Александр Иванин - Живые в Эпоху мёртвых. Старик

Глубокий бархатный голос обволакивал и гипнотизировал, он проникал внутрь клеток, ложась сразу на подкорку. Она замолчала, и в кабинете повисла напряженная тишина.

Глава 23

Старик

Федор Ефимович просыпался медленно, постепенно отпуская сладкую дремоту. Ночь была действительно волшебной, и совершенно не хотелось выныривать из царства сна. Он не запомнил, что ему снилось, но само ощущение легкого мирного сна просто околдовывало.

Запах чистого, свежего постельного белья, слегка отдающего стиральным порошком, вводил в состояние дежавю — ощущения времени до катастрофы. С того момента, как он навсегда покинул свою квартиру, такого с ним не было. Постель в эвакопункте пахла хлоркой, а само белье было жестким и чрезмерно сухим. В гостевом доме Прогресса металлические койки были застелены расплющенными блинами старых свалявшихся матрасов, а спали они в одежде. В своем новом доме, переделанном из старого сарая, в котором им даже не довелось поспать одну ночь, они приготовили себе постели из свежих стружек и опилок, застеленных мешковиной и брезентом. А сейчас старику казалось, что он просыпается после первого дня в санатории, куда его отправили по путевке от профсоюза.

Старик медленно открыл глаза. Перед самым лицом колыхалась и трепетала белоснежная тюлевая занавеска. Ее крутил в озорном танце прохладный весенний ветерок. Комната была наполнена прозрачным белым светом, пронзенным золотыми пиками острых солнечных лучей, пробивающихся сквозь молодую листву. Старик дышал ароматом цветущего сада.

Ефимыч неторопливо поднялся и сел. Колени прострелила острая боль. Первый раз в жизни противная боль доставила ему удовольствие. Он вообще забыл о своих коленях с самого начала катастрофы. Острый болезненный укол окончательно вернул его в то замечательное время «ДО», когда все были живы. Когда Валя высокомерно вышагивала мимо его аквариума, когда Тамик орал на весь двор в телефонную трубку что-то несуразное на корявом английском языке, когда Блидевский ругался или мирился со своей женой и когда Кирилл, одетый в парку с невообразимым узором и мешковатые штаны, дико ржал перед подъездом в компании подвыпивших подростков, когда занудный Толя настраивал древние пианино и рояли, а старик смотрел свой бесконечный сериал по ту сторону окна аквариума. Когда все были живы и здоровы, когда был шаткий мир со своими радостями, проблемами и неурядицами.

Внуки спали глубоким детским сном. Братья Кузнецовы спали по-разгильдяйски, широко раскинув конечности, смяв в комки одеяла и сбив подушки. У каждого обязательно свешивалась одна из конечностей, грозя утащить своего хозяина в непродолжительный полет с жесткой посадкой. Валеркина койка стояла у стены, так что он просто уткнулся носом в висевший на ней коврик с пасторальным сюжетом.

Кровать Зои была отгорожена белой медицинской ширмой. Медсестра позаботилась о девочке, отгородив для маленькой барышни собственное пространство. Насборенное хлопчатобумажное полотно на деревянных рамах ширмы, наверное, когда-то белое, сейчас отдавало заметной желтизной.

Старик поднялся и подошел к окну. По мокрой асфальтовой дорожке вдоль здания босиком бежали мальчики и девочки разных возрастов. Наверно, рановато еще без обуви по холодной земле бегать. Так и простудиться можно. За малышами бежали ребята и девушки постарше. Всех объединяла только одежда. В остальном курсанты суворовского были непохожи, отличались и ростом, и комплекцией. Старик вспомнил свою службу в армии. После шести месяцев службы солдат уже можно было перепутать, редко кто особенно выделялся из общей массы.

Мысли о прошлом плавно скатились к настоящему. Точнее — приятному настоящему.

Как же им повезло, что они попали именно сюда. Бог, наверное, смилостивился над их нелегкой долей и помог. У старика была полная уверенность, что с его ребятишками теперь будет все хорошо. О своей судьбе он не думал. А чего о себе думать, он всякого на своем веку повидал, много чего пережил и сейчас тоже не пропадает. Главное, чтобы с детьми его не разлучили. Если ему не найдется места в суворовском училище, то пусть хотя бы видеться с внуками разрешат. Это единственное, что его беспокоило. Нужно об этом с начальниками поговорить. Он вчера совершенно неосмотрительно об этом не спросил у разговорчивой Люси. Да и ни с кем из руководства так и не успел поговорить.

Вчера сразу после сытного завтрака или обеда их отправили мыться в настоящую баню. Потом переодели и еще раз покормили, а затем устроили в одном из боксов карантинного блока. Прямо в бокс к ним пришла совсем молоденькая медсестра и собрала анализы крови, а также сделала соскобы из носа, с неба и языка. Сразу после нее заявилась тройка врачей в белых халатах, которые внимательно осмотрели каждого из них. Больше делать было нечего, и старик с ребятами сразу улеглись спать и проспали до самого утра.

Нужно будет как можно быстрее кого-нибудь разыскать, чтобы сразу расставить все точки над «i». Что их ждет? Старик захотел выйти на улицу, но дверь была закрыта. Он пожал плечами и вновь лег на кровать.

Этот было ужасное утро. Болело все, даже моргать было больно. Болезненные острые судороги сводили все мышцы, даже такие, о которых раньше Кощей совершенно не догадывался. Он не проснулся, а вязкая боль выдернула его из бредового забытья.

Кощей был жив. Он уже понял, что находится не в сыром подвале, куда их запихали вчера утром, а его поместили отдельно от всех. Первая часть рискованного плана спасения собственной драгоценной жизни была закончена, нужно планировать вторую часть и надеяться на то, что она окажется успешной. Пора было спасать себя дальше.

Кощей попытался определить, где конкретно он находится. Иннокентий с усилием повернул голову набок и постарался сфокусировать мутный взгляд. Унылые, выкрашенные масляной краской стены принадлежали крохотному помещению по размерам не больше туалета. Неровный потолок в желтых разводах напоминал крышку старой картонной коробки — такой же серый и мятый. Где-то за головой находилось окно, но посмотреть туда никак не получалось, о его наличии можно было судить по светлому матовому пятну на противоположной стене.

Кощей еще раз попытался пошевелиться, но мышцы тут же ответили ему мощнейшей судорогой всего тела. Немного уняв скрутившую его боль, Кощей решил было впасть в панику, но измученный мозг преподнес ему спасительную картинку — беленькая продолговатая капсула со слегка шершавой поверхностью. Великолепная амброзия из докризисного волшебного арсенала химика Мастырки. И еще капсула салатового цвета: там было обезболивающее.