Василий Головачев - Перехватчик

Здесь не было видно ни единого человека, не было слышно ни звука торопливой человеческой жизни. Застыли коробки троллейбусов и автобусов, пустые, как скорлупа съеденных орехов; обезлюдели тротуары, подъезды домов, дороги. Исчезли пешеходы, пассажиры и водители машин, затихли магазины и рынок невдалеке. А над вымершим городом тускло застыл светящийся лик скорбящей Богородицы…

Озираясь, Матвей сделал шаг назад, к машине, задел что-то ногой – оказалось, огромный арбуз, который откатился к бордюру тротуара, ударился о него и раскололся. Но вместо семечек из сахарно-красного нутра посыпались… тараканы!

Матвея так и передернуло, но прежде, чем проснуться, он пригляделся к насекомым и понял, что это вовсе не тараканы, а крохотные человечки!..

Когда открыл глаза, то не сразу сообразил, что лежит на узкой и жесткой кровати в камере с единственным зарешеченным окном и голыми стенами. За дверью с круглым смотровым глазком слышались голоса, шаги, позвякиванье ключей, гул открываемых дверей. Матвей проснулся как раз перед побудкой.

Все еще размышляя о деталях сна, он внезапно осознал, что этот сон – предупреждение! Причем адресован не ему лично, а всем принимающим, видящим суть вещей, и означает одно: кто-то из глубин реальных слоев Мироздания, иерархи либо Аморфы, чье терпение не беспредельно, передал последнее предупреждение о грядущем Изменении!

Матвей вспомнил свой последний разговор с Парамоновым.

– По сути, мы – единственные оставшиеся представители рода хомо сапиенс во Внутреннем Круге, – сказал Иван Терентьевич. – Наблюдаются все характерные признаки эволюционного тупика – гипертрофия функций, приводящая к прогрессивно растущему нарушению законов и гармонии. Например, то же самое наблюдалось и при Инсектах, и в эпоху мезозоя у ящеров – ничем не оправданное увеличение размеров и массы рогов, панцирей, когтей и зубов, клыков у саблезубых тигров и львов. У человека же рогам и зубам адекватна технология уничтожения: химическое, бактериологическое, ядерное оружие, и самое страшное – психотронное, изменяющее сущность человека, превращающее живых людей в «зомби», готовых выполнить любой приказ. Стоит ли удивляться тому, что в какой-нибудь прекрасный момент Аморфы или кто-то другой сделает другое Изменение?..

– Нас тогда уже не будет, – проговорил Матвей.

– Кто знает? – печально ответил Парамонов. – Может быть, это произойдет завтра?..

– Если это и произойдет, – сказал Матвей, возвращаясь к яви камеры внутренней тюрьмы ФСБ, – то не по моей вине.

Теперь он был абсолютно уверен, что сон, только что увиденный им, на самом деле является предупреждением. Может быть, последним…

Сделав зарядку и сходив на завтрак с десятком других заключенных, сидевших в камерах-одиночках, Матвей вернулся в свою клетку и стал экспериментировать с медитацией. Но ни одна попытка выйти в астрал не прошла! Состояние меоза не наступало. Это означало, что Матвея, как когда-то Тараса Горшина, отключили от всемирного поля информации. Полагаться он теперь мог только на свои природные данные и развитую интуицию.

То, что выход в ментал заблокирован, Соболев понял еще вчера вечером, попытавшись подняться на уровень астрала, позволяющий видеть-чувствовать родственные души, связываться тонкими энергиями с любимым человеком. Но ни Кристина, ни Ульяна, ни Василий со Стасом не отозвались даже в чувственной сфере, и Матвей прекратил попытки, испугавшись мрачной перспективы. Следовало разобраться в этом положении, прикинуть резко сузившиеся возможности и действовать адекватно обстоятельствам. Действовать, а не предаваться унынию.

И все же потеря была велика!

Неясное чувство тревоги заставило Матвея сосредоточиться на своих ощущениях, и в то же мгновение он нырнул с койки на пол.

Странный звук – словно лопнул стеклянный бокал – коснулся его слуха, и над спиной возникла тонкая смертельная струна, протянувшаяся от двери к стене. Матвей увидел ее, потому что готов был увидеть: струна была лучом инфракрасного лазера или еще какого-то излучателя. «Игла Парабрахмы» – тотчас всплыло в памяти название оружия Инсектов. Потом забрезжила и догадка…

Матвей полежал на полу, прислушиваясь к звукам в коридоре, но ничего не услышал и осторожно приблизился к выходу. На высоте полугора метров из двери торчал металлический штырь длиной в сантиметр, направленный чуть наискосок, в сторону койки. Матвей подошел к ней и над подушкой в штукатурке увидел сантиметровое отверстие. Пришла трезвая мысль: если бы он своевременно не свалился с койки, точно такая же дырка появилась бы в его голове с одной стороны, а штырек – с другой.

В него выстрелили не из лазера, а из «дырокола»!

Измерив шагами периметр камеры – шесть шагов в длину, четыре в ширину, – Матвей принял решение. Подошел к двери, несколько раз ударил в нее кулаком. Через минуту с глазка откинулась шторка, сверкнул чей-то глаз.

– Чего шумишь?

– Передай начальству, я должен поговорить с генералом Первухиным. Срочно!

Глазок захлопнулся.

За Соболевым пришли через полчаса. Две гориллы в черных мундирах вошли в камеру, привычно обыскали арестанта и вывели в коридор. Матвей посмотрел налево, встретил взгляд дежурного и подмигнул ему. Во взгляде верзилы отразилось беспокойство, но лицо осталось неподвижным. Вряд ли «дыроколом» воспользовался он – скорее всего, возле камеры останавливался кто-то из начальников изолятора. Узнать бы, кто именно…

Соболева повели во двор, потом – в левое крыло особняка, соседствующего со зданием тюрьмы, передали трем молодым мужчинам в штатских костюмах. Пропетляв по переходам между зданиями, коридорам и лестницам, конвоиры доставили арестованного на третий этаж, в приемную начальника Управления спецопераций. Сами остались в коридоре. В приемной Матвея ждали еще двое крепких парней и адъютант генерала, подтянутый седой подполковник. Кивком он указал на дверь в кабинет Первухина.

– Не задерживайся.

Кабинет генерала был меньше, чем представлял себе Матвей, и казался каким-то неухоженным, неуютным. Видимо, Первухин появлялся здесь редко. Кроме самого хозяина, тут находился его второй заместитель полковник Андреев, симпатичный крепыш с выгоревшими бровями и соломенными усиками.

– Надеюсь, его предложения будут весомыми, – сказал он, обращаясь к Первухину, но глядя на Соболева. – Хотя веры ему все равно нет никакой.

– Именно об этом я и хотел поговорить. О вере, – кивнул Матвей, подойдя к массивному рабочему столу генерала. – Сотрудничать я с вами больше не собираюсь, так как вижу, к чему все это может привести. Убийцей сделать меня вам не удастся, какими бы высокопарными ни были разговоры о важности цели. А поскольку только что в меня стреляли из «дырокола», то финал ясен. Я даже не буду выяснять, кто это сделал и по чьему приказу.