Олег Верещагин - Новая родина
— Свежая, только вчера из иррузайца вырезали, — добавил Зигфрид и захохотал, когда Лизка изобразила, что ее тошнит, а потом заорал:
— Эх, гулял я в поле и косой махал — [15]Нэйкельского десантника на части порубал!Таким я уродился, таким я и помру,А всех Чужих поганых в порошок сотру!Я вчера для бодрости сторков веселил —Бросил в них ботинок, сорок штук убил!Крысу я поймал, съесть хотел — кусается,Лучше с ней пойдем и загрызем джаггайца!
— Это что такое? — насторожился Степка. Зигфрид ответил беспечно:
— Так, фольклор Первой Галактической.
— Не, по-моему, это раньше было, — задумчиво покачал головой Степка, — только не про нэйкельцев со сторками…
— Да какая разница, — отмахнулся германец…
…После этой вспышки шума стало почти тихо. Из четырех светильников погасили три — один оставили, потому что Катька неугомонно возилась у плиты, добавляя полстолько того, четверть столько этого, щепотку такого дольку эдакого… Остальные девчонки успокоились — все уже было фактически готово. Стерео продолжало работать, но его толком не смотрели — превратив кресла в один общий диван (точней — просто выросшую из пола спинку), валялись возле нее, как котики на лежбище Командорской Косы, слушая, как за стенками палатки воет уже настоящая метель.
— А вдруг это на несколько дней? — загробным голосом спросил Женька.
— Ну и фик с ним, — решительно отозвалась Лизка, — у нас еды полно, а потом откопаемся.
— А помните, как летом… — начала Катька, после чего обстановка на время оживилась за счет воспоминаний. Итог им подвел Борька:
— Все это в прошлом. Впереди — новая жизнь.
— Целая планета, — дополнил Женька. Игорь, положив ногу на ногу, возразил:
— Не будет у вас целой планеты, пока население не вырастет. Вам людей не хватает. И до тех пор власть наша останется чисто номинальной.
— Умный ты, — вздохнула Клотти, устроившись под боком у Степки. — Тебе бы надо генерал-губернатором быть.
— А то он про все это не знает, — проворчал Игорь, с легким стыдом вспомнив свои попытки советовать Довженко-Змаю. Впрочем — не такие уж и бестолковые… — Откуда он людей возьмет — родит?! У него дел и так хватает! Мы ему с нашей экспедицией свинью подложили — столько всего понаоткрывали, для экономики — рай, а разрабатывать и осваивать не с кем.
— А Объединенная Космическая Компания ему палки в колеса ставит, — возмущенно вспомнил Женька. — Налетчики… Явятся, похватают верхушки, да еще местных против себя восстановят, а потом крик поднимают — де-"местные жители нас не хотят из-за реакционно-феодальной политики генерал-губернатора!"!
— Предыдущий генерал-губернатор, Моховой, был снят за то, что не уделял внимания границе, — вспомнил Борька. — Скандальная была история, я хоть и мелкий тогда был, а помню. А у Довженко-Змая проблемы из-за того, что он границе слишком МНОГО внимания уделяет. Ну и жизнь.
— Хватит о политике, — Катька уселась, наконец, скрестив ноги, рядом с Борисом. — Давайте про Новый Год.
— В нем политика займет достойное место, — серьезно заверил Борька.
В результате общий разговор распался по половому признаку. Мальчишки заговорили о чемпионате по лапте, девчонки — о мехах, которые привозят вабиска-охотники из княжества Кесьан за северными отрогами Второго Меридиана и модных зимних «бесформенках», который из них шьют в мастерской Соколова в Озерном. Печка рубиново светила в темноте, придавая всей обстановке некий интимный уют.
— Предлагаю сыграть в карты, — подал идею Зигфрид.
— И отключите связь, — попросила Катька, — ближе к полуночи врубим… Карты у кого?
— Знаете анекдот про парня из администрации уезда? — Женька полез в сумку. — Отец рассказывал… Ну вот. Нанимает он парня — по своему, пожарному профилю… Нанял. Первый месяц, подходит срок жалованья — парень этот не приходит. Второй, третий — не приходит! На четвертый отец с ним связывается:
"Ты за жалованьем-то прилетай!" А тот удивляется: "За жалованьем?! А я-то думал — эрпэпэ дали, ну и зарабатывай по возможности…"
— Это не анекдот, — возразил Зигфрид. — Почти все служащие трясут вабиска сверх всякой меры.
— Ну, они собранное не себе в карманы кладут, — заметил Борька. — В очко играем?.. Незапланированное оборудование с неба не падает.
— Почему, падает иногда, если посадочной площадки нет, — серьезно заметил Игорь.
Какое-то время все молча прикупали и объявлялись. Лизка жизнеутверждающе мурлыкала новогоднюю песенку. Степка заставлял карты перескакивать из ладони в ладонь и бегать по руке (Игорь вспомнил: он рассказывал, что в их интернате был мальчишка, который научил остальных таким фокусам, а позднее погиб на Ставрополье). Играли по мелочи — пятаками и трюнделями, просто чтобы обозначить ставки, но игра никого особенно не увлекла и вскоре карты побросали. Лениво валяться на мягком, негромко разговаривать ни о чем или просто молчать, оказалось привлекательней. По временам: начинала пощелкивать система принудительной вентиляции — похоже, палатку занесло-таки с верхом.
Игорь и сам не заметил, как заснул, сунув руки в карманы спортивных штанов. Причем спал он гораздо крепче, чем ночью (очевидно, сказалось отсутствие переживаний и хорошее настроение) — проснулся под общий смех от того, что кто-то из девчонок аккуратно рисовал ему на лбу маркером "третий глаз". Проснувшись окончательно, Игорь понял, что это и правда выглядело смешно — во сне он вытащил руки из карманов и сложил их на животе, а подбородок упёр в грудь, из-за чего стал очень похож на уцелевшие после Третьей мировой, Безвременья и Серых Войн статуи среди развалин буддистских храмов Юго-Восточной территории.
— Шутники, — проворчал Игорь, отбирая маркер и садясь прямо.
— Скоро десять, а ты все дрыхнешь и дрыхнешь! — засмеялся Женька.
— Десять?! — Игорь посмотрел на комбрас. — Ого, вот это я дал!
— Да мы почти все спали, — пояснил Степка. — Еще немного — и новый год встречало бы сонное царство.
Транслировался последний в этом году концерт, состоящий исключительно из новогодних песен. В концерт то и дело вклинивалась станция плавучего города — очевидно, Вольный дрейфовал или передвигался к берегам материка. Игорь — селекционировал канал Озерного. Все находились в нервно-приподнятом состоянии, которое сопровождает ожидание близкого праздника.
Потом качал, снова неожиданно потерялся и, пока Игорь настраивал его заново, Борька дотянулся до гитары — и в палатке прозвучала не совсем новогодняя печальная местная песня…
— Весенней порой предрассветною. [16]Когда сосны еще клонит ко сну,Глухарь поет свою песню заветную,Непонятную песнь про весну…Слушал мальчик его — а под соснамиЛесом ползало эхо молвы,Что опасность приносится веснами…Он не слышал щелчка тетивы.Просто небо качнулось и треснуло,На куски разлетелось все,Рассыпая в долины окрестныеГолубые осколки озер.Эхо крика меж мягкими лапамиУбежало, гуляв полдня.(Гухх качнул головой мохнатою —И вабиска унес в березняк).Болт ударил снизу и сбоку.Закружилось вдруг колесомГусто-синее небо глубокое,Рассыпаясь средь черных лесов.Попытался шагнуть.Ну где там…(А ведь было совсем легко.)Под пологом разлапистых ветокРухнул — молча, на месте, столбом.Падал, падал. Падал. Долго…(В горле кровь — как неслышный крик.)Вот и все.А за дальними елкамиПродолжали петь глухари.
— Это правда было, — сказал Женька, видя, что Игорь, Степка, Зигфрид и Клотти молчат вопросительно. — Когда мы только сюда переселились, весной, недалеко от Водопадного Нагорья… Парня звали Сашка Тропкин… Ну, Игорь, включай там что повеселее!
Палатку снова заполнила веселая музыка. Мальчишки, готовясь к салюту, стали распаковывать пиротехнику.
— Надо откапываться, — сообщил Игорь, влезая в ботинки на меху и куртку.
— Кто со мной?
— Пошли, — Борька подхватил вторую лопату. Мальчишки исчезли в тоннеле, и через пять, не больше, минут со стороны вертолета донесся их крик:
