Штабс-ротмистр - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
— Но… Ваше сиятельство! Я не знаю, куда уведёт наш сыск, возможно, всё же придётся покинуть Ново-Йорк… Мне придётся обеспечивать её безопасность и думать о ней более, чем о задании! А в случае чего — отвечать и мне, и вам.
В голосе графа слышалась мольба.
Вице-губернатор во время этого монолога спокойно восседал в кабинетном кресле, предоставив Львовой самой разбираться с будущими членами команды. Она не замедлила с ответом Виктору Сергеевичу.
— Его сиятельству ничего не грозит. Он получил мой письменный отказ от его покровительства и через связного — согласие моего отца. Кто ещё будет оспаривать великокняжескую волю?
— Не оспариваю, но выражаю сомнения, сударыня, — не сдавался граф. — Не окажетесь ли вы в походе обузой?
— Например, как жертва нападения. Охотно понимаю вас. Посмотрите на мою защиту и попробуйте ударить. Только осторожно, чтоб отдача не спалила обстановку кабинета.
Да, роскошь родиться в великокняжеском доме кое-чего стоила. Барышня носила амулеты, делавшие её защищённой не хуже небольшого танка. Конечно, любую защиту можно пробить. Или истощить. Но не каждому удастся.
— Этим не исчерпываются мои таланты, ваше благородие. Правда, у меня тяжёлый характер. Но у связисток он лёгким не бывает, я вам рассказывала.
— Помню…
— Где ваше знамя, чтоб поцеловать его, вступая в отряд?
Тышкевич страдальчески глянул на князя. Во взгляде вице-губернатора читалась усмешка: теперь эта язва — ваша головная боль, штабс-ротмистр.
— Позвольте последний вопрос, ваше сиятельство, — промолвил Виктор Сергеевич. — Как я понял из распоряжений на судне, бойцами Лисицына вы замените нас с Искровым. И боевая группа будет тоже из штурмовиков. Отчего же не из казаков?
— Должны были сами догадаться, штабс-ротмистр. Что мы знали о штурмовиках до отплытия? Смелые до безумия, преданные российскому престолу, доказавшие высочайшее мастерство в самых разных передрягах… А на поверку вышло? Оттого бродят во мне сомнения и в казаках. Особенно в тех, кто долго варится в этом Ново-Йорке. Знаете ли, что многие по окончании службы не воротятся в коронные земли? Женятся на местных. Покупают дом и авто. Живут лучше, чем в донских станицах. А кто там продолжит пацанву учить верности Государю и Отечеству? Вся наша политика в заокеанских губерниях… — вице-губернатор чуть помедлил, выбирая слова, чтоб не скатиться в крамолу при подчинённых. —… требует реформ. Не всё здесь так гладко, как видится из небоскрёбов Торжка. Так пусть дочь Великого князя увидит Америку крупным планом. Чтобы Великокняжеские дома уразумели — нужны срочные меры. Дерзким из П. И. П. стоит спасибо сказать: довели до высочайшего сведения американские проблемы. По крайней мере, одну из них попробуем решить сами. Все свободны!
Тышкевич щёлкнул каблуками и выписал поворот кругом. Сделал знак Львовой следовать за ним, загадочная красотка повиновалась.
Наверно, Буранов отдал бы и вторую руку, чтоб так командовать высокородной.
Глава 5
Экс-детектив полиции Нью-Йорка Питер Сэвидж переживал не лучшие времена. Заела конкуренция. Слишком многие из отставных копов сочли, что подглядывать за неверными жёнами, искать сбежавших от родительского ока тинэйджеров, добывать доказательства для адвокатов или сопровождать трусливых клиентов в роли бодигарда — просто и прибыльно. Приватный детективный промысел стал бизнесом. Возникли компании, буквально выдавливающие одиночек с наезженной колеи.
Вынужденный переезд с Манхеттена в Бронкс, из цивильной конторки в полуподвал, тоже не способствовал поднятию имиджа. Сэвидж прибрался, заменил ломаную мебель целой и почти приличной. Поставил телефонный аппарат. Остатки денег ушли на объявления в газетах. Увы, не «Нью-Йорк Таймс» или «Нью-Йорк Ивнинг Пост», больше двух рублей за каждое потратить не мог.
К окончанию «рабочего» дня, прошедшего в созерцании упорно молчавшего телефонного аппарата, хотелось надраться. Початая бутылка кукурузного виски в ящике стола звала продолжить общение.
Но Сэвидж терпел. Уже не раз видел, как спиваются и опускаются коллеги, вышедшие в отставку до пенсиона. Если ему и предстоит такое, то не сегодня. И не завтра. Силы ещё есть. И несколько десятков рублей на последние объявления.
Уставившись на дверь, гипнотизировал её взглядом: откройся и впусти клиента. Был бы Одарённым, выучил бы заклятие призыва заказчиков, но увы — всего лишь ординар, тогда как соперники владели магией во всю.
В пять пополудни, ни минутой раньше, он нацепил широкополую шляпу, больше характерную для ковбоев из южных губерний. Снял ноги со стола, где они уютно покоились последний час. Поколебавшись, достал виски и сунул в холщовую сумку. Если выпьет дома, а не на службе, это же не предосудительно, не так ли, мистер?
У двери остановился и резко обернулся. Грёбаный телефон вдруг начал трезвонить. Уж думалось, что он неисправен.
Хотя… Можно поспорить на остатки виски в бутылке, ошиблись номером.
— Хэлло!
— Детектив Майкл Сэвидж?
Голос явно принадлежал русскому. Бывший коп не любил русских, но всегда был рад их деньгам.
— О’кей, гай. Я — Сэвидж.
— Мне рекомендовали вас. Если ваша контора находится в Бронксдейл, как сказано в объявлении, я готов приехать в течение часа.
— Вообще-то моё приёмное время окончилось…
— Извините, мистер. Придётся набрать кого-то из ваших коллег.
— Нет-нет! Жду вас, сэр! Да, Бронксдейл авеню, 16, вход около цветочного магазина, там вывеска.
Русский язык, выученный в школе с горем пополам и успешно забытый, давался с трудом. Но ради контракта Питер подписался бы к приезду клиента выучить китайский.
х х х
— Что вы видите? — спросил Тышкевич, когда перешагнул порог комнаты, титулованной «Детективное агентство Майкла Сэвиджа».
— Мужчину, ординара лет сорока пяти, брившегося не позднее чем вчера, невысокого, одутловатого. Не алкоголика, но периодически пьющего. Рано лысеющего, — добавила Львова, когда сыщик снял шляпу, поклонившись. — Из последних сил старается выглядеть прилично. Готова поспорить, на нём его единственный и последний костюм.
Вряд ли Сэвидж понял весь спич русской. Иначе на улыбающейся физиономии что-то наверняка дрогнуло бы. Те продолжали обсуждать детектива, начисто игнорируя его присутствие.
— Мне рекомендовало его Третье Отделение. Служил в отделе особо тяжких. Претендовал на инспектора, но как-то упёрся, не захотев отступиться в деле об убийстве одним из мафиози своей супруги. Тут же у него в рабочем столе обнаружили кокаин. Его, не его — разницы нет, потому что иначе никому бы в голову не пришлось делать там обыск.
— Выкинули с волчьим билетом? — бесстрастно уточнила связистка.
— Да. Без пенсии и возможности снова устроиться на государеву службу. Но я другое хотел спросить. Что вы видите в тонком мире?
— В столе несколько дешёвых амулетов, разряженных практически в ноль. Бесполезных. На нём самом — примитивный оберег от ментального нападения. Блокирует плетения правды. Слабый, присмотревшись, сломаете на раз.
— Рад, что наши оценки совпали. Будьте любезны, княжна, разъяснить ему цель визита.
— Мистер Сэвидж! Мы разыскиваем персонал института П. И. П… Конкретно — профессора Линка и всех, кто причастен к необычайным открытиям последних четырёх месяцев. У нас к ним накопилось несколько вопросов. Берётесь взять поиски на себя?
По-английски она говорила чисто. С той же холодностью, что и по-русски. Наверно, чопорная британская леди позавидовала бы тому градусу холодности.
— О’кей! Я в деле. Знаете мои тарифы?
— Я знаю наши тарифы, — слово «наши» барышня произнесла с нажимом. — Тридцать рублей в день плюс подтверждённые расходы. Возможно, если люди из П. И. П. покинули Ново-Йорк, предстоят поездки. Билеты и дополнительные путевые расходы — за наш счёт.
Слова «тарифы» и «рубли» штабс-ротмистр уловил. Понял и смысл сказанного. Не понравилось, что барышня сама принялась торговаться, а не ограничилась ролью переводчика.
— Пятьдесят в день!
— Тридцать. Или мы уходим.
— Тогда… Премия по завершении дела.
— Хорошо. Сто рублей за каждого пойманного. Фигурально выражаясь. Они — не преступники.
Львова передала Тышкевичу суть разговора. Тот видел, что оглашённые суммы для экс-полицейского весьма заманчивы. Но вдобавок снедала боязнь продешевить.
— За два дня вперёд выдам аванс. Отчитаетесь о результатах.
— А если результатов не увидим, соглашение расторгается, — добавила девушка. — И прошу вас не заглядывать в моё декольте. Я — связистка. Улавливаю мысли, персонально ко мне адресованные. И поскольку нахожусь не на связной службе, могу раскрыть их содержание. Даже самые постыдные.
Острый кадык на мясистой шее судорожно дёрнулся. Похоже, с направленностью его устремлений, не ограничившихся ассигнациями с имперским орлом, корнет попала ровно в яблочко.
Сыщик бросил очередное «о’кей», протянув руку за купюрами. Но офицер предварительно заставил его расписаться в ведомости. И лишь затем на американца пролился
