Александр Лидин - Защитник
— Возьми какого-нибудь коньячка.
— «Мартель»?
— И две ириски на закуску… а больше не надо, а то обожремся… — передразнивая Аллу, продолжал Тогот.
— Пожалуйста, бутылку вон того коньяка, — презрев все приличия, я просто ткнул пальцем, — и вон ту шоколадку.
Шоколадку я купил специально, чтобы досадить Тоготу, причем выбрал самую маленькую.
Зал ожидания после прохождения границы в Пулково был двухэтажным. Внизу — несколько рядов кресел, магазины и кафе с сумасшедшими ценами. Наверху — два ряда кресел и отличный вид на взлетное поле. Именно там мы и расположились.
Вскрыв коньяк, я разлил темную жидкость в два пластиковых стаканчика — у Аллы они всегда были с собой, она даже пиво терпеть не могла пить из горла. Мы выпили за поездку.
Коньяк, как я и предполагал, оказался отличным, но стоило мне вскрыть шоколадку, как прямо у меня на глазах в воздухе растворился ряд шоколадных кубиков, а потом с характерным звуком уровень коньяка в бутылке понизился на два пальца.
Алла с недоумением повернулась ко мне:
— Ты бы хоть тут вел себя культурно… Все-таки заграница, а ты как свиньей был, так и остался, неужели нельзя… — и дальше в своей обычной манере моя женушка начала читать мне лекцию о правилах хорошего тона.
Я молчал. А что мне нужно было сказать? «Дорогая, вот уже несколько лет, как я тебя обманываю. Дело в том, что живем мы не вдвоем, как тебе порою кажется, а втроем. Видишь ли, милая, с нами живет очаровательный демон… Он тебе должен понравиться, потому что он — просто душка… Вот и сейчас, это не я себя так веду, а мой милый Тогот, который из вредности подставляет меня».
Мысленно же моя речь звучала по-другому:
— Гнида, она гнида и есть…
— За хамство ответишь…
— Да пошел ты. Мог бы сам себе такого коньяка наколдовать и ужрался бы в дупель.
— Но ведь вам на двоих бутылки много. Впереди изнуряющий полет и жаркое солнце страны полумесяца…
Дальше можно было не слушать.
На борт я поднимался уже тепленьким. Расположившись в своем кресле и пристегнувшись, я тут же погрузился в томную дрему, которая, к моему полному неудовольствию, была прервана трижды. Прохладительные напитки. Обед. Помню, я поковырял пластиковой вилкой что-то малосъедобное и очень горячее и отложил в сторону. И, наконец, еще один заход в «дьюти фри» — стюардесса со столиком, полным сигарет, крепких алкогольных напитков и духов.
Когда же, чисто инстинктивно, я потянулся к ближайшей бутыли, в голове у меня в который раз за это утро прозвучал «милый» скрипучий голосок:
— Смотри коньяк с духами не перепутай. А то будет от тебя разить «Шанелью»… Все турки разбегутся.
От неожиданности я даже покосился в иллюминатор. Интересно, что я ожидал там увидеть? Парящую в воздухе зеленую морковку? Нет, судя по всему, от Тогота мне не отделаться никогда и ни при каких обстоятельствах. Банный лист, а не ангел-хранитель.
Тем не менее бутылочку со столика стюардессы я прихватил. Не помню, что это было за пойло, но отдал я за него целых двенадцать долларов, после чего сон мой был крепок и безмятежен. Как сказала потом супруга, я храпел на весь салон. Пробудился же я только после посадки самолета, когда все пассажиры дружно хлопали в ладоши, благодаря пилота за отличную посадку.
В какой-то миг мне стало холодно. В салоне самолета и в самом деле было прохладно, а слова командира корабля о том, что за бортом сейчас тридцать семь градусов, ничуть не грели. И только шагнув на трап, ведущий к раскаленному бетонному полю, в первый раз вдохнув раскаленный южный воздух, я понял, что попал… в иной мир. Мир, столь же чуждый мне, как те миры, куда вели двери, что я открывал караванам в Северной столице. На мгновение я замер, пытаясь осознать величие момента.
Я впервые оказался в иной стране, не в ином волшебном измерении, а в иной стране нашей совершенно реальной планеты. Только здесь я во всей полноте почувствовал разницу между безнадежной данью и чужеродностью иных миров и иноземьем своего родного мира. И вновь я понял, что Тогот был прав, отправляя меня в Турцию. Никакими словами он не смог бы описать это чувство, никаким колдовским способом не смог бы втолковать, что ощущает человек, впервые ступивший на землю иной страны. Особенно человек советский, пусть даже и далекий от идеологических устоев нашего общества, но все равно воспитанный в окружении добропорядочных граждан.
На какой-то миг протрезвев, я с удивлением прошел через турецкий пограничный контроль, получив две марки и печать в девственный загранпаспорт.
В те дни еще не был построен нынешний шикарный аэропорт Анталии с его гигантским залом и узким эскалатором, который, словно горная тропа, ведет с верхних этажей к стоянкам такси и автобусов-трансферов. Старый аэропорт напоминал огромный ангар, и, покинув его, я ожидал увидеть всадников в черных одеждах, нищих и облупленные глиняные мазанки. Вместо этого меня встретила европейская автостоянка. А в автобусе-трансфере меня поджидал усатый «новый украинец», который всем сообщал, что только что прилетел из Харькова и каждому садящемуся в его автобус наливал полный пластиковый стакан водки из бездонной бутыли «Смирноффа».
Дальше все смешалось.
В голове остались смутные воспоминания о дороге в отель, знакомство же с самим отелем началось у меня поздно вечером.
* * *— Солнышко давно взошло, петушок давно пропел…
Я оторвал голову от подушки и с удивлением огляделся. Я лежал на огромной кровати в большой комнате. Светлые обои, пол, покрытый плиткой. Все лампы были выключены, но из-под плотных занавесок пробивались лучи заходящего солнца. Передо мной на тумбочке стоял выключенный телевизор, а рядом на столике лежала распотрошенная дорожная сумка — моя сумка.
— Где я?
— Я мог бы ответить тебе по-народному, в рифму, но тогда конструктивный диалог у нас не получился бы, — продолжал невидимый Тогот. — И хотя я нахожусь в тысяче километров от тебя, я с уверенностью могу утверждать, что ты в своем номере отеля в Турции… Так как, судя по всему, ты уже пришел в себя от чрезмерных возлияний спиртосодержащих напитков, то тебе надлежит встать и, во-первых, дать мне колдовской маяк, иначе мне приходится делать слишком большие ментальные усилия в общении с одним непослушным учеником. А потом, пока твоя половина кокетничает и нажирается в местном баре, мы отправимся на пляж, и ты причастишься…
— И что же мне нужно будет вкусить вместо тела и крови Христа? Кусочек медузы и пару глотков соленой воды, смешанной с мочою отдыхающих?
— Не кощунствуй! — фыркнул Тогот. — Ну-ка марш в ванную и давай черти пентаграмму, пока Аллочка не явилась проверить, не хватил ли тебя кондратий…
— А га…
Тяжело вздохнув, я поднялся и, покачиваясь, отправился в ванную.
Совмещенный санузел оказался на удивление просторным. Ванна-джакузи, душ, унитаз и раковина под зеркалом, вмонтированная в огромный мраморный стол. Между всей этой роскошью на полу и в самом деле было достаточно места, чтобы нарисовать соответствующую пентаграмму. Пошарив на полочке над раковиной, куда Алла вывалила все ванные принадлежности, я обнаружил пачку безопасных лезвий для бритья. Потом, зажмурившись… Нет, вот чего я не могу переносить, так это вида собственной крови и уколов. Я за свою бытность проводником навидался всяких ужасов и расчлененки, но вот вид собственной крови или даже иглы, которая должна вот-вот вонзиться в мою плоть… Нет, такого откровенного зрелища я перенести не мог. Уж лучше кучи мертвяков… Поэтому, взяв бритву двумя пальчиками, я крепко зажмурился…
— Любой служитель Искусству должен быть терпим к боли и виду крови…
— Я всего лишь проводник…
— Это тебя не оправдывает. А ну-ка раскрой глаза.
Я отрицательно покачал головой и, словно ныряя в омут, рубанул бритвой по пальцу. Боли я почти не почувствовал, хотя и не был уверен, что сделал достаточно глубокий надрез.
— Так вот… — назидательным тоном продолжал Тогот. — Дама одного из моих прежних хозяев была совершенно права, относясь к существам мужского пола как к большим безвольным детям, которые к тому же очень трусливы…
— Интересно, что бы она сказала, если бы познакомилась с тобой…
— Наверное, сочла бы меня изящным кавалером и остроумным собеседником.
— Держи карман шире… В шинковку и на корейскую морковку.
После магического слова «морковка» Тогот смолк. Так ему и надо. Нет, ну в самом деле достал. Осознав, что больше никаких комментариев не последует, я открыл глаза. В этот раз я и в самом деле переборщил; видимо, задел бритвой какой-то сосудик, потому что кровь срывалась с кончика пальца большими, тяжелыми темными каплями, и на девственно-чистом мраморном столике уже образовалась маленькая лужица. Иллюстрация к обложке нового романа Агаты Кристи «Чисто турецкое убийство, или Смерть на курорте».
