Александр Богатырёв - Марсианин
— Возьмёте? — так же в шутку спросил Мирослав.
— Эля и Юрий переглянулись и улыбнулись.
— Возьмём, если поможете решить! — сказала Эля и просияла.
— Ну, если такая обаятельная дама нам обещает, то мы обязательно решим! — заявил Мирослав.
— Кстати, разработка секретная или нет?
— Нет. Не секретная. Можете опубликоваться по завершению. Мы даже возможность предоставим.
— О! Это уже конфетка… по нашим дурным временам, публиковаться стало весьма тяжко… А… ваша разработка, личная, или коллектив постарался? — спросил он у Чернова.
— Коллектив. Моё решение последнее. На последнем листе. Под номером восемь.
— Ага!.. — сказал Мирослав и застыл с раскрытым ртом, что-то обдумывая.
— У-у! Ну всё! Попался Славик! — снова хохотнул Вайсман, — его хлебом не корми, но дай потягаться силами с коллективом.
— Не вижу ничего в этом плохого! — отмахнулся Мирослав, продолжая изучать уравнения, — ладно ребята. Беру я вашу задачу. Попробую её покрутить. Есть идейки. А вы, пожалуй, приходите через неделю. Будем думать вместе.
Когда они вышли на улицу, после посещения Мирослава, Эля спросила у Юрия.
— Ты обратил внимание, на то, что они о деньгах даже не заикнулись?
— Да. Наши люди. Прям как дома.
— Угу. Фанатики науки. Нормальные учёные, в отличие от прочих… и много таких ещё здесь сохранилось, как ты думаешь?
— Возможно, что они последние…
— Печально…
Два пацифизма
— Владимир! Я чё хочу спросить… — Георгий, слегка замялся — вот вы мне рассказали, зачем вам всё… и откуда вы. А я вот думаю, почему вы все такие…
Георгий сделал некий неопределённый жест кулаками.
— «Военные»? — подсказал ему Владимир.
— Ну, да.
— Вас это сильно удивляет?
— Ну, да, сильно.
— А вот нас сильно удивляет то, что ВЫ «невоенные».
— Хм! Однака!
— Ото ж! Большинство людей с которыми мы общались, производят впечатление чего-то такого — без внутреннего стержня. И это ведь, заметь, потомки тех, кто победил фашизм, кто выстроил, на руинах страны супердержаву, поднялся в космос.
— По-вашему, мы должны были бы быть такими же как вы?
— Или близко похожими.
— Ну, тогда бы, наверное, наши родаки в девяностых не дали бы уничтожить Союз.
— Я тоже так же думаю.
— Но тогда всё равно: почему вы такие? Что было у вас, и что не было у нас? Почему наше старшее поколение — почти все — СЛИЗНЯКИ? Они ведь всего боятся… А вы нет. Вы бьётесь как и мы АКМовцы, а то и лучше нас.
— Сложно сказать. Я в этом как-то особо не разбирался. У меня есть только догадки.
— Ну тогда поделитесь своими догадками.
— Хочешь исправить положение?
— Ну, если это возможно… то да.
— Благородное намерение… Ну я думаю, что у вас, ещё при Хрущёве, взяли верх в обществе Западники или люди с многими чисто западными заморочками, комплексами и шизами. А одна из чисто западных шыз — тупейший пацифизм.
— А что плохого в пацифизме?! — удивился Георгий.
— Пацифизм пацифизму рознь. Наш — он из отрицания войны, максимального её избегания, но и из неизбежности войны при определённых условиях. Например, когда на нас нападают. А раз так, то и готовиться к той войне НАДО. Не понадобятся умения — и очень хорошо. Не понадобятся танки и ракеты — мы их переплавим на что-нить другое, более полезное. А пока есть враги — надо и то и другое. Иначе, как говорил товарищ Сталин, нас сомнут. Западный же — он из отрицания войны вообще. Эта «идея» — игрушка их зажиревших и обленившихся умом и телом интеллектуалов. По их идеям, надо как можно дальше отгородиться от войн и вообще ни к каким войнам не готовиться самим. Тогда, по их мнению и не будет никаких войн. Если бы к войнам аналогично с ними никто не готовился — то есть если бы эта их философия приобрела всеобщий характер, то действительно, войн бы не было. Но ведь в современном мире так же не бывает. Всегда есть группы и группировки в элите разных, особенно Западных стран, которые, только дай слабинку, так тут же развяжут войну. Ты сам знаешь, что гонка вооружений, была развязана именно США и именно как попытка получить решающее преимущество для уничтожения СССР. И им это пару раз чуть не удалось. Мы еле успели. Первый раз — как раз после войны, когда они атомную бомбу сделали, а у нас её не было.
— Ну а каково было следствие для нас из того, что в стране победили западники?
— Вместе с ними победил и культ всеобщей расслабленности, стремления к наслаждениям, вместо стремления к справедливости, что является гораздо более фундаментальным качеством чем тупейшее потребительство. У вас это выразилось в презрении к военной службе и военным. К боевым видам спорта и вообще к спорту и суровому воспитанию молодёжи. У нас, начиная эдак с начала тридцатых, начался культ разнообразных военно-прикладных видов спорта. И не заканчивался никогда. К тому же в школах у нас, в отличие от ваших школ, не просто обучают, но и воспитывают. Иногда очень жёстко. Вообще всех учат переносить трудности и лишения. Чтобы в жизнь вышло не «тепличное растение», а полноценная личность.
— Так вы что там весь этот таэквондо в школах изучаете?
— Ну, не таэквондо, а самбо. Таэквондо — это у корейцев.
— Но ведь Юля…
— То, чем Юля владеет, называется «русский рукопашный бой».
— А ему где обучают?
— В специализированных спортивных клубах. Мы их систему и их культ у япошек слизали — улыбнувшись ответил Владимир.
— И что, многие ходят в эти клубы?
— Да отбою нет от желающих.
— И поэтому, вы так серьёзно ко всему относитесь, и такие… сильные?
— Не совсем так. Но и из-за этого тоже. Ведь из «рукопашников» в группе, заметь, только Юля. А ребята ВСЕ такие дружные и серьёзные. Всё дело во всей системе образования… — и психологической службы — закончил Владимир.
— То есть, всех учат этому ещё в школе?!
— Да, в школе. И не только учат, но и воспитывают особо нужные качества личности: волю, самодисциплину, целеустремлённость, презрение к трудностям, умение ладить с другими, взаимопомощь… Особенно взаимопомощь.
— Чего у нас сильно сейчас не хватает.
— Да, чего у вас, вашего общества, сильно не хватает. Каждый сам за себя и, как получается всегда с эгоистами, ПРОТИВ СЕБЯ.
— Впрочем, есть и другое объяснение. У нас оно проявлялось, но не в таком масштабе как у вас… Я говорю о желании оградить детей от последствий кошмарного прошлого. У любого родителя это проявляется в той или иной мере.
Страна пережила страшную войну. Голодаґ, разруху. Было вполне естественное желание сделать так, чтобы дети этого не знали. Ну… ваши предки и сделали это. Но оградив детей от того кошмара, что пережили сами, они попутно оградили их и от трудностей. Чем и вырастили расслабленно-инфантильное, безвольное поколение семидесятых-восьмидесятых, которое и сдало страну поддавшись на обман и за пустые посулы.
Степан поскрёб озадаченно затылок и выдавил:
— Сдаётся мне, что второе объяснение ближе к истине.
— Ну, тебе виднее. Но мне кажется, что надо принимать во внимание оба объяснения. Возможно, как ты говоришь, первое явление меньше сыграло роли, а второе больше. Но мне представляется, что оба явления в вашем обществе присутствуют.
— А меня обучите?
— Чему?!
— Ну… этому… русскому бою.
— Ах это… Не, я не инструктор, это у нас Юля инструктор. Ты к ней обратись.
— А она согласится? — как-то сильно скептически спросил Георгий.
— А с чего бы она не согласилась? — удивился Владимир, — А! Понял. Стесняешься. Зря! У нас всё просто — надо, значит надо. И без соплей. Потому — не бери в голову. Просто подойди и попроси. Не откажет. Дальше просто включаешься в группу по обучению и вперёд.
Любитель головоломок
На просторах разорённого и заброшенного завода таял очередной раз, с очередной же оттепелью, снег. С хмурого неба сыпалась холодная водяная пыль покрывая всё окружающее тонкой водянистой плёнкой, медленно оплывающей вниз, на останки асфальта, где она медленно собиралась в лужи. Из-под ботинок к мерзким чавканьем разлетались ошметки пропитавшегося влагой снега, пополам с прошлогодней грязью. Грязь только-только начала оттаивать после холодов и как не разгребали снеговые завалы до этого, смёрзшуюся в камень грязюку, покрывавшую все окружающие пространства соскоблить с асфальта и бетонки было невозможно. До сих пор невозможно.
«Когда весь снег, наконец-то растает, надо будет вывести всю группу на субботник — счистить всю эту грязь, хотя бы возле ворот и на проходе», — подумал Владимир подходя к воротам склада.
Ворота выглядели также как и обычно — ржавые, с остатками каких-то надписей, очевидно на них нанесённых «ещё при совке». Владимир пару раз пнул ботинками гулко отозвавшиеся ворота, чтобы стряхнуть налипший снег, прошёл к краю ворот, и открыл своим ключом входную дверь.
