Единый - Александр Цзи
Когда я оглянулся, голос за спиной промолвил:
— Иди-иди, не верти башкой-то. Здесь мы, никуда не делись.
Будто призрак разговаривал.
Я шагал еще несколько десятков метров по растрескавшемуся асфальту в полутьме, потом Интеллигент (который больше не был интеллигентом) сказал:
— Поворачивай налево.
Слева были распахнутые ворота, сквозь которые мы и прошли. Под подошвами моих кроссовок хрустел битый кирпич, попадались камни покрупнее, я несколько раз споткнулся, но наши провожатые так и не издали ни единого звука.
За воротами обнаружилось просторное помещение, разглядеть которое не удалось. Я лишь понял по эху наших с Витькой шагов, что оно большое. Интеллигент указывал мне, куда поворачивать, неизвестно каким образом ориентируясь, и в итоге я наткнулся на стену выставленными вперед ладонями. Сзади неуверенным шагом приближался Витька, бубня что-то под нос. Кажется, ругательства.
— Слепые, как крысята новорожденные! — почти восхищенно сказал Май. — А еще нас кротами называют! Без своих фонарей и шагу ступить не могут, а, Гуж?
Интеллигент, который, как выяснилось, носил необычное погоняло “Гуж”, хмыкнул.
— Это ведь зависимость, дорогой Май, — снова заговорил он “культурным” тоном. — Как иные балбесы от “Тишь-да-глади” зависят, так все дневные без зенок своих ни на что не годны! У человека шесть чувств в распоряжении, а они только на одном зациклены… Что ж, ладно. Как вас звать-то?
— Олесь, — сказал я.
— Виктор, — мрачно представился Витька.
— Дальше будет для вас тяжко, Олесь и Виктор, — сказал Гуж. — Сначала по лестнице вниз пойдем, потом по тоннелям двинемся. В полной темноте. Света в нижнем Князьграде нет, не было и не будет никогда. Поэтому слушайте инструкции, бежать не пытайтесь. Напасть на нас — тоже. Вы живы, пока мне интересны. Начнете выкобениваться — интерес разом потеряю, это я вам обещаю.
“Вот теперь и ты врешь, Гуж, — подумал я. — Ты нас с собой тащишь не только из-за одного интереса. Мы тебе нужны. Хочешь использовать нас для чего-то…”
Я решил не “выкобениваться” и не пытаться совершать резких движений. Пусть ведут нас в свое логово. Если что — договоримся, как Витька и предлагал. Я ведь все равно не совсем представляю, как спасу тетю. Вернее, как найду ее для начала. И как уничтожу квест-башню.
Когда отправлялся на эту миссию, у меня в распоряжении были колдовская сила и Ива. А сейчас — урезанные В-опции и никакого умбота, подключенного к нейрочипу. По всему выходит, что нужно объединяться с подземным криминалом столицы Вечной Сиберии.
Мы с превеликим трудом спустились на шесть пролетов по лестнице, забитой строительным мусором, всевозможными досками, балками, мотками гнилой веревки, битым кирпичом и стеклами. Мы с Витькой то и дело спотыкались и несколько раз хорошо приложились лбами, но мало-помалу приноровились нащупывать дорогу руками и ногами и двигаться плавно, чтобы ни обо что не удариться. Наши шаги уже не звучали так громко, как прежде, хотя до бесшумной походки Мая и Гужа было далеко.
Витька в очередной раз шепотом ругнулся, и я спросил:
— Ты как?
— Норм, — сказал он угрюмо. — Ты из-за меня сдался, да? А то бы навешал этим двоим очкарикам, как Матвею!
— Не только, — сказал я. — Может, с помощью нуарных жителей мы сможем взорвать квест-башню.
— А если им это нахер не нужно? — спросил Витька.
— Думаешь, они с Детинцем заодно?
Разумеется, эти вызывающие речи мы завели специально для “нуарных жителей”. Причем не сговариваясь. Как-то само получилось.
Май на провокацию повелся:
— Мы? С Детинцем? Заодно? Да тьфу на него! И на Председателя лично в глаза тьфу!
— Цыц, Май! — повторил Гуж. — Рано им про нас знать. Пусть Честно́е Собрание решает, о чем с ними разговаривать и что с ними делать.
— Честно́е собрание? — оживился Витька. — Типа сходки паханов? Смотрящих?
Май закис от смеха, а Гуж серьезно пояснил:
— Скорее, слышащих. Смотрящих среди нас нет.
Меня вдруг озарила догадка — в полном мраке подземелья это выглядело и правда как вспышка яркого света.
— Вы слепые, верно? Точнее, вы видите свет, и он причиняет вам боль!
Вспомнилось, как я впервые встретил нуарных жителей в конце тайного тоннеля. Они тоже требовали потушить фары, но я заморочил их — моя волшба тогда была на пике. И у меня имелся отчетливый зрительный контакт…
На мой вопрос, есть ли на поверхности земли другие люди, охранник тоннеля удивился:
“Да ты шо? Наверху, что ль? Нет, конечно”.
На поверхность они выбираются крайне редко и только глубокой ночью, когда нет полной луны. И в очках-консервах… Как сильно, должно быть, на них действует яркий свет…
— А ты догадливый, Олесь, — фыркнул Гуж. — Все верно, свет для нас крайне неприятен, даже слабый. Оттого и очки наверху носим. И мы не видим, как вы… Вернее, совсем не видим, разве что знаем, светло или темно. А используем слух, ощущения и шестое чувство, что у слепых развивается. А развилось оно у нас до такой степени, что никакого зрения нам и не надо.
— Но почему вы ослепли? — вскричал возбужденный Витька. — Вас под землей заперли на несколько поколений, как морлоков, да? И ваше зрение деградировало? Поэтому Модераторы вас нуарными деградантами называют?
— Эй, малец, потише, — оборвал его Май. — Не стоит за этими придурками Модераторами всякую ерунду повторять. Уж если кого-то и обзывать деградантами, так это самих Модераторов… Нет, нас никто под землей не запирал, мы сами там обосновались. А обычное зрение мы потеряли из-за…
Он оборвал сам себя, затем спросил Гужа:
— Че, сказать? Или тож Честно́е собрание пусть говорит?
— Неужто сам спохватился? — деланно удивился Гуж. — Помолчал бы уже, болтун.
Дальше шли молча.
Лестница кончилась, и мы проникли в сырой и холодный тоннель, в котором, тем не менее, улавливался слабый сквознячок. С вентиляцией здесь, в катакомбах, стало быть, все в порядке. Под ногами хлюпала грязь. Тоннель сделал несколько поворотов, потом закончился железной дверью. Гуж еле слышно поцарапал ее чем-то твердым — вероятно, ножом, — и она беззвучно растворилась. В лицо повеяло теплым сухим воздухом.
Кто-то прошелестел из тьмы. Я не различил ни слова, но Гуж твердо и отчетливо ответил:
— Двое бродяг сверху. На суд Честно́го Собрания.
В ответ снова зашелестели. Гуж подтолкнул меня на сей раз пальцем, а не клинком, и я прошел через дверной проем, ощупывая косяки ладонями и ногами — пол перед собой. Темнота была почти осязаемая. Как хорошо, что ни я, ни Витька не страдаем клаустрофобией!
Мы повернули еще
