Александр Иванин - Живые в Эпоху мёртвых. Старик

В новом мире теория Кощея совершенствовалась. Кощей был кшатрием, великим и благородным. Он бодрой походкой, через многие тернии, вышагивал к званию великого брахмана. А его товар относился к презренным шудрам. Происшедший зомби-апокалипсис еще раз убедил его в собственной неординарности. Он смог найти себя в новой жизни. Он был среди тех избранных судьбой, кто за счет личных усилий и ума сумел быстро сориентироваться в новом мире, а все остальные — рабы и ничто. Они не прошли естественного отбора.

Те, кто за прошедшее время не смог найти себе места и пристроиться к делу, — это или тупоумные лентяи, или инфантильные иждивенцы, или просто дебилы, которые не заслуживают ничего, кроме участи рабов, созданных только для того, чтобы служить высшим кастам, ловя снисходительную улыбку и милость от высокородных господ.

И тут произошел такой досадный случай. Будущий брахман прозябал в застенках каких-то непонятных военных. Неужели судьба отвернулась от него? Ведь он делом доказал свою исключительность!

Наконец пришли за Кощеем. Его сковали наручниками и повели по темному коридору. Сердце хедхантера бешено колотилось. Ему было страшно. Противный холодок гулял сквозняком в районе солнечного сплетения. Кощей почувствовал, как у него сильно сжался сфинктер ануса.

Прошлепав босыми ногами по бетонной лестнице и чуть не поскользнувшись влажными ступнями на гладкой плитке коридора, он попал в помещение, напоминающее операционную. Стены, пол и даже потолок были выложены белой керамической плиткой. В самом центре в полу комнаты был решетчатый слив, как в душе. Кощею стало совсем плохо. Слив в полу напугал его даже больше, чем все остальное. Рядом со сливом стояли стол сложной конструкции из нержавейки и два специальных металлических кресла с зажимами. А в самом дальнем углу угрожающе возвышалось блестящее кресло типа гинекологического, тоже целиком металлическое. В белых шкафах со стеклянными дверцами сверкали холодным блеском всякие щипчики, скальпели, зажимы, пилки и прочий палаческий инструмент. Были еще всякие странные приборы, а у самой двери под вытяжкой на почерневшем столе расположилась исходящая огнем жаровня с раскаленными щипцами и кочергой.

Прямо перед Кощеем стояли трое юношей и та смазливая сученка, треснувшая его вчера по самым колокольчикам. На подростках были большие клеенчатые фартуки, резиновые перчатки до локтей и прозрачные маски. И весь это наряд был уляпан кровью. За большим белым конторским столом расположились двое мужчин и женщина в возрасте. За спиной у Кощея стояли двое вооруженных конвоиров. Вот такая веселая обстановочка.

Кощей упал на колени и заблажил:

— Не мучьте меня, прошу очень. Я так все скажу. Лучше убейте сразу. Больной я слишком. Совсем больной. Если припадок начнется, то нет ничего хуже. Я на все готов. Я много всего знаю. Больше, чем все остальные.

Не дожидаясь вопросов, он начал сливать всех подряд. Кощей говорил не останавливаясь и стоя на коленях. Он подробно рассказывал о работорговца, хедхантерах, покупателях, рынках, списках, методиках работы и обо всем, что знал. Он говорил и говорил, старательно обходя свою скромную роль и место в этом бизнесе.

Кощей очень боялся потеряться или запутаться, когда начнут задавать вопросы.

Совсем нехорошее он почувствовал сразу. Крепко сложенный юноша в окровавленном переднике внезапно побледнел. В это время Кощей рассказывал, как Жупел привез на рынок двух смазливых малолеток, а потом, напившись, начал угощать сладкими девочками всех желающих.

Кощей сковырнул языком самую крайнюю капсулу, раскусил ее зубами и отправил под язык, старательно разбавляя слюной острую горечь во рту. Парень пнул его прямо в лицо, опрокинув на пол. Он бил Кощея до тех пор, пока его не оттащили. Но к тому времени Кощея уже скрутила болезненная судорога, он забился всем телом и вырубился.

Софьюшка работала в институте, при котором находился завод экспериментальных разработок, где уже много лет трудился Федор.

Они существовали параллельными жизнями, практически не пересекаясь. Сближаться начали постепенно, по мере того как старик терял связь со своими родными. Все началось с одного из апрельских субботников, когда его отправили к патентоведам чинить ветшающие стеллажи и собирать новую мебель. Конечно, до этого момента он знал ее по имени, даже общался несколько раз, когда заходил к ним в отдел патентов и разработок за типовыми альбомами или мудреными руководствами, но впервые по-настоящему заметил ее именно тогда.

Его так удивило, что небольшая комнатка буквально утопала в цветах. Цветочные горшки разных форм и размеров оккупировали подоконник, спускались на пол, расползались по шкафам, полкам, стеллажам и вообще занимали любое свободное пространство. Собирать мебель в такой обстановке было сложновато, постоянно приходилось переставлять горшки с цветами. Цветовод-диверсант встревоженно порхала вокруг них со своими ахами, охами и переживаниями за какую-то цикламену или гибискус.

Молодой рабочий Андрей сначала недовольно ворчал, а потом психанул и начал орать, что не нанимался быть озеленителем и таскать горшки со всяким силосом из угла в угол. У него сегодня футбол, и он торопится, а вот без горшков он уже давно бы все закончил. Федор, разумеется, осадил хама и заставил его извиниться. Софьюшка с широко распахнутыми глазами стояла, прижавшись спиной к стенке и тиская в руках очередной горшок со сверхценным представителем флоры. Она была так беззащитна и уязвима, что Федора это проняло до самого нутра.

Андрея все же пришлось отправить восвояси. Ну не мог молодой рабочий разговаривать без мата. Ничем другим связывать обычные слова он не умел. Федор провозился с мебелью до самого вечера. Параллельно он успокаивал Софьюшку, хваля ее за чудесный сад, в который она сумела превратить свой кабинет. Она очень переживала за то, что так обременила своими цветами Федора. Федор говорил, что сам очень любит цветы. Конечно, он изрядно привирал насчет своих пристрастий к цветоводству, но так было нужно. В итоге Софьюшка расчувствовалась и подарила ему аж три самых любимых цветка. Федор не знал, что с ними делать, и унес домой своей Гале.

Потом оказалось, что они живут недалеко друг от друга и ходят домой и на работу практически по одной и той же дороге, только Софьюшка идет по главным улицам, а Федор срезает путь по всяким подворотням — так было значительно короче. Они оба любили прогуляться пешком, а не жаться в переполненном общественном транспорте.

С этого самого дня Федор и начал сближаться с Софьюшкой.

Он уговорил ее ходить вместе коротким путем, причем сделал это без всякой задней мысли. В ее лице он нашел благодарного слушателя, с которым можно поделиться самым сокровенным. Софьюшка рассказывала ему о себе. Со временем эти разговоры по дороге превратились для него в необходимость.