Где-то там, за облаками… - Алексей Федотов
— А ты говоришь письмо… А даже если и было какое-то письмо. Подумаешь. Опять твои почитатели развлекаются. Решили вытащить любимое идолище на лицезрение и торжественное лобызание. Первый раз что ли.
М-да. Удобная вещь бритва Оккама. Как в старом анекдоте: "Но у каждого же свой профиль лица… Ну, первый раз конечно да…".
Вжик и готова ровная, гладко выбритая истина.
Надя вздохнула. Зябко повела плечами под тонкой ночнушкой. Городские власти как всегда не слишком торопились подавать воду в промерзшие батареи.
— Надь.
— У?
— А что стало с тем мужиком то?
— С пролетарием то? Да зарезал он свою тещу. Пришел после очередного посещения винного погреба без вожделенной трешки с набитой мордой и зарезал. Столовым ножом, если тебе это интересно.
— А я и не знал, что ты криминальной медициной интересовалась.
— А я и не интересовалась. Нам тот случай как пример приводили. К лекции о воздействии алкоголя на ранимые души пролетариев… Таблетку дать? Уснешь как младенец, а утром об этом дурацком сне и не вспомнишь. Дать?
Все равно ведь не отстанет.
— Давай.
Принимаю стакан с водой. Надя вытряхивает на мою ладонь таблетки, немедленно натягивает на себя одеяло.
— Вить?
— У?
— Форточку приоткрой, а то надымил сильно. Хорошо?
— Угу.
— Ну что ты все "У" да "Угу". По человечьи говорить уже не можешь? Да?
Мне становиться смешно. Только что эта женщина серьезным профессорским тоном читала мне нотации, а сейчас лежит, кокетливо надув губы и поджав ноги. Стакан вместе с таблетками отправляется на тумбочку, а я на кровать — желать спокойной ночи.
Поспать мне так и не удалось… так же как и Наде. И, между прочим, секс иногдагораздо действеннее таблеток.
А таблетки… таблетки я выкинул… под кровать — как знак торжества народных, веками апробированных методов над химией.
Утро как утро. Ровный, слегка сдобренный розовыми тонами солнечный свет из-за задернутых занавесок. Легкий сквозняк с сырым привкусом осенней листвы и многоголосие проснувшихся улиц из чуть приоткрытой форточки. Весь фокус в том, что нужно вставать не сразу. Сначала открываешь один глаз. Затем другой. Потом медленно выпрастываешь одну ногу из-под осоловело липнущего одеяла и ставишь ее на холодный пол. Потом вторую. Главное не торопиться. Тогда начинает казаться, что время не имеет над тобой реальной власти.
Таня жила одна. Нет, конечно, она не считала себя старой девой. Двадцать шесть лет не тот возраст, когда требуется сломя голову выскакивать замуж. Она была вполне разумной, чтобы понимать — хочешь обеспечить свое будущее — надо все сделать самой. Самой сделать более или менее приличную карьеру. Самой заработать на квартиру. Обеспечить будущего ребенка. Иначе… Иначе два пути. Либо жизнь с нищим, но любимым принцем, либо вечная каторга под хорошо обеспеченным ублюдком. Просчитав это лет десять назад, она, засучив рукава, взялась кроить свою жизнь. Поступила в престижный ВУЗ. Закончила его с красным дипломом. Потеснив пятерых кандидатов, устроилась на должность младшего менеджера в представительство одного крупного западногерманского концерна. Четыре года честно карабкалась по служебной лестнице, пока не заняла пост главы отдела маркетинга. И Великая мечта постепенно начала воплощаться в жизнь. Приличная трехкомнатная квартира на Проспекте мира. Слегка подержанная "тойота" в качестве средства передвижения. И тысяч восемь долларов подстопкой чистого белья в шкафу. Можно сказать, что план минимум она выполнила. Можно было приступать к поискам принца на белом коне.
Таня наконец выскочила из объятий теплого одеяла. Поморщилась от прикосновения голых ступней к ледяному, покрытому пестрым линолеумом полу и побежала в душ. Струи горячей воды быстро выбивают остатки сна из еще не забывшего тепло кровати тела. Потом растирание махровым полотенцем и легкий завтрак. Никаких булочек — фигура еще пригодится. Никакого кофе — сердце тоже всего лишь в единственном экземпляре. Яйцо в смятку, поджаренный тост и стакан апельсинового сока. Все. Посуду в мойку — вечером помыть можно. Хлеб в хлебницу, масло в холодильник и на работу. Это в совковых учреждениях можно позволить себе роскошь — опоздать. А немцы… Немцы народ пунктуальный, по крайней мере в бизнесе, и терпеть не могут опозданий. Одно опоздание — ты в черном списке. Второе… Лучше и не думать. Желающих занять ее место более чем предостаточно.
Теперь одежда. Белая блузка и строгий брючный костюм. Минимум украшений — простенькие сережки, подаренные мамой на день "варенья" и скромный янтарный кулончик на серебреной цепочке.
Таня окинула быстрым взглядом спальню. Постель можно не прибирать. Гостей вроде не ожидается да и времени уже нет. Покидала пухлые папки с бумагами в простенький дипломат и побежала к выходу. Немного помедлила, делая выбор между плащом или пальто. Накинула плащ, открыла дверь и… наткнулась на улыбающееся мужское лицо. Невысокий, одетый в скромное коричневое пальто и с портфелем в руках мужчина. Возраст, судя по уже проявившимся морщинам и седеющим волосам явно за сорок… Серые, смеющиеся глаза за тонкими стеклами очков. Мягкое и добродушное лицо с приветливой улыбкой на тонких губах. Пухлый потертый кожаный портфель в левой руке. Правая в кармане.
— Добрый день Танечка.
— Д-добрый день. А разве мы знакомы? — Таня быстро оглянулась, подумав, не захлопнуть ли дверь. Чем-то не нравился ей этот улыбчивый человек. Может опущенной в карман плаща рукой?
— Нет. Пока нет. — Мужчина добродушно усмехнулся и, как будто читая ее мысли, сделав шаг вперед, переступая порог и блокируя дверь.
— Тогда я не понимаю. — Таня сделала еще шаг назад, отступая в квартиру. В памяти гаденько всплыли кадры из телерепортажей о насильниках и грабителях. — Что вам нужно? Кто вы?
Мужчина улыбался. Улыбаясь, сделал еще шаг вперед. Ногой толкнул дверь, захлопнувшуюся с тяжелым металлическим лязгом.
— А не надо ничего понимать Таня. Это не в вашей власти… понимать. — Он расхохотался и потянул руку из кармана.
Таня сделала еще шаг назад и, упершись спиной в дверь туалета, беспомощно сползла по стене, роняя дипломат. Диким взглядом смотрела на то, как человек напротив нее неторопливо поднимает руку с небрежно зажатым в ней небольшим металлическим жезлом и идет к ней.
— Не
