Восхождение к власти: день гнева - Соломон Корвейн
- Ты хочешь сказать… - осторожно заговорил Маритон, но был прерван.
- Да! Народ сейчас это как один духовный инвалид, искалеченный безумной идеологией свобод и ему нужна твёрдая рука, чтобы жить дальше. Без неё он вновь рассыпается. Этому миру теперь нужен крест и меч, и никакая лживая свобода его не спасёт, - твёрдо закончил Конвунгар, снова жадно приложившись губами к фляге.
- Знаешь, а ведь та пакостная Информакратия это порождение психопатов, рождённых «милостью» тьмы, берущей начало в результатах свободного мышления, - вмешался Хакон. – Именно эти засранцы выстроили бездушную систему, воспользовавшись… волей народа! Ведь они получили власть из рук обычных людей, воспользовавшись демократическими выборами.
- Я не помню этого,… не знаю. Секундочку, а, не так ли получил власть и Канцлер? Не его ли выбрали люди?
- Он шёл по трупам врагов, очищая свой путь огнём и крестом, - решил пояснить Конвунгар. – Я тогда возглавил самый большой контингент наёмников из средней Азии, получивший прозвище Орда и я помню те дни. Конечно, его поддержала часть населения, но не вся и не большинство. Выборов не было, он просто объявил себя властью в Ковенанте и призвал к себе на службу всех, кого мог.
- И ты откликнулся?
- Не с самого начала, но не об этом. Он завоевал власть клинком, уничтожая любую оппозицию. Что касается «апостолов» – ещё до своего торжества их ставленника побеждали на местных выборах, а сами они воцарились во Флоренции, когда их объявили победившими на референдуме. Всё чинно и демократично, - усмехнулся Конвунгар. – Кто же мог подумать, что изгнанники из техноязыческого культа на юге, разрушенной общины, смогут создать великое государство на севере.
Маритон замолк. Перед собой он видит людей, которых изрядно потрепал мир. Эти люди презирают всё демократические и либеральное, но не по невежеству, как бы сказали народы прошлого, а по справедливости, ибо сполна вкусили все прелести общества, построенного на принципах двух идей. В то время как демократия возвышала тиранов и деспотов на народном выборе, либеральный дух развращал человека, обращая его в животное.
«По крайней мере, так возвещают проповедники церковные и пропагандисты государственные», - поразмыслил бывший аккамулярий. – «Но как же всё на самом деле?».
Новые тёмные века прославятся в учебниках Империи своими безумными монархами и диктаторами, сумасбродными духовными деятелями и религиозным сумасшествием, новой знатью, ставшей дланью страшнейшего засилья, когда народ вновь делился на сословия. Но как ни странно, всё это стало результатом кошмарных ошибок лидеров далёкого прошлого, которые настолько сильно заигрались с политикой, настолько ослепли от самонадеянности, что не заменили достижения точки невозврата.
Идеи значения не имели.
«Но всему настаёт конец», - вспомнил мужчина о том, что время кризиса проходит к завершению. Руины Информократии стали знаменем финала эпохи упадка и депрессии. Зиждется заря нового мира, в котором нет места многим, и Маритон чувствует, что и он тут будет лишним.
- А что будет с Флоренцией? – снисходит с губ полушёпотом единственный вопрос.
- Рейх всё решил, - хладно начал Конвунгар. – Все части города будут уничтожены, кроме «Старой Флоренции», которую собираются реконструировать. Все стройматериалы, полученные от уничтожения остального города, пустят в промышленность.
- А население?
- Граждане Империи, подтвердившие лояльность новой власти будут расселены по всей стране. Остальных ждут исправительные лагеря.
Маритон не увидел в уничтожении целого города чего-то жуткого или плохого. Скорее ещё одно подтверждение ухода былых порядков, крайне нестабильных и неразумных. А люди?
- Ладно, хватит о политике и философских размышлений, ради Бога, - напомнил о себе священник. – Конвунгар, лучше расскажи нашему другу о достижениях.
- Ах да, - «Крестоносец» полез куда-то под камзол и через пару секунд копошений достал оттуда небольшую жёлтую бумажку, сложенную в четверо. – Вот, держи.
- Что это? – вопросил растерянно парень, цепляясь на надорванный край вещицы.
- Это оценка твоих заслуг. Приказом самого Канцлера ты объявлен первым помощником героя Рейха и государственного святого Аурона Лефорта, - с нескрываемой улыбкой, чуть придавленной прежними скорбями, объяснил Конвунгар. – Теперь имя твоё, и тех, кто был с тобой рядом, отразится на страницах учебников и книг. Ты стал свидетелем великих событий, ты сражался бок о бок с легендами крестового похода и прошёл сквозь кошмар. И… если ты желаешь продолжить службу в ровных рядах имперских войск, то милости просим.
Вновь размышления окутали хмурой пеленой разум Маритона и снова его стали терзать сомнения и противоречивые ощущения. С одной стороны, ему суждено стать славным воителем, вершителем суда над оставшимися нечестивцами, такими же, как «апостолы», что ещё по всему миру чинят террор над обычными людьми. Сколько ещё тиранов и деспотов ожидают справедливого суда и кары от меча имперского правосудия? Если Рейх туда не придёт, то обречёт миллионы обрекает миллионы обычных людей на долгие годы обременяющего правления похотливых и жестоких властолюбцев. Но с приходим Империи граждан тех стран ждёт иная диктатура – камня и веры.
Но с другой стороны Рейх прекрасно справится и без Маритона, ибо его войска продолжают вести Первоначальные крестоносцы и имперские генералы, храбростью и силой, как это делал Аурон Лефорт или мудростью и стратегическим гением, как Конвунгар Чжоу. А все войны, жестокость и кровопролитие, которым суждено свершиться неисчислимое множество раз, претили бывшему аккамулярию, терзали его душу одной мыслью. Слишком много неизлечимых ран, чтобы продолжать войну – потеря родителей, бесчеловечная работа, вынуждающая идти против людей, гибель любимой девушки от рук палачей, уничтожение дома в свете удара и затем ещё смерть друзей. Всё это нахлынуло жуткой фантасмагорией уныния и бессилия на уставшее сознание и дух.
«С меня хватит. Я и так слишком много взял, слишком много взыскал», - парень хватился за мысль. – «Но с другой стороны не приведи «апостолы» Легата в город, ничего бы этого не произошло бы. Кто запустил цепь событий? Что меня привело… к самому Аурэляну? Выполнил лои я предначертанное архитектором судеб?».
- Война, - тяжело сошло слово с губ мужчины. – Нет, с меня хватит. Для меня лучше стать историей, чем продолжить её создавать. Пусть это делают другие, а мне хватит пороха и крови на всю жизнь.
Карие глаза Конвунгара не выказывают презрения или досаду от такого аккуратного отказа. Он понимает, что значит покой, свобода
