Бестолочь - Илья Николаевич Романов
— А я тут не один! Гость… — что-то за столом начал бессвязное забойщик. — Друзья, присаживайтесь!.. Будем пить…
Мы с Антеро переглянулись. С одной стороны, его слова — это неуважение к нашему рыцарскому статусу, с другой — не нам сейчас морды кривить. Что тут пьяному втирать, легче сесть за стол и потом его на место поставить, при условии, конечно, что он не начнёт борзеть. Впрочем, жрать хотелось сильно, а призвать к ответу за неуважение всегда можно успеть, тем более что пьяным море по колено, а других очевидцев нашего понижения в статусе нет, хозяева ушли ночевать в сарай при доме.
— Я Занер! Я не местный. Забойщик я! — представился сидящий за столом. Слово «забойщик» я, само собой, услышал впервые и воспринял по контексту.
— Сэр Антеро, а это сэр Ваден, — представил нас бродяга, на моё удивление ровно отнёсшийся к панибратству. До Занера что-то начало доходить, он поднял свою пьяную голову от стола и увидел, что на нас доспехи. Что тут с ним произошло! Он пытался упасть на колени, но ему помешал стол. В итоге он стукнулся лбом о стол и что-то начал лопотать в своё извинение.
— Да брось ты! Без чинов сидим. Расслабься… — услышал я свой голос, и взгляд бродяги вторил моим словам. Бродяге, похоже, редко удавалось поговорить с кем-то, кто не боялся его статуса или не смотрел на него свысока. — Не бойся! Ничего тебе не будет. Все мы гости в этом доме, и сегодня мы в одном статусе, статусе гостей. Так что расслабься…
— То, что мы гости, ты это верно подметил, — вторил моим словам мой отморозок. Мне это кажется, или его глаза улыбаются, кажись, его эта ситуация забавляет.
— Я всё… понял… господа хорошие… Мы все гости… — переборол свой страх и своё смущение забойщик.
Алкоголь — лучшее средство для развязанного поведения, и на время мы потеряли чувство, что мы рыцари. Занер оказался хорошим рассказчиком. Пока мы ели, он нам много чего занимательного рассказал в качестве шоу-программы под еду. Поначалу разговор был на тематику деревенской жизни, о тяготах пахоты соседей и прочем. Так, я, к своему удивлению, узнал, что местным отчасти выгоднее быть приписанными к земле, чем быть свободными арендодателями земли или даже её владельцами. Все выгоды оказались в налогах. У свободных людей налоги были просто грабительские. Две пятых от дохода королю, одну пятую своему сеньору, остальное на своё проживание. Всё бы ничего, но налог берется не с земли, а подушный. От семи серебряных до золотого в год с каждого свободного человека в зависимости от его рода деятельности. С детей до пяти лет налог не берется вовсе, но после считается, что ребёнок уже может помогать родителям зарабатывать. В приграничье отчасти с налогами полегче, но вовсе не из-за гибкости налоговой политики, а из-за подтасовок с людьми и других местных махинаций. О последнем, конечно, мне шепнул Антеро, а вовсе не забойщик.
Забойщик приоткрыл глаза в другом. Оказывается, быть приписанным к феоду, по сути, быть поражённым в правах крепостным, выгодно. Такие люди считаются должниками сеньора и пока все долги не выплатят своего господину, освобождены от выплат налогов королю. На деле всё несколько сложнее, крестьяне платят налог королю не деньгами и напрямую мытарю, а через своего сеньора продуктами, что добавляет остроты различным махинациям.
Мне шепнул бродяга, что по законам королевства нельзя брать налоги с вещи, а долговые рабы на время вещью сеньора и являются. Вот и получается, что выгоднее быть вещью и платить меньше налогов, чем быть свободным и платить по полной программе.
С другой стороны, долговой раб обычно расплачивается с сеньором продуктами, а продукты дешевы, пока их не продадут в центре. Сеньор не только получает прибыль на оптовой перепродаже продуктов, но и повсеместно завышает долг. Плохо и то, что вещь совсем не имеет прав и сеньор волен поступать с ним как хочет, разве что убить и покалечить не может без причины. Может и весь урожай себе забрать, но, как правило, в пограничье на такое не идут. Места дикие, опасные, и с законом местные не очень дружат. А барону или феодалу нужно, чтобы его вещи сбегали в другие земли, откуда их точно не выдадут, или, ещё хуже, станут сбиваться в разбойничьи ватаги? Вот и выходит, что долговое рабство в пограничье — это больше благо, чем унижение и гнет. В центре королевства, понятно, что вольностей пограничья нет, и там совсем всё по-другому, но тут всё вывернуто с ног на голову.
Я какое-то время приходил в себя от доселе мне неизведанного. Почти четыре месяца путешествую по Раяну, но проблемами землепашцев как-то не озадачивался, и тут такие неожиданные открытия.
В какой-то момент рассказ разговорившегося пьянчуги сместился в акценте с общей жизни на частную, на его жизнь. Какие ещё могут быть рассказы у забойщика?
В основном были истории о его деятельности. Запомнился один из его рассказов, который можно в кавычках назвать «кровавой жатвой». Куда-то его пригласили, кто-то его попросил с его помощником колоть хряка. Боров оказался суровым переростком. Свой свинокол он даже показывал в подтверждение его слов.
В общем, всё не так было в тот день. Надо было тихо спустить кровь на кровяную колбасу, а ему в тот день не налили на удачу руки. Хряку надо попасть точно в маленькую область слева, точно в сердце, чтобы хряк не мучился и кровь не разбрызгал. Раз, и скотина уже мертва, подвешивай за ноги и кровь сливай. Из кишок будет оболочка колбасы. Кровь со специями, когда свернется, будет самой колбасой. Всё бы ничего, но ему не налили, и его рука дрогнула. Всего-то на сантиметр промахнулся, и вот итог.
Кабан бегает и разносит загон. Свинья вырвалась из сарая и начала всё крушить на своём пути. Свинокол торчит в том, что можно назвать шеей, а кабан ошалел от подлости двуногих и ломает всё, что ему на рожу попадается. Пришлось на кабана прыгать со спины и перепиливать ему шею застрявшим в ране свиноколом, а это та ещё нетривиальная задача…
Вся кровь на земле, кругом разруха, а мясо извалялось в грязи, и это не говоря о хозяевах, которые чуть не плачут от смерти в муках своего питомца. Сам Занер с ног до головы в крови, стоит и улыбается, как демон из преисподней, радуется, что не покалечен. Его улыбку, впрочем, хозяева расценили по-своему, и с тех пор ему
