Николай Берг - Крепость живых
Раз ничего не предприняли сразу, то уж и не успеют. А как предпримешь? Стрелять без суда по живым людям? Ну да, не живым, но они же ходят, – значит, и не мертвые. Да, к слову, и по мертвым тоже нельзя стрелять – сейчас ушлых адвокатов полно. Да мемориальцы и прочие правозащитники с дерьмом съедят. А чиновники этого не хотят. Будут прикрывать себе задницы, пока в эти задницы не вцепятся зомбаки… Раз не предприняли ничего сразу, значит, все будет куда как хуже. Ушло время.
А приму-ка я душ! Когда еще получится… И чайник поставлю. И позвоню братцу.
– Дарова! Рад, что ты живой! Пока не забыл: у меня на мобиле семнадцать рублей осталось. Если сможешь, накинь на счет скоко не жалко.
– Свинина ты, братец! А чего сам не смог?
– Дык и денег у меня с собой не оказалось, да и уйти я сейчас не могу. Мы тут облажались немного. Гутковский таки отчудил. Открыл дверь и приказал кадаврам лечь на пол и не валять дурака. А дальше прозектор прыгнул – и так, скажу, душевно прыгнул, что Гутковскому полморды снес одним укусом. Этот козел даже пистолет не вынул. Ну а следом и остальные поперли. И тоже шустренько так. Короче говоря, я сейчас сам в морге, вместе с Мишкой Тихоновым. Мы тут заперлись. А кадавры в Петергофе гуляют. Такие пироги.
– Это ж как у вас так вышло?
– Да просто. Мужики стали по прозектору лупить из всех стволов, аж клочья полетели. Я им говорил, что в голову лупить надо, но, знаешь, тут было отчего растеряться. Не попали ему в голову. Он, естественно, на них кинулся – прозектор у меня и при жизни подраться не дурак был. Они от него, он за ними. Бомжики тоже вылезли и тоже очень шустренько, знаешь ли, за Гутковским увязались – он на четвереньках ухитрился еще метров сто пробежать, пока они его догнали. Ну а мы с Мишкой от страха бежать не догадались и оказались с другого края этого веселья. Как я заскочил в морг, сам не знаю, ну а Мишка за мной. Правда, со всем этим весельем у него всего два патрона осталось. В общем, почти комфортно. Но что делать – неясно. Я тут звонил, кому мог, деньги и кончились. Обещали помочь, но ближе к утру разве что смогут. По городу-то чертовщина творится.
– У вас там безопасно? Жратва, вода есть?
– Ну если б не соседушки пахучие, то лучшего и желать нечего – зданьице старое, кирпичное. На окнах решетки – трактором не выдернешь. Двери тоже старые, так что не взломаешь запросто. Из жратвы три бутерброда моего прозектора. С сыром. Ну и кран с неисчерпаемой водой. Телефон вот сдох. Так как Тихонов на бутеры не претендует – деликатный, видишь ли, сотрудник милиции, – то, по моим меркам, дня на два хватит.
– А у этого Мишки телефон-то есть?
– Есть, но тоже счет обнулен. Нас вообще-то пообещали выручить, но пока, знаешь, никто не добрался.
За это время добираюсь до компа. Процент за перевод веб-мани на братцев счет просто грабительский, но зато быстро, да и нет у меня наличных лишних.
– Я тебе денег закинул, так что скоро получишь. А вообще, тут я с охотниками из оружейного магазина связался. Ты у Михаила этого узнай, может, кто там охотник есть? На ментов я бы не рассчитывал, они вместе с медиками уже сейчас понесли такие потери, да и работы у них до дури. Охотники нужны, и есть надежда на то, что ночью холоднее – эта шантрапа дохлая не так подвижна будет.
– Ага, понял. Я думаю, что пока тут отсидимся. А из охотни…
Кончились семнадцать рублей, видно. Теперь в теплый сортир, душ и наконец-то пожрать, а то ведь весь день возможностей не было. Эти радости жизни незаметны, когда пользуешься ими ежедневно. Но у меня были возможности, чтобы сейчас ценить и теплый сортир, и теплый душ с электрическим освещением. Достаточно недельку посидеть в полевых условиях с оттенком свинства – и быстро поймешь радости цивилизации. А уж вкусная еда… Это ж самое интимное общение со своим дорогим организмом. Просто праздник какой-то!
Понимаю наконец, почему это бомжи только в морге обернулись. Очевидно, подзамерзли они в своем дачном домике, потому и довезли их спокойно и сгрузили. Как мороженое мясо. Как лягушек в зимнем анабиозе. В морге они и отогрелись. И обернулись, на радость санитару. Братец рассказывал, что прозектором он своего санитара называет – тот не любит, чтоб его звали санитаром. Не любил то есть. И получается, что прохладная погода – очень большое благо пока…
В жарко натопленной поликлинике мертвецы обращались быстро, бомжи же умерли не то от переохлаждения, не то от перепоя, не то угорели. Были заморозки, а пьяные часто от замерзания дохнут, причем необязательно температура должна быть очень низкой – от переохлаждения и при плюсовой загибаются. У пьяных терморегуляция никакая.
А возможно, от отравления угарным газом померли. То, что они отравились, как-то повлияло? Смерть от отравления вызывает метаболические изменения в организме. Нарушается биохимия. Замерзшие бомжики, найденные то ли их приятелем, то ли сторожем, то ли дачником (а в Петергофе дачи – это будочки скорее, и жителям до них не сто кэмэ ехать, вполне мог кто зайти после работы), – отогрелись только уже в морге. Благо там ехать всего ничего. Надо на биохимию проверить. И то, что мерзлые не оборачиваются или в анабиозе находятся, тоже запомнить.
Включенный дуроскоп на редкость малоинформативен. Оказывается, престарелая Лолита собралась стать лесбиянкой. Ценная информация. Малахов радует постановочными истериками. Но вроде бы об этой именно передаче толковали наши санитарки – получается, повтор гонят. Так, что в компе? В компе интереснее. В Москве, похоже, жопень началась на несколько дней раньше. В Германии та же дрянь, как у нас в Питере. Хотя, судя по ю-тубу, часть роликов чисто постановочная. Черт, заляпал клавиатуру – не дело лопать и смотреть инфу на мониторе. А заляпал, потому как из Дюссельдорфа ролик просто напугал, – похоже, что такие же шустрики, как изменившийся прозектор, у них там уже есть. Кто-то отснял нападение такого – они его называли метаморфом – на прохожих. Зомби прятался на этаже этак на третьем и прямо оттуда напал на людей, стоявших на улице. Понятно, что такие шустрики опаснее десятка обычных зомби. А в Петергофе героический начальник выпустил на волю пятерых таких зверушек…
Похоже, что шустрыми они становятся, нажравшись свежатины. Ведь начали-то не с полежавших с осени, а именно со свежего мяса. И изменились при этом – челюсти себе отрастили. Зубы.
Так, перекусили, надо передохнуть и прикинуть – что брать. Ложка, кружка, термос. Мамины сережки-колечки. Документы, которые, слава богу, сложены мамой в одном месте.
Карты города. Автомобильный атлас. Складной ножик, чтоб со штопором и шилом. Овечью шкуру и кожаное покрывало, да еще маленькую подушку – спать-то придется, скорее всего, не на постели. Клеенку. Теперь прямо стопкой белье с носками. Трусов с футболками пары четыре получилось, самое то. Так, мыло, полотенца, щетка зубная, бритва. Помазок. Шампуни и кремы… Не, не понадобятся. А вот ящик с медикаментами и бинтами – в мешок. Старый туристический примус бензиновый – в кучу, понадобится. О, люменевую кастрюлю побольше. Надо бы и чайник, но это некритично. Вот, вспомнил: сахар, чай. Кофе забрать. Оставлю чуток – на разок посидеть, а вдруг еще вернемся. А не вернемся – вроде как уходить легче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});