Илья СТАЛЬНОВ - НА ОСТРИЕ ИГЛЫ
В Бордо мы провели три дня. Под конец я стал нервничать, поскольку у Винера находились все новые дела, а каждый час пребывания на одном месте повышал возможность того, что Хранитель обнаружит нас своим дьявольским внутренним зрением и уничтожит. Он держал нас на леске, как рыбак держит добычу, и с каждым днем все ближе подтягивал к берегу.
Мы решили двинуться в путь рано утром, но едва я заснул, как проснулся от внутреннего толчка. Я ощутил, что мое сердце с нечеловеческой силой сжимает грубая, беспощадная рука.
– Вставай, – воскликнул я, расталкивая Адепта. – Нам надо бежать. Я чувствую его длань!
Уговаривать мне моего спутника не пришлось…
Мы отчаянно гнали лошадей, и им будто передались наше возбуждение и страх. Мимо пролетали темные силуэты деревьев, лунная дорожка блестела на озере, горела лампа в окне крестьянского дома. Стук копыт разрушал ночную тишину, и иногда ему вторил лающий волчий вой.
Когда начал заниматься рассвет, мы, измотанные и облепленные грязью, барабанили в ворота придорожной гостиницы. Нужно было подкрепиться, дать немного отдыха лошадям и отдохнуть самим.
Только что пропели петухи. В большой комнате, уставленной огромными столами и тяжелыми стульями, дремала жена хозяина, положив щеку на пухлую руку. Муж дернул ее за плечо и грубо велел обслужить господ. Мы уселись за стол. – Кроме нас в углу помещения скучал щупленький мужчина лет тридцати пяти. Его смуглое лицо изрезали морщины. Встретившись со мной глазами, он улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. Он был в удобной для дороги кожаной одежде и высоких сапогах.
– Что-нибудь поесть. И кувшин вина – нас мучит жажда! – велел Адепт.
– Все будет сделано, – склонился в низком поклоне хозяин и исчез с женой на кухне.
– Разрешите подсесть к вам, господа? – учтиво обратился к нам мужчина в кожаном, – Я сразу увидел в вас приятных собеседников, встреча с которыми в долгих странствиях сравнима с находкой жемчужины в куче навоза.
– Думаю, вы ошибаетесь, сударь. Не зная нас, вы слишком высоко оцениваете наши достоинства, – суховато произнес Адепт. – Но мы благодарны вам за лестные слова и, конечно, не против, если вы присядете рядом и разделите с нами кувшин вина
Недомерок устроился напротив нас, и я получил возможность получше рассмотреть его. Лицо незнакомца было некрасивым, с мелкими, какими-то крысиными, чертами и вместе с тем не лишено некоторого обаяния. В карих глазах светился ум. Шрамы на лице и обветренная кожа говорили о том, что жизнь этого человека была нелегка и полна приключений. Длинные тонкие пальцы постоянно находились в движении – он теребил свой рукав, мял хлеб, крутил кольцо на мизинце. Было видно, что он привык работать пальцами, скорее всего играя на каком-нибудь струнном музыкальном инструменте. Судя по чертам лица и цвету кожи, в его жилах текла турецкая или мавританская кровь
– Вижу, вы держите путь издалека, – начал он.
– Вряд ли есть в Европе страны, чью дорожную пыль мы не носили бы на подошвах наших сапог.
– Мне, странствующему дворянину, с детства безжалостно брошенному в океан жизни, это знакомо. Видал я во дни своих странствий места и похуже, но, скажу честно, сия таверна представляет из себя жалкое явление. Хозяйка ленива и плохо готовит. Слуги неучтивы. Хозяин наверняка вор и укрывает доходы от государевой казны. Представьте, он не хотел пускать на порог меня, измотанного долгой дорогой и ослабевшего от голода и усталости. – Незнакомец укоризненно покачал головой. – Он так и намекнул мне, что если у представителей моего славного рода и водились деньги, то было это еще до великого потопа.
– Так и сказал? – покачал я головой, отмечая про себя, что хозяин был абсолютно прав.
– Так и сказал… А ведь бедность, судари, вовсе не относится к числу человеческих грехов. Скорее наоборот, является добродетелью. К счастью, я не всегда наделен этой самой сомнительной из добродетелей. Вид золота в моих карманах отрезвил этого мерзавца, и это к лучшему, ибо я тогда уже почти решил обрубить ему уши. И клянусь, без ушей он смотрелся бы куда лучше, чем теперь.
– Сие было бы излишне, ибо смирение должно входить в число душевных качеств порядочного человека, – возразил ему Адепт с самым серьезным видом, стараясь сдержать улыбку.
– Согласен с вами. Но, к сожалению, этим душевным качеством не владели ни мой добрый отец, вынужденный подрабатывать морскими плаваниями, ни дед, казненный Яковом Вторым, чтоб еще тысячу лет все плевали на могилу этого августейшего выродка, а у его детей из ушей росла шерсть!
– Вы слишком суровы к нему, – подал я голос. – Хотя, конечно, Яков был отъявленным плутом и мерзавцем, пролившим кровь многих порядочных людей.
– Да, именно так, мой друг. Хотя, если признаться, и мой дед был плутом и мерзавцем. К счастью, его кровь не отразилась на мне, и нравом я вышел кроток, а душой чист. Я даже, к стыду своему, излишне добродетелен, что не может не осложнять жизнь человека в наши тяжелые времена.
Наш новый знакомый отхлебнул из кружки и кинул взгляд в окно.
– О, солнце поднимается. Пожалуй, мне пора. Вот что я вам скажу. Если решите остановиться здесь надолго, знайте – эта тараканья дыра полна всяких олухов, скучных, как проповедь святого отца-бенедиктинца. Баронесса де Брагелонн со слугами держит путь в один из замков своего мужа, но живет здесь уже два дня. Мы въехали одновременно. Ее вовсе не интересуют более чем сомнительные местные пасторальные красоты и не ласкает слух мычание коров на лугу. Интересы ее не простираются дальше красавца – испанского капитана Аррано Бернандеса. Если же она не соберется задерживаться здесь надолго, то вам повезло, ибо один только вид этой пресной и глупой курицы может наполнить тоской чью угодно душу… Хорошо, что меня не слышит капитан. Этот бешеный идальго взрывается быстрее, чем порох в корабельном магазине, в который угодил горящий факел. Честно сказать, идальго этот всего лишь надменный индюк, с детства привыкший пускать людям кровь и созерцать аутодафе, наслаждаясь ароматом горящего человеческого мяса. Клянусь, у него просто страсть к огню, как и у всех испанцев… Ну что же, мне пора покинуть вас! – Он развел руками, закончив подробное описание постояльцев. – Кстати, я забыл представиться вам. Генри Джордан, английский дворянин. Мы тоже представились.
– Хозяин, – крикнул Генри. – Поторопись, если хочешь увидеть, как блестят мои денежки!
Хозяин появился тут же, едва заслышав волшебное слово.
– Четыре экю.
– Вы слышали, четыре серебряных экю! За непрожаренную говядину и запах хлева в спальной комнате!… На! И возьми еще половину – я расплачусь за все, что закажут эти господа.
Наши возражения не подействовали на него, он загорелся мыслью оплатить наши расходы.
– Благодарю, сударь, – поклонился хозяин. Недоверие и презрение, с которым он смотрел на англичанина, сменились скорбной миной. Он вытащил из кармана золотое кольцо и с видимым сожалением протянул его Генри. Тот опустил кольцо в карман и хлопнул хозяина по толстому брюху.
– Не скучай без меня, винная бочка, я еще когда-нибудь появлюсь в этой гнусной дыре и наведу порядок в твоих винных погребах. Счастливого пути вам, господа. Мне было приятно побеседовать с вами, и, возможно, наши дороги еще пересекутся, ибо в мире их гораздо меньше, чем кажется на первый взгляд.
Он нахлобучил шляпу и вышел. Вскоре со двора донесся стук копыт.
– По-моему, он больше похож не на дворянина, а на вора, – пробормотал хозяин, внимательно рассматривая монеты. – Вроде бы не фальшивые. Кто бы мог подумать, что у этого мошенника найдутся деньги. Когда я брал в залог кольцо, то был уверен, что у него за душой нет ни су.
Вскоре нам принесли холодную телятину, яичницу и еще один кувшинчик вина. Все было вполне сносно на вкус, так что Генри Джордан был не совсем прав, ругая здешнюю кухню.
– Мне понравился этот"забавный человек, – сказал я, пережевывая телятину и запивая ее белым вином.
– Мне тоже. Я не заметил на нем печати зла. Но когда хозяин трактира назвал его мошенником и вором, думаю, он был не слишком далек от истины.
– Мне тоже так кажется. Хотя его речь выдает в нем образованного и неглупого человека.
Мы провели за неторопливой трапезой полчаса. За соседним столиком устроились вошедшие с улицы трое французских офицеров, которые даже во время еды не расставались с оружием, рядом с ними лежали их шпаги и заряженные пистоли. Они негромко о чем-то переговаривались. Все было тихо и спокойно, пока вдруг не начался жуткий, непристойный бедлам.
Сверху, где, как я понял, располагались комнаты состоятельных постояльцев, донесся истошный женский Крик, перешедший в забористую ругань, – дама явно не стеснялась в выражениях. Потом послышались возбужденные мужские голоса. Шум приближался. И вот в зал ворвалась разъяренная компания, состоящая из полноватой благородной дамы, раскрасневшейся от волнения, двух напуганных слуг, у одного из которых на щеке отпечаталась пятерня, похоже, хозяйкина награда, и высокого испанца с острой бородкой, длинными черными волосами и темными глазами, мечущими молнии. Вслед за ним вбежал удивленный и испуганный хозяин.
