Операция "Берег" - Юрий Павлович Валин
Вдумчивый Тимофей исчез.
— На первом этаже фрица вижу, — сказал, разгадывая смутную тень, Митрич. — На фаустника похож, очень подло горбится.
— Угу, туда траншея выходит, ближе к углу тоже каска мелькала, — процедила Мезина и заметно вздрогнула от подавшей признаки жизни рации: — Готовы бродяги, выходят! Даем подтверждение и готовимся. Танкисты — первыми не стрелять, не открываться!
Она беззвучно исчезла.
Танкисты переглянулись:
— Что за жизнь, — вздохнул Митрич. — Опять не стреляй, не шуми. А потом срочно стреляй, шуми. Высшая стратегия! Тут без академии не понять.
— Не шути. Там наши, надо непременно вытащить. Они из самого логова идут, — сказал радист. — А шумнем, когда нужно. Я и сам с автомата дам.
— Да? Тогда имеем все шансы на успех! — вдохновился Митрич, обозревая в прицел вражеские окна и прочее. Опять дым натягивает. Может и к лучшему.
— А на стрельбу будет отдельный приказ? Или по обстоятельствам? — поинтересовался Хамедов, чуть нервно ерзая у пулемета.
— Разберемся, — заверил, но не очень уверенно, радист, готовя свой ППС.
«Без приказа огня не открывать», знакомо-то как — Митрич потерся подбородком о приклад, добротно лакированный, но в общем-то не отличающийся от многочисленных былых, потертых и поцарапанных винтовочных прикладов.
* * *Весна — лето 1943 года.
Май — июнь
До действующей армии в тот раз добирался красноармеец Иванов что-то уж очень долго. В запасном полку обнаружилось очень знакомое — тыловой паек с упором на чуть подогретую воду с легкими признаками дрейфующего продукта «крупа перлово-пшенная», многочасовые не особо нужные занятия по строевой и начально-огневой подготовке. Но фокус «нарваться, чтоб спровадили побыстрее» на этот раз не прошел. Нарваться-то удалось, но вместо маршевой роты сослали на хозяйственные работы. Видимо, прочитали насчет госпиталя, сочли наглое хамство за последствие контузии и издерганных нервов. Вот встречаются добрые люди. Когда не надо.
Больше месяца ремонтировал Иванов всякие нужные и разнообразные орудия ручного труда, типа шанцевого инструмента, насаживал новые рукояти и налаживал заточку, потом плюнул, на попутке добрался до лагеря и доложил, что надоело, душа горит, на фронт тянет. Отсидел три дня под арестом — кормили там так же, только строевой не изнуряли. Вызвали.
— Ты, Иванов, дурак или в штрафную роту хочешь?
— Можно и в штрафную. Слыхал, они все же поближе к фронту расквартированы.
— Дурак, значит…
Включили, наконец, в маршевую роту. Проехался с эшелоном, все как обычно, разве что одного деятеля бойцы на полном ходу ссадили — крысятничать вздумал, умник.
Вот дальше пошло как-то странно. Распределились, прибыли в полк небольшой командой пополнения. На передовой стояла тишина — Митрич даже как-то сразу и не поверил. Вокруг травы пронзительно зеленые, цветы неяркие, речушка в камыше прячется, солнце яркое, умилительно тепло. И тихо. Изредка прострочит дежурный пулемет, ответит ему немецкий, ну или наоборот. И опять синь спокойная небесная над головой, ветер траву колышет, невысокие деревья листвой шелестят. Да что, нахрен, за благодать такая⁈ Правда, изредка негромкие взрывы доносились — оказалось, наши и немцы в озерцах гранатами рыбу глушат, после недавнего половодья там уйма щук и лещей осталась.
Пехота и минометчики на марше. Лето 1943-го.
Батальон держал оборону на участке в четыре с гаком километра длиной. Единственная линия траншеи, далеко не сплошная, вдоль едва заметной возвышенности. Намечены отдельные стрелковые ячейки, неглубокие ровики — если глубже вкапываться, вода начинает заливать. Подальше к тылу обустроились получше: имелись блиндажи, определенная маскировка. Но немецкая авиация не беспокоила — только так, «рама» порой в небе на уровне солнца наметится, понудит, и всё. Артиллерия наша и немецкая где-то числилась, но предпочитала экономить снаряды.
Взводного не имелось, только «замок»-сержант, он на участке взвода и командовал. На рубеже — по левую руку поле в лиловых пятнышках головок медуницы, по правую — камыши и река-невидимка. Свое боевое охранение — рядышком, до немецких позиций непонятно сколько. «Топкость там, кто полезет-то».
Первого здешнего немца Митрич щелкнул, наверное, на четвертый день. А может и на пятый, требовалось приноровиться к непростым условиям камышей. Вообще не так сложно, среди камышовых зарослей тоже не все ровно, можно найти удачное место. Немец показался далековато — без каски, рыжеватый, волок чего-то угловатое, пилотка залихватски на затылке. Бах! Пилотка слетела, фриц исчез…
Камрады убитого малость помолчали — видимо, от изумления — потом принялись сечь камыши из пулемета, минами кидаться. Хлопало-плюхалось за спиной, словно опять рыбу глушили, благополучно уползал рядовой Иванов. Снизу было мокро и холодно, сверху солнце крепко припекало — странное ощущение.
…— Ты чо там делал⁈ — наседал замкомвзвода.
— На фрицев смотрел.
— А чо за пальба? Чего они взъерепенились?
— Да черт их знает. Обиделись, должно быть.
— Стрелял, что ли? — догадался сержант, схватился за Ивановскую «трехлинейку», нюхать ствол потянул.
— Табакерка, что ли? — удивился Митрич. — Почищу сейчас.
— Стрелял? Почему без приказа⁈
— А мне на немцев просто так смотреть, что ли?
Фрицы все еще швыряли мины, до позиций не добивали — может, тоже толком не знали, где русские сидят. Но бойцы начали ходить пригибаясь, посматривали на Иванова довольно сложно.
Прибыл встревоженный ротный. Глянул на подсыхающего рядового Иванова:
— А ну встать! Кто разрешал⁈ Почему самовольно отлучался в сторону противника? Дезертировать имеешь мысль?
— Прям с этой заветной мыслью и стрельнул, — согласился Иванов. — Товарищ младший лейтенант, если тут стрелять и воевать не требуется, вы меня откомандируйте куда надо. Поскольку я гадов убивал, и убивать буду. Привычка у меня такая.
— Ты еще понамекай мне. Герой какой, привычки у него, — ротный глянул на прислушивающихся бойцов. — А мы тут не воюем, а, Иванов? Мы выполняем поставленные задачи. И стрельба без приказа есть глупость и демаскировка позиции. Всем
