Алексей Прозоров - Белый Волк
Обогнув вдоль воды куцый прудик, по которому люди катались кругами, как посаженные на цепь псы, Вывей замедлил шаг, принюхиваясь к ничем не приметной кочке, повел ушами. Шаги, шаги, шелест велосипедных колес, слабо пахнущих болотной слизью, и едкий спиртовой дух… Дождавшись промежутка, он вышел на дорожку, по ней перемахнул по пологому мосту через небольшую влажную канаву, повернул вдоль сетки, за которой обильно воняющие потом люди с громкими хлопками метали друг в друга мячиком, и через густой бурьян пробрался к человеческой трапезной. Она шумела всегда — и днем и ночью; пахла горелым мясом, травяной кислятиной, дымом, паром и спиртом, здесь всегда сидели люди и ели, ели, ели, сменяя друг друга. Но Вывей направлялся, разумеется, не за столик. Он осторожно подкрался к двум длинным мусорным бакам, за которыми шла плотная стена высокой полыни и крапивы. Шорохи между бачками слышны были издалека, доказывая, что людей рядом нет, а добыча — есть, и Вывей без задержки прыгнул на дичь, одну из крыс сцапав клыками, другую же попытавшись достать лапой. Увы, вторая оказалась слишком увертливой и, оставляя кровавую полосу, шустро забилась в узкую щель под баком.
Над помойкой повисла мертвая тишина. Ни шороха, ни дыхания, ни писка. Вывей неспешно обежал баки, принюхиваясь. Здесь явно прятался кто-то еще — но парной запах свежей крови дразнил нюх и сбивал со следа. Смирившись с неудачей, он нырнул обратно в бурьян, протрусил вдоль сетки, свернул к скамейкам, возле которых люди часто подкармливали птиц. А когда двуногие уходили — здесь же нередко появлялся и кое-кто еще, покрупнее и поинтереснее, охотясь уже на самих птичек. Однако сегодня ему не повезло: на траве играл с мелкой собачкой какой-то пахнущий молоком малыш в шелестящих штанах. Приближаться к нему Вывей не стал, сразу повернул к дальним прудам, окружающим несколько высоких холмов. За ними тоже стояло несколько странных сооружений, в которых люди прыгали, потели, дымили и питались, разбрасывая вокруг всякий съедобный мусор, привлекающий птиц, крыс и бездомных собак.
Он привычно отвернул на траву, вяло труся за кустами и развалинами непонятных строений, быстро перескочил поперечную дорожку, остановился перед высокой стеной колючего барбариса, прислушался, пропуская двух пахнущих гуталином и конфетами медлительных старушенций, приподнялся, выглядывая из-за бетонного основания памятника. Вслед за женщинами грустно брела с коляской маленькая девочка, пахнущая точно так же, как и они. Ее понурый взгляд подсказал Вывею, что опасности можно не ждать, и он, привычно опустив морду, направился через аллею к кустам напротив.
— Смотрите! Да это же волк! Настоящий волк! — крикнул кто-то очень, очень далеко, Вывей еле расслышал.
На таком удалении даже люди при всей их опасности вреда причинить не способны — однако тон возгласа, сам голос все же вызвали у опытного зверя тревогу, и он, так и не поднимая головы, несколько ускорил шаг, чтобы быстрее скрыться за спасительной стеной кустарника. Здесь Вывей перешел на бег, повернул влево и, описав широкую дугу вокруг площадки с весело гомонящей человеческой малышней, снова вышел к аллее, но уже в другом месте, ближе к фонтану. Прилег, приглядываясь и прислушиваясь из-под ножек скамейки.
— Я вам клянусь, это был волк! — торопясь мимо с легким пришаркиванием, слабо задевая землю подошвой на середине шага, громко говорил уже знакомым голосом мужчина, пахнущий терпким, с легкой горчинкой, потом.
— Да брось, Сергей, откуда здесь? — не верил ему другой, воняющий мокрой кожей и чабрецом. — Центр города, считай!
— Но ведь я видел! — упрямо повторял первый.
Так вместе они и прошли дальше к каруселям. Вывей же, убедившись в безопасности, перебежал аллею в обратном направлении и свернул к павильону на берегу озера. Помойки возле него не было, но людей там кормили, а потому и добыча поблизости попадалась. И хотя бы здесь волку повезло: он застал под корнями крупную храбрую крысу, которая решила защищаться! Видимо-в своей стае считалась самой сильной. И это было хорошо: ее не понадобилось ловить.
Вывей отнес добычу домой, отдав в норке щенятам, положил морду на лапы и прикрыл глаза, погружаясь в дремоту. До сумерек высовываться наружу не стоило. Вот когда люди разойдутся, а парк опустеет — тогда можно будет выбраться с малышами на прогулку. А пока…
Волк не видел, как щенята испуганно шарахнулись от него, подрагивающего и повизгивающего во сне, подергивающего лапами, словно в попытке спастись бегством. Ведь в это время мысленно он снова находился там, в осиновой роще, что совсем ненадолго стала прибежищем для беглой молодой пары. Не успели они толком отъесться и привыкнуть к покою и безопасности — как вдруг в один из дней через их лесок поползли громадные железные чудовища, дышащие сажей и дымом, воняющие соляркой и маслом, оглушительно ревущие и лязгающие. Чудовищ не смогли остановить ни ямы, ни деревья, ни ручьи, ни болота. Широкими гусеницами они перемалывали в грязь все, что попадалось на их пути, заливали вонючим маслом, опрокидывали и распихивали по сторонам. А позади или даже вперемежку с этими чудищами шли все те же люди, спокойные и даже веселые, пахнущие дымом и потом, солярой и дегтем. Они что-то громко обсуждали, указывали чудищам, куда ползти и что ломать и затаптывать. Следом же подъезжали другие монстры, которые засыпали перемолотую гусеницами грязь песком и мелкими камнями, топили в глубине следы своего разбоя, трамбовали колесами.
Вывей и Белошейка по наивности сперва хотели затаиться и переждать — но чудища никуда не уходили с захваченных мест. Наоборот — наступали дальше и дальше, и в один из дней волкам пришлось выскакивать из-под самых гусениц и спасаться со всех ног, улепетывая под веселое улюлюканье двуногих.
Путь назад был отрезан железными монстрами, и поэтому пара повернула от опасности еще дальше в неизвестные земли, перескакивая асфальтовые ленты и перебегая железные дороги, пробираясь между бетонными коробками и гниющим среди склизких луж мусором. Спасало бездомную пару только обилие крыс. Чем реже среди травы встречались следы зайцев или лис — тем чаще попадались голохвостые крысиные выводки.
После нескольких дней, проведенных в поисках спокойного приюта, Вывей и Белошейка оказались и вовсе в невероятном лесу, в котором деревья стояли лишь изредка и далеко друг от друга, а вместо них высились огромные скалы, пестрящие норами двуногих — светящимися, шумящими, изрыгающими самые невероятные запахи. Под лапы теперь чаще попадал серый камень, чем мягкая сырая земля; здесь люди встречались так часто, что прятаться от них стало некогда и некуда, а между скалами постоянно носились железные чудища — пусть и не такие страшные, как напавшие на осиновую рощу бульдозеры.
Беглецы продвигались вперед и вперед в надежде на то, что это ужасающее место все же где-то закончится, уступив землю лесам, рощам и болотам — но чем дальше, тем страшнее был мир вокруг, теснее стояли каменные скалы, уже становились дороги, меньше встречалось деревьев. И когда, наконец, впереди показался небольшой уголок зелени, хоть немного похожий на родные чащи — Вывей и Белошейка тут же кинулись к нему, пролезли в узкую щель под забором, напились из прудика освежающей воды и быстро нашли укрытие для отдыха: длинную, темную и почти сухую бетонную трубу, в которой был навален всякий хлам, закрывая происходящее в глубине от посторонних взглядов.
Думали просто переждать и отдохнуть — но застряли надолго. Убежище оказалось удобным и надежным, обилие крыс и иной ленивой, не привыкшей к опасностям живности позволило набраться сил и обещало сытость в будущем. Возвращаться было некуда, идти куда — неизвестно. А люди… Волки вскоре привыкли и к ним. Здесь они не стреляли, не развешивали лент и флажков, никого не гоняли, не ломали деревья бульдозерами, не гоняли туда-сюда других железных чудовищ. Здесь они вообще не обращали внимания ни на что вокруг — если их самих первыми не побеспокоить.
Выбираясь поначалу только по ночам, Вывей быстро заметил, что двуногие шарахались, потели и напрягались, злились, только если он, оказавшись недалеко, останавливался и смотрел прямо на них. Если глядел в сторону — они словно не замечали волка, даже пробегая в нескольких шагах. Так было ночью, так было по утрам и вечерам. Невидимкой он оставался и днем, научившись правильному поведению. Поэтому зимой он уже снова выходил на охоту средь бела дня — почти не таясь и особо не опасаясь. Хотя, конечно, самую главную волчью заповедь он соблюдал неукоснительно: скрывать место логова от чужих глаз и охотиться только в удалении от него.
На душе стало мирно и спокойно, Вывей приоткрыл глаза, повел ушами, принюхался. Пока он дремал, вокруг не изменилось ничего. Чуть шелестела вода, накатываясь на вход в трубу слабыми волнами, посапывали сытые малыши, привалившись к его боку. Двое. Всего два щенка.
