джеймс? — решил я поинтересоваться происходящим.
— Инспектор сказал вести тебя сразу на кладбище.
— Зачем меня на кладбище? — испугался я.
Он недоуменно посмотрел на меня и поняв причину моего испуга, рассмеялся.
— Не переживай, конкретно ты нам нужен живым.
Вскоре мы проехали церковь, и я увидел стоящий полицейский фургон у деревянной изгороди. Подождав, когда сержант расплатиться с извозчиком, я осмотрелся. Мы явно прибыли на место назначения, поскольку за оградой виднелись ряды крестов, а вокруг стояла та тишина, которая присуща только этому месту. Мы с ребятами, когда доказывали свою храбрость перед друг другом, пару рас оставались ночевать на кладбище, так что сомнений не было.
— Пошли, — меня подтолкнули сзади, и мы зашагали вглубь.
Очень скоро я увидел полицейских то в одном месте, то в другом, которые рыли землю.
— Привет старина, — полицейские поздоровались друг с другом, меня инспектор напрочь проигнорировал, что меня возмутило.
— И вам доброе утро, с — э-р, — припомнил я вчерашнее его обращение.
Он изумленно на меня посмотрел, словно ему ответила куча мусора, но сдержался и промолчал, зато сержант Джеймс, пребывавший в хорошем настроении после плотного завтрака, закашлялся и продолжил кашлять в кулак, не смотря на грозный вид начальства.
— Смотри, — тыкнул мне инспектор пальцем в разрытую могилу, и я понял, что шутки на сегодня закончились. В деревянном гробу лежали части чьего‑то тела, знакомый запах снова подкрался к носу, и я опять опорожнил желудок.
— Ничего скоро привыкнешь, — как‑то не особо утешительно прозвучали слова сержанта, который протянул мне платок, пахнущий фиалками. Изумленно посмотрев на него, я схватился за платок и не отрывал его от носа. Сразу стало легче, хотя работать одной рукой было не удобно.
Достав блокнот и камень, я осмотрел гниющие части тела, боясь прикасаться к ним. Ничего, ни единой ворсинки души.
Я покачал головой, когда вылез из могилы, на вопросительный взгляд инспектора. Он поджал губы и снова промолчал. Пока мы шли к другой могиле я заполнял свой блокнот на эту жертву, спросив имя её у полицейского рядом.
— Мисс Тифани О'Шел, пятнадцать лет, рост пять футов и три дюйма, вес восемьдесят восемь фунтов.
Я решил записывать всех в блокнот, чтобы не потерять данные, может быть позже они пригодились бы мне в колледже. Ведь по сути своей я сейчас делал то, что нам еще только предстояло делать на старших курсах — работа с людьми, пусть и мертвыми, как в моем случае и это я еще молчу про паинит. Доступа к этому камню, со слов директора, у студентов не будет до самого пятого курса, студентам нужно было уметь рассчитывать все показатели размера души на бумаге, не полагаясь на камень, которого у них могло никогда в жизни и не быть, а мне, как и в прочем всем тем, кто помогает полиции, камень выдали только потому, что мы работали с мертвыми телами. Определить состояние их душевных оболочек, можно было только так, ну или положив рядом с громоздким аниматроном.
Когда мы подошли к следующей могиле, полицейский сам взял мои записи и продолжил заполнять данные на следующих жертв, когда мы обходили кладбище от одной разрытой могилы до другой. Их было много, больше двадцати, все разной степени разложения и даже скелитизации, на недавно похороненных останках душ совсем не было, но чем дальше мы шли, осматривая более ранние захоронения, тем больше я удивлялся, сначала на одном теле, затем на другом стала просматриваться бахрома. Я все диктовал полицейскому, что записывал за мной, и видел, как все более хмурым становится инспектор.
