Deadушка 2 - Марк Фиттер
— Где взяли оружие? — тут же спросил я, оглядевшись и подхватив с земли короткую, но толстую ветку.
— Не знаю! Харман принес! — нервно сглотнул парень, с опаской поглядывая на ветку, которую я аккуратно зачистил от сучков и отростков. — Я честно…
— Пиздишь, — спокойно констатировал факт и примерился. — Слушай, выкидышь спизженной лошади, у вас было две машины, крупнокалиберный пулемет и при этом доисторическое оружие, которым воевали почти полторы сотни лет назад. Это не склад. У кого взяли оружие? Кто дал?!
— Была женщина! В камуфляже! Она привезла, с нею было двое мужиков крепких, — допрашиваемый приободрился, видимо набравшись храбрости. — Они вас захуя… А-а-а!
Ну да, ректороманоскопия палкой без предварительной клизмы или хотя бы смазки, это больно. А я еще и диаметр подобрал великоватый, но зато угадал с длинной. Загнал сантиметров на десять, возможно с сопутствуещей травмой кишки, но это уже издержки медицинской процедуры. Все же оборудование доисторическое, но кого имеем, того имеем. И в данном случае, пациент крайне недоволен проведенной диагностикой. Корчится, сучит ногами, вопит от боли. Я бы больше удивился, если бы он стонал от наслаждения. В последние годы развелось слишком много голубков среди приезжей молодежи. Иначе я никак не могу обосновать возросший процент нападения на молодых мальчиков, по отношению к нападениям на девочек. Ну не католические ж священники к нам приезжают, право боже.
— Конкретнее, кто такие, откуда, позывные? — спокойно спросил я, выдернув палку из кишечника парня.
— Аркх, — рычал и стонал тот одновременно. — Канада, все что слышал. Канада. С какого-то поселка… Харман говорил, что они сектанты… Я больше ничего не знаю!
— Сколько вас осталось на базе и чем вооружены? — на всякий случай вытер наконечник своего ректороманоскопа о спущенные штаны пленника. Сталкеры шокированно косились на сие действо, но решив не прерываться, продолжали копать могилу.
— Не знаю! Много! Баб мало! Бабы у Хасана! Он в особняке, у него все на крутых тачках со стволами! Остальные кто где, мы единственная бригада…
— Хасанские значит, — я довольно ухмыльнулся. — На Рынке у Муратова ваша братва трется? Кто челноков кошмарит?
— Не знаю! Я всего лишь водитель! Мне такое не говорят! — взмолился бедняга, окончательно сжавшись и зажмурившись. Все, спекся пацан, пустился в рев. Это плохо. Ревущего пленника допрашивать бесполезно, уйдет в отрицалово или будет врать, лишь бы от него отстали.
В принципе, с этого водятла можно было бы выбить что-то еще, но придется опять тратить довольно дорогие по нынешним меркам медикаменты. Да и не хочу с этим дерьмом лишний раз возиться. Пулю на такого гада тоже тратить жалко, но ножом резать и вовсе западло. Все же правы были мои товарищи из бурной молодости. От приехавших молодых и голодных черномазов, ничего хорошего ждать нельзя. Многие едут не для того, чтобы честно заработать. Да, у бандитизма и терроризма нет национальности, вот только у самих личностей совершающих противоправные акты, национальность есть.
— Вы там закончили? — спросил я, оглядываясь в сторону похоронной команды.
— Практически, — согласно кивнул Труба, устало вытирая пот со лба рукавом куртки.
— Вот и хорошо, — флегматично произнес и вытащив из кобуры Сиг М18, окончил страдания пленника. Никаких угрызений совести, разве что патрон жалко. Впрочем, если смотреть на это как на размен быстрой смерти на полученную информацию… Неплохая сделка, кажется я начинаю понимать Карателей.
Тело цыгана решено было оставить на растерзание зверья. В карманах у него ничего интересного не нашлось, а его одежда скорее вызывала отторжение и тошноту, нежели представляла хоть какую-то ценность.
Ребят похоронили с почестями и раз уж я нашумел одним выстрелом, то после слов прощания, дал еще прощальный залп. Пацаны заслужили эту старую воинскую традицию. Три выстрела в небо. Размерянных, словно звон колокола. На такое патронов не жаль. Это другое и диванным воякерам этого не понять. Как и не понять всю тяжесть переносимого груза двести. Как не понять весь мрачный ужас цветка под названием черный тюльпан. Это вам не Лавкрафт с его страхом неизвестности, которых является непозволительной роскошью сейчас. Это настоящий страх, пробирающий до костей. К нему нельзя привыкнуть, можно лишь смириться.
— Ну что, поехали? — отвлек меня от созерцания могильного креста, голос Хриплого. — До города дорога почти чистая, бак полный, доедем к рассвету. Ты с нами на Рынок?
— Да, пожалуй, — я согласно кивнул, убирая пистолет в кобуру. — Поехали. Пора возвращаться домой…
Глава 8. Город.
— Город смерти, горящий город. Здесь вроде ночь, но ночью здесь светлей, чем днем. Здесь горы трупов, здесь мертвый на мертвом, а смерть таится здесь за каждым углом, — тихо пел Хриплый, оглядываясь по сторонам.
На окраины мы вьехали рано утром, еще по темноте, сразу же сбавляя ход, чтобы лишний раз не выдавать себя ревом движка. Сейчас на машинах может разьезжать, либо богатый, либо сильный, либо глупый. Первые два взаимосвязаны. Поэтому сталкера, не являющиеся особо серьезной угрозой для местных банд, решили на рынке машину сплавить. Конечно, большая часть навара с машины уйдет мне, но ребята тоже отломят лакомый кусок. Тем более, что по единогласному решению, треть уйдет семьям погибших. Их жены, дети, родители, остались без кормильца. Как бы это дико не звучало, но современная женщина, хоть и сможет вспахать огород, но роль допытчика ей не подходит.
В сложившейся ситуации ходят не за мамонтом и шкурой зверя, а за одеждой и медициной. И делает это именно мужчина. Вооруженный автоматом и физически крепкий, чтобы отбить добычу в случае нападения бандитов и мародеров. А если мужчина умирает, то и вся семья становится под угрозу долгой смерти… Банально, заболеет мать и дети не смогут самостоятельно справиться с огородом, если он вообще есть. Значит не будет продуктов и значит семья умрет от голода. В сострадание соседей я не верю. История много раз уже доказывала мне, что делиться последним могут только на войне, когда все равны. Сытый же, никогда не поделится с голодным, ведь ему и самому будет мало. Исключения есть, но они лишь подтверждают правило.
— Тормози, — Витя постучал по крыше кабины, всматриваясь в окна ближайшего здания. Там, в глубине помещений, мерцал свет.
Обычная с виду пятиэтажка, укороченная ныне до трех этажей, со следами копати. Горела долго и сильно. Что примечательно,
