Андрей Николаев - Трилогия об Игоре Корсакове

— У него охрана.

— У банкира тоже охрана была, — напомнил Корсаков, — ну, договорились?

— Договорились, — вздохнула Анюта. Она вытерла слезы и попыталась улыбнуться, — а ты куда?

— Опять за свое! — возмутился Корсаков, — ты пойми, мне надо выяснить, что происходит.

— Только будь осторожней.

— Хорошо.

— Можно я хотя бы до метро тебя подброшу?

— Тут идти две минуты.

— Ну, пожалуйста, — в голосе девушки опять зазвучали слезы.

— Поехали, — Корсаков понял, что спорить себе дороже.

Они простились у метро уже без слез, хотя губы у Анюты предательски дрожали. Она насильно сунула Корсакову в ладонь ключи от квартиры.

— Заезжай в любое время, консьержку я предупрежу. Деньги у тебя есть?

— Есть, — Корсаков полез во внутренний карман, достал кошелек. Из пяти сотен баксов, что заплатил банкир за бутылку из-под коньяка, оставалось еще триста. В другом кармане лежал футляр с картами Таро — почему-то Игорь не хотел расставаться с ними.

Он быстро поцеловал Анюту, выскочил из машины и почти бегом спустился в метро.

Рабочий день был в разгаре и народу на платформе было немного. Подошел полупустой поезд. Игорь присел на крайнее сиденье, посмотрел вдоль вагона. Ему вдруг пришло в голову, что возможно он уже под наблюдением. Вместе с ним вошли еще несколько человек, по виду обычные пассажиры.

На «Каширской» Корсаков пересел на «зеленую линию». Здесь народу было побольше, свободных мест не было и он устроился возле двери. В вагоне было душно, он расстегнул куртку, которую дала Анюта. Куда ехать он еще не решил, но хорошо уже то, что удалось отправить Анюту домой. Она стала ему дорога за эти сутки и подвергать ее бессмысленному риску Корсаков не хотел.

На «Павелецкой-кольцевой» в вагон втиснулась толпа народа и Игоря оттерли от двери. Со всех сторон толкали, извинялись, спрашивали, не выходит ли он. Поезд тронулся. Корсаков задумался о том, куда могли отвезти Шестоперова — Леня мог прояснить ситуацию. Ведь не просто же так его избили, наверняка задавали какие-то вопросы.

Сзади кто-то сильно толкнул его и Игорь недовольно оглянулся. Державшийся за поручень парень в кожаной куртке и спортивных штанах смотрел в пространство, не обращая внимания на Корсакова. Игорь вновь отвернулся и через несколько мгновений последовал новый толчок. Корсаков снова посмотрел на парня. Ах вот в чем дело! Ну, такие финты мы уже видали. На Арбате таких специалистов больше, чем прохожих. Корсаков внимательно огляделся и тотчас обнаружил такого же безразлично глядящего в пространство мужчину с другой стороны от себя. Обычная тактика карманников — один отвлекает, другой работает. Если бы Корсаков обернулся в третий раз и начал выяснять отношения с парнем в куртке, мужчина без помех обшарил бы его карманы.

Игорь ухмыльнулся про себя и сделал вид, что очень недоволен поведением парня в куртке. После очередного толчка он немного подался назад и что есть силы врезал ему локтем в солнечное сплетение. Парень охнул, выругался сквозь зубы. Народ стал оглядываться, мужчина, стоявший возле Корсакова посмотрел на него. У него были тусклые, словно угасшие глаза. От брови тянулся вниз небольшой шрам, отчего левый глаз казался прищуренным. Корсаков, глядя ему в лицо медленно застегнул куртку и только после этого повернулся к парню.

— Простите, я вас не ушиб?

— Падла… — прохрипел тот.

— Ну что ты, я просто очень неловкий, — сказал Корсаков и стал пробираться к выходу.

Из метро он вышел на «Охотном ряду», поднялся наверх. На Манежной площади как всегда было людно, журчали недавно пущенные фонтаны, туристы бросали в воду монетки, тинейджеры носились на роликах и скейтах, распугивая прохожих. Вход на Красную площадь был закрыт, возле Александровского сада фотографировались молодожены. Возле Исторического музея собрались сторонники компартии: старушки с флагами и старички в орденах. Гладкий дядька в очках, краснея от натуги, вещал в мегафон, требуя прекратить произвол властей и повысить пенсии, потому, как народ голодает. Сам он, судя по объемистому животу, к голодающим не относился.

Корсаков побродил по ГУМу, ненароком вглядываясь в многочисленные зеркала — не отпускала мысль, что кто-то может его преследовать. Вот, к примеру, та женщина. По виду — обычная пенсионерка, в плаще, волосы прикрыты косынкой, в руках матерчатая сумка. Или эта молодая пара: парень в очках и ухватившая его за руку девица, с упоением разглядывающая бижутерию в зеркальных витринах. Солидный мужчина с портфелем, в галстуке, с холеной бородкой мазнул взглядом по лицу Корсакова… Игорь невесело усмехнулся — похоже, начинается мания преследования.

По Никольской он вышел к Лубянской площади. На месте памятника Железному Феликсу несуразно торчал пенек постамента. Сам Феликс перебрался к парку Горького — когда они с Леней пьянствовали в парке искусств, Корсаков видел его мокнущего под дождем, но с гордо поднятой головой и просветленным лицом.

В подземном переходе к «Детскому миру» торговали платками и колготками, видеокассетами и китайскими магнитолами, прозрачными паровозиками с белыми колесами и воздушными шарами. В толпе мелькнуло знакомое лицо. Где он мог его видеть? В вагоне метро, в ГУМе, возле Исторического музея? Опять возникло неприятное ощущение незащищенности, открытости, будто он выделялся в толпе, как белая ворона в стае и все обходили его, как зачумленного, а бежать некуда и скрыться негде. То ли десять, то ли двенадцать миллионов населения, скопившегося в столице: коренные москвичи и приезжие, работяги и домохозяйки, бандиты и депутаты, проститутки, спортсмены, туристы, студенты и все-все-все, а Корсаков один на виду. Вот он, наблюдайте, выслеживайте, сдавайте в милицию или просто запихните в машину и выпытывайте: где ты, сука, добыл коньяк, почему зарезал Трофимыча, зачем поджег дом и, вообще, чего это ты зажился на этом свете? Давно пора в ящик сыграть от белой горячки, мазилка хренов, живой классик, мать твою, тень забытых предков!

Вот этот работяга в кепке точно ехал в метро — почти напротив сидел, газетой закрывался.

Корсаков протолкался сквозь толпу и выскочил из перехода к «Детскому миру». Черт бы все побрал! Он встал за газетным киоском, отслеживая выходящих из перехода. Может, померещилось? Если пасут профессионалы, вроде тех, что положили охрану Михаила Максимовича, то на глаза не покажутся. Если, конечно, не хотят запугать клиента. Напугать, заставить психовать, делать ошибки, метаться, как загнанной крысе и в конце концов опустить лапки и сдаться на милость победителей: вот он я, все осознал, все расскажу, искуплю— заглажу…