Алексей Молокин - Припять – Москва. Тебя здесь не ждут, сталкер!

– Внимание, – раздалось в шлемофоне, – приготовились. В первую очередь выбивать ведущих, потом остальных. Стрелять только по команде.

За проходными что-то произошло. Берету с его позиции не было видно что, но с ближайших крыш загремело, и очереди ушли куда-то за забор. И тут же словно в ответ над забором стало подниматься что-то, похожее на мыльный пузырь, пойманный шерстяной рукавицей, или на прозрачную каплю ртути. Эта «капля» накатилась на бетонную ограду, медленно не то растворила, не то просто всосала ее в себя и неторопливо покатилась на сталкеров. Ударили штурмовые автоматы – глухо и в общем-то бесполезно, потому что на «каплю» выстрелы не действовали никак. Позади часто загавкали крупнокалиберные пулеметы, от попаданий по капле шла радужная рябь, а сама «капля» словно бы даже становилась больше.

– Не стрелять без команды, – грохнуло в шлемофоне. – Идиоты, вашу мать!

Стрельба прекратилась, но потом стрелять начали снова, но как-то нерешительно. Потому что разглядели существ, прикрытых «каплей».

Это не были мутанты в привычном для сталкера смысле, то есть по большинству внешних признаков это были обыкновенные люди. Возможно, некоторые из них совсем недавно работали здесь, в НИИ, они так и шли кто в чем. В белых комбинезонах и тапочках на босу ногу, джинсах, вполне цивильных костюмах, нормальные с виду мужчины и женщины. А вот другие от людей отличались. Большеголовые, с раздутыми черепами, закутанные в какую-то окровавленную рванину, они словно катили перед собой «каплю», находясь внутри нее. И по всему было видно, что именно они здесь главные, «ведущие».

Убедившись, что стрельба бесполезна, некоторые бойцы стали откатываться назад, но, видимо, тот, кто рулил всем этим странным боем, не собирался отступать и быстро довел эту мысль до сведения бойцов.

«Ни хера себе костюмчики», – снова подумал Берет, глядя, как корчились на земле его соседи-сталкеры.

Сам он отступать не спешил, он и не выстрелил-то ни разу, чего попусту патроны тратить. Почему-то ему казалось, что тот, кто их сюда пригнал, знает, как поступать в подобной ситуации. И сталкер не ошибся.

Перед проходными появился Кощей. Сверкая лысиной на утреннем весеннем солнышке, особист театрально поправил шейный платок, приподнялся на цыпочки, словно дирижер, собирающийся обрушить на публику всю мощь какого-нибудь Вагнера, и артистично раскинул руки. Сначала ничего не происходило, потом из «капли» потянулось что-то вроде усов, причем «капля» явно сопротивлялась, и концы этих усов прилипли к раскрытым ладоням Кощея. Теперь действия особиста уже не походили на дирижирование, скорее это смахивало на вульгарное перетягивание каната. Субстанция «капли» по раздувшимся, узловатым усам медленно, толчками перетекала на Кощея, обволакивая его со всех сторон. Раздутоголовые с той стороны пытались изо всех сил удержать защиту, но это им не удавалось, Кощей был явно сильнее, хотя и ему приходилось тяжко.

– Одиночными по ведущим, когда они проявятся, – раздалось в шлемофоне. – Бить в головы.

Берет и сам понял, куда надо бить, аккуратно прицелился и выстрелил в мутанта, который был ближе всего. К его удивлению, выстрел нисколько не повредил существу, хотя сталкер был уверен, что попал.

Берет понял, что рано, и стал ждать. Кощей, окутанный субстанцией «капли», стал похож на гигантского богомола в доисторической смоле и тянул, похоже, из последних сил. Наконец голова одного из мутантов выступила из «капли», словно облитая тонкой леденцовой пленкой, и сталкер понял, что означало слово «проявятся». Он снова выстрелил, голова брызнула во все стороны, и «капля» сразу словно похудела. Теперь из сдувшегося радужного овоида торчало уже несколько голов. Снова забухали тяжелые штурмовые винтовки, что-что, а стрелять обитатели Нижнего Шанхая не разучились, и через несколько минут с раздутоголовыми было покончено.

И тут по остальным, по людям, идущим с территории НИИ, зло и слитно ударили пулеметы. Берет не знал, были эти так похожие на людей существа мутантами или нет, по крайней мере его органы чувств воспринимали их именно как человеческих существ, да и умирали они, как обычные гражданские люди, быстро и покорно.

Пулеметы смолкли. В ушах звенело тоскливо и мертво. Берет выбрался из своей канавы и пошел посмотреть, что сталось с Кощеем. Смотреть на то, что осталось от сотрудников НИИ, было страшно.

Лежащее на земле прямо напротив проходных существо не было похоже на человека. Во всяком случае, меньше, чем только что разорванные крупнокалиберными очередями бывшие сотрудники НИИ.

Существо подняло уродливую голову, лицо особиста потеряло четкость и лоснилось, словно обсосанный леденец, и прохрипело:

– Ну что, сталкер, видел?

Берет кивнул, не зная, что сказать.

– Понял что-нибудь?

Берет отрицательно замотал головой.

– Завтра в городе побеседуем, – сказал Кощей. – А сейчас пусть все это…

К проходным подъехала бронемашина. «Водник», машинально отметил сталкер. Из кузова выскочили двое с носилками, на которые уложили Кощея, «Водник» взревел японским дизелем и укатил в сторону Москвы.

Откуда-то возник Карапет и еще пятеро или шестеро, судя по виду, тоже из бывших бандюков, в странно раздутых ртутно-блестящих костюмах, с ранцевыми огнеметами за спиной, и двинулись на территорию прибираться.

Берет. Москва, «Дом у дороги»

Что это за место такое, «Дом у дороги»? А вот есть в Москве такое место. Точнее, было. Место, где играют блюз. Блюз и только блюз, исключение делается редко и разве что для рок-н-ролла, который, как известно, сам по себе является беспутным отпрыском блюза, выбравшимся с равнин Миссисипи в дымные города индустриальной Америки и прикинувшимся белым, но не до конца, нет! Конец у него как был, так и остался черным, таким же, как и начало. Пусть этот хамоватый парень и отрастил себе белую ряшку, все равно – внутри он черен! А что делать блюзу в Москве? Что делать ему, привычному к жарким хлопковым плантациям Миссисипи или Луизианы на холодных плоскогорьях и равнинах России, где зимой губы примерзают к гармонике, а? Здесь издавна пели другие песни, ну, например, «Дубинушку». Впрочем, что-то похожее поют и на английском? Разве? А, ну да, вот оно, слышите?

We’re going through the tunnel, push, boys, push!

We’re going through the tunnel, push, boys, push!

We’re saving this old tunnel, push, boys, push!

В общем, эй, дубинушка, ухнем!

Впрочем, это не блюз, это work song[7], но уже почти тепло. Так почему бы блюзу не прижиться в России-матушке?

…А ведь не прижился же! Ну, играют блюз кое-где, слушает блюз сотня-другая любителей, а настоящего блюза не то что в России, а и в Москве как не было, так и нет. Потому что настоящий блюз – его не только играть, его жить надо, и у каждого свой блюз. Можно мастерски играть композиции великих американских блюзменов, но при этом истинным блюзменом так и не стать. У каждого, понимаешь, чувак, свой разговор с Богом, и чужими словами свою судьбу не расскажешь. И чужой музыкой тоже. Понял, чувак?