Джеймс Фрей - Вызов
Вверх, вверх, вверх. Тиёко добирается до вершины Большой пагоды. В дальней стене зала – маленькая дверца. Девушка подходит, как бы небрежно осматривает ее. На деревянной поверхности дверцы очень мелкими буквами вырезана надпись: ROBO.
Этот шифр – для маленьких детей. Но поскольку эти буквы похожи на часть английского слова, никто на них не обращает внимания.
Кроме Тиёко.
Тиёко понимает, что это значит.
И остальные поймут, если еще не поняли.
От двери она переходит к западному окну, смотрит на простирающийся под ногами Сиань. Там, где раньше стояла вторая пагода, теперь кратер. Прошло шесть дней после падения метеорита, а он все еще тлеет. Ветер уносит к югу клубы черного и серого дыма.
Появляется небольшая группа монахов в оранжевых и красных одеяниях. Они, как и Тиёко, молчат. Может, тоже посвятили себя тишине.
Интересно, закричат ли они, если все начнет рушиться. Сама Тиёко не закричит. Когда мир покатится к чертям, Тиёко сделает то же, что и всегда. Ускользнет незамеченной.
Кристофер Вандеркамп
Китай, Сиань, район Даянь, отель «Сиань гарден»
Кристофер смотрит на Большую пагоду диких гусей. Сару он пока не нашел. Но он ее искал и знает, что она где-то здесь. Он хотел бы надеяться, что она почувствует его любовь, но верить в это – безумие. А ему надо сохранять ясность мыслей, подойти к делу рационально.
Он пролетел через полсвета за своей девушкой – участницей апокалипсической игры, якобы устроенной инопланетянами, – вовсе не для того, чтобы отвлекаться на глупую щенячью сентиментальность.
Его отель расположен прямо через дорогу от пагоды. Кристофер вооружился телескопом и парой биноклей на штативах. И цифровой зеркальной камерой со встроенным 400-миллиметровым объективом. И все это нацелено на Большую пагоду диких гусей.
Кристофер смотрит.
И ждет.
Мечтает о том, что скоро увидит Сару, дотронется до нее, вдохнет ее запах, поцелует.
Поглядит ей в глаза и увидит в них ответные чувства.
Он смотрит.
И ждет.
И в ночь солнцестояния кое-что происходит.
Кристофер видит, как в Большую пагоду пробираются семь человек. Почти все они замаскированы, прибывают тайком, инкогнито. Он не уверен, есть ли среди них Сара. Она говорила, что игроков 12, и остается предполагать, что недостающие вошли через другие входы, либо же он их не заметил – из его номера обзор неполный.
Щелк, щелк, щелк.
Кристофер фотографирует.
Очень много.
Только один человек выходит достаточно хорошо. Это девушка. Сильно загорелая. На ней обтягивающий комбинезон, и она замотана в яркие шарфы. Густые черные волосы выбиваются из-под повязки. Сверкают ярко-зеленые глаза.
Кристофера тоже тянет туда. Но ему страшно, хоть и не хочется в этом признаваться. Он боится других Игроков. Самой Игры. И как ни удивительно, Людей с Неба. Но больше всего он боится того, как посмотрит на него Сара, что она скажет, как отреагирует, если увидит его там. Он понимает, что время сейчас неподходящее.
Пока.
Надо дождаться момента, когда можно будет ворваться и помочь ей, доказать свое достоинство и любовь. Кроме того, ему не хочется, чтобы кто-нибудь подумал, будто он их преследует. Не хочет ошиваться вокруг пагоды, словно какой-нибудь фанат Последней Игры. Это было бы постыдно. Так что Кристофер просто ждет. Час. Два. Два с половиной. Ничего не происходит.
Он ждет.
Веки наливаются тяжестью. Подбородок лежит на руке. Локоть упирается в колено. Ничего не происходит, никого не видно. Бороться со сном сил больше нет.
Кристофер бодрствует уже больше 27 часов подряд.
И его вырубает.
35,2980; 25,1632[47]
Марк Локсий Мегал
Китай, Сиань, Большая пагода диких гусей
Вверх, вверх, вверх.
Марк смотрит на часы.
И продолжает подниматься.
12:10 ночи.
Он опаздывает.
Вверх.
Как можно быть таким идиотом?
Вверх.
Надо было остановиться в отеле неподалеку от пагоды, почти у городской стены.
Вверх.
Не там, откуда пришлось брать такси.
Вверх, вверх.
Такси, которое врезалось в другое такси, а то наехало на пару, что стояла на тротуаре, поедая жареные пирожки с хурмой из красного полиэтиленового пакета. Они скончались на месте.
А водитель Марка еще и пирожки к рукам прибрал.
Вверх.
Сердце так и колотится, так и колотится.
Вверх.
Наконец он останавливается. Он на самой вершине пагоды, перед низкой дверью. На которой вырезано слово ROBO.
Что, неужели так просто?
Похоже на то.
Никто его не видел, а если и видел, не окликнул. Может, охранников подкупили. Кто-то из Них.
Скоро начнется. Если он вообще не пропустил все, опоздав на…
Марк снова смотрит на часы… уже 11 минут, и все больше и больше.
Как это глупо— опаздывать.
Марк кладет руку на дверь. Остальные Игроки уже прибыли.
Наверняка.
Он толкает дверь.
За ней – узкая деревянная лестница. Марк достает из ножен, припрятанных под штаниной, свой бронзовый нож. Входит, закрывает за собой дверь. Здесь темно. Лестница ведет вверх и через полпролета поворачивает.
Сердце колотится все сильнее.
Одежда промокла от пота.
Марк – сын Кносса. Дитя Великой Богини.
Свободнорожденный. Потомок Свидетелей Дыхания огня.
Представитель Минойской цивилизации.
Он крепче сжимает рукоять ножа. Она украшена символами, понятными только ему самому и тому, у кого он учился.
Все остальные, кто мог их расшифровать, уже мертвы.
Старая лестница поскрипывает. Мимо черепичной крыши со свистом носится ветер.
Запах дыма от кратера проникает в Большую пагоду.
Ступени закончились.
Марк стоит на пороге небольшой комнатки. Она окутана тьмой, и почти ничего не видно. Все неподвижно.
Марк делает вдох.
– Эй?
Нет ответа.
– Есть тут кто?
Нет ответа.
Он находит в кармане зажигалку «Бик».
Чирк, чирк, чирк.
Загорается слабенький огонек.
Сердце на миг останавливается.
В дальнем конце комнаты лежат Игроки. Как бревна.
Все завернуты в серебряные саваны, на глазах – простые черные повязки. И несмотря на жару и духоту, у них идет пар изо рта, словно стоит мороз.
Это что, ловушка?
Марк осторожно делает шаг вперед.
Ему удается рассмотреть три лица. Одна девушка будто бы с Ближнего Востока, а может, из Персии. У нее тонкая кожа цвета меди, густые черные волосы, нос крючком, высокие скулы. Загорелый круглощекий мальчик – явно совсем маленький. Его лицо застыло в странной гримасе. Высокая девушка с коротко остриженными рыжими волосами, веснушками и такими тонкими и бледными губами, что их, считай, и нет. Выглядит она так, будто видит во сне котяток и радугу, а не конец света.
Марк делает еще один шаг, его тянет к Игрокам, как мотылька – на пламя.
Ты опоздал.
Голос звучит в голове и похож на его собственную мысль, но это чужой голос.
Марк пробует извиниться, но прежде чем с его уст слетают слова, снова раздается голос.
Это нежелательно, но допустимо.
Голос приятный, глубокий, не сказать наверняка, мужской или женский.
– Вы слышите…
Я слышу твои мысли.
– Я бы предпочел говорить сам.
Хорошо.
Остальным тоже так было удобнее.
Кроме одной.
– Почему они так завернуты?
Чтобы мы могли их забрать.
– Мне тоже надо заворачиваться? – Марку уже не терпится начать. Из-за опоздания – особенно.
Да.
– Хорошо, куда ложиться?
Вот сюда.
– Куда? – Марк ничего не видит. Он моргает – не специально, а рефлекторно, не задумываясь. Глаза закрываются всего на долю секунды – а когда открываются, перед ним в воздухе висит такой же серебряный саван, как и у остальных.
На изнанке – едва заметные знаки, золотистые, зеленые и черные. Какие-то он узнаёт – арабские, китайские, минойские, греческие, египетские, мезоамериканские, санскрит, – но незнакомых тоже много. Какие-то наверняка понятны другим Игрокам. Какие-то – только тем, кто с ним разговаривает.
– Вы где? – спрашивает юноша и протягивает руку за саваном.
Здесь.
– Где? – Ткань практически невесомая, но холодная, прямо до дрожи.
Всюду.
– Что делать?
Заворачивайся, Марк Локсий Мегал. Как ты понимаешь, время имеет решающее значение.
Юноша накидывает саван на плечи, и это все равно что шагнуть из сауны в Антарктиду. Еще немного, и Марк растерял бы все силы от шока, но пара невидимых рук тотчас накладывает ему на глаза повязку, и Марк немедленно засыпает. Сон такой глубокий, что юноша не чувствует своего тела. Нет ни холода, ни жара. Ни боли, ни удовольствия. Нельзя даже сказать, удобно ему или неудобно. Тело как будто вообще исчезло.
