Алексей Штейн - Еще один человек

– Ты слишком увлекся. Тебе не кажется?

– Ты о чем?

– Об этом. Ты думаешь, что тебе это нравится… но это уже не так. Ты привык. И ты так живешь.

– Это разве плохо? Я… я, правда, думаю – наверное, это – ИМ. А мне хватит костерка и того, что тяжелит руку. Может, это и хорошо? Ведь кто-то должен не давать скучать… ей. Иначе она придет к ним, на тот берег… А это будет плохо.

– Ну да. Ты прав. Но… ты слишком долго пробыл на этой стороне. Ты уже не сможешь вернуться.

Дашка уже стоит на другом берегу, за широкой рекой. Но вижу я ее словно перед собой.

– Ты понимаешь, ведь ОНА не отпустит тебя. Ты уже очарован ею. Ты слишком долго был за рекой. Ты посмотри на себя внимательно – ничего не видишь?

Смотрю… да нет вроде… Не понимаю только… Вроде же прохладно… а пара изо рта у меня нет. И еще вдруг вижу… от меня нет тени.

– Это что? Ты… ты хочешь сказать, что я умер? Но ведь я еще жив! Я вовсе не мертвец! Я живой, и я чувствую это! Смотри, – я старательно дышу – и вижу пар, вновь появляется тень. – Смотри, я жив!

– Да, ты жив. Знаешь, как называли таких, в глубокой древности? Навьями. Вроде как и живой. А вроде как и нет. Ты ушел на эту сторону Реки, сам, и подобру, быть может. Но ты слишком долго там пробыл. Тебе уже не вернуться назад. Кто уходит туда ненадолго, тот живет и там, и тут. И потом возвращается. А тебя уже тут и не осталось. Ты весь там. Жаль, но тебе уже не вернуться. Прости.

Она смотрит грустно. С того берега, но глаза ее совсем рядом, я вижу ее лицо. Печальная улыбка, почти гримаса. Она словно бы извиняется за то, что должна мне это сказать. Становится очень грустно, я чувствую, как что-то щемит в груди и обрывается… Надо просто отвернуться, сделать шаг… Но я оглядываюсь – уже поодаль горит костерок… а вон тихо бредет девушка в белом… там же холодно… зачем мне это? Может, действительно вернуться в тепло, туда, где смеются дети и пахнет хлебом?

Проносит какой-то нехороший сквозняк… словно пахнуло плохим дымом, криками, кровью, болью… И девушка в белом как-то возбужденно напряглась, словно почуяв добычу… Или показалось? Или все же – пусть костерок прогорает, а я…

– Дашка, я вернусь. Обязательно. Вот только… я просто покараулю до утра, мало ли… и вернусь. И все будет хорошо. У нас тоже в доме запахнет хлебом, и будут смеяться дети. Я только посмотрю, чтобы ОНА не пошла куда не надо. И тут же обратно. Правда. Я вернусь к тебе.

– Вернешься. Врешь, конечно. Но все равно хорошо. Возвращайся. Ты нужен. – Дашка улыбается, хотя в глазах слезы. – Приходи.

– Я приду.

Наши руки встречаются над Рекой, я ощущаю ее ладонь… какие-то секунды. Целую вечность.

Альбу Даша сменила через три часа, но он сказал, что «ну его на, ибо холодно очень», и, закрыв броневик на замок, благо Митрич эту опцию предусмотрел, ушли спать в тепло. В вагончике всю ночь подтапливали печь, и спалось комфортно. Утром по-тихому отзавтракали, Альба притащил из броневика данные Асакурой в дорогу наборы суши – как он их назвал – «Блинский отдых»; Даша посмотрела – ну да, «Каникулы гейши» – так и есть. Интересно, кто придумывает такие названия?

После завтрака заглянули в «штабной» КамАЗ – и сразу все как-то закрутилось. Оказывается, из Питера сюда, ну, точнее – в Волхов, как раз вчера пришла какая-то разведгруппа. Но они установили контакт и идут дальше на Кириши, потом на Бокситогорск – Пикалево – Тихвин, а часть из Киришей пройдет по трассе до города… ну если получится. Вроде и авиация какая-то летает. В общем, постепенно все приходит в движение. Но раз и они с Альбой ехали в Питер – им приготовили копию пакета, отданного разведгруппе. Ибо они явно раньше доберутся. Альба каким-то чудом отжал заправку соляркой. Пока переливали, вокруг все ходил пожилой военный, осматривая броневик, и завистливо крякал. Сказал, что сделано аккуратно и качественно, – и действительно, только теперь Даша обратила внимание – да, все люки-двери обварены рамками из проволоки, сверху водостоки, подклеены резиновые уплотнители. Покрашено везде хорошо, с грунтовкой, на совесть. Стало даже немного стыдно – Сережа, видно, старался… но, с другой стороны… В общем, все нормально, да. Еще раз все проверив, распрощались и двинулись дальше. Потянулись поля, покрытые инеем, – ну да, сегодня ночью знатно подморозило. Впрочем, печка работала исправно, в машине было тепло.

Проезжая Кисельню, Даша подтянула поближе автомат, но тут уже не понадобилось: с мстительной улыбкой она осмотрела развалины тех домиков, откуда стреляли в нее. Похоже, тут прошлись чем-то более мощным, чем просто стрелковым оружием. Что-то вроде того бронетранспортера в Лодейном, а то и посерьезнее. Ну и славненько, вполне заслуженно.

Когда доехали до синявинских садоводств, даже спокойный Альба переменился в лице. Даша, хотя и видела это уже, тоже ощутила какой-то озноб. Даже словно больше их тут стало. Или просто так кажется. Ехали вдоль бредущих по обочине, Альба старался объезжать и идущих по дороге. Ну да, подумала Даша, они же там ТАКОГО не видели… везучие. Подъехали к развязке у моста – и поняли: там… если только напролом. Альба мотнул головой, и Даша настаивать не стала. Даже непонятно – пройдет ли «Урал» через такое… да и пробовать незачем. Поехали через Синявинские Высоты, на Кировск. На повороте к птицефабрике Альба вдруг матернулся, машина пискнула тормозами, ее чуть повело, потом глухой удар, подпрыгнула, и только потом, проехав еще немного, остановилась.

– Что такое?

– Да… сбил какого-то… какое-то… черт знает что. Вроде того, что там прыгнул. Но не такой.

– Давай-ка отъедем и посмотрим.

На экране они рассматривали изображение этого… существа. Какая-то смесь динозавра, страуса и еще кого-то. Переломанный машиной позвоночник лишил тварь подвижности, но она жила… если это слово подходит, конечно. Щелкал здоровенный, больше похожий на крокодилью пасть, клюв, дергались какие-то рудименты крыльев, снабженные когтями. Посоветовавшись, решили не рисковать – ну ее в пень. Просто отсняли как можно тщательнее и записали на флешку. Может, пригодится кому. И побыстрее уехали.

Садоводства по мгинской дороге оказались не лучше синявинских. Морщась, Альба все же пошел напролом. Вскоре выскочили на шоссе, и дальше до города все было спокойно. Только пару раз Альба морщился, вглядываясь в какой-то указатель на приборной доске. Подъезжая к городу, Даша включила рацию и неумело стала сообщать о себе в эфир. Откликнулось сразу несколько, быстро объяснили, что военных надо оповещать на девятом канале. Вскоре на девятом ей ответили, и она, волнуясь, сообщила, кто они и откуда. Ответили, что в курсе, – значит, у тех разведчиков какая-то мощная связь, или в Волхове что-то такое. Еще немного – и вот и город. Альба был подавлен зрелищем: на фоне того, что творилось в Питере, сожженное и выселенное Лодейное все же как-то… лучше выглядело. А Свирьстрой – рай, да и только. Оазис. А тут… брошенные машины, много пожаров, толпы и группы мертвецов… Раскрутились на развязке, на мост – и через некоторое время подкатили к блокпосту на Мурманке. Тут уже был сложен настоящий бункер из бетонных «карандашей», стояло много разной техники, много людей. Подъехали, привлекая практически всеобщее внимание.