Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя - Артём Соболь
— Интересно, — взяв лист бумаги и разрывая его на две половины ворчит профессор. На одной стороне пишет да, на другой нет, укладывает листки перед аквариумом, вздыхает и указывая на них пальцем говорит: — Вот это — да. Если ты согласен, если тебе нравится, укажи на это слово. А вот это — нет. Если ты против, или не согласен, подплывы к этому слову. Начнём. Итак, ты нас понимаешь?
— Да! — видя как медуза подплыват к правому листку кричу.
— Не шумите, коллега, — ворчит Ломакин. — Вы его пугаете. Продолжаем эксперимент. Дружок, мы тебе нравимся? Да! Очень хорошо, ты нам тоже. Ты боишься? Нет. Отлично. Ты знаешь кто ты? Нет… Неудивительно. Ты живой? Нет? Ты разумный? Тоже нет? Ты не хочешь общаться? Нет? Что такое?
— Профессор, тут что-то другое, — глядя на медузу говорю и немного подумав спрашиваю. — Ты мальчик? Нет. Понял, ты девочка. Да! Извини, пожалуйста просто сразу не определить. Ты не обижаешься? Нет! Продолжим общение? Да! Профессор, это чудо какое-то.
— Я уже заметил, — разрывая листки бормочет Ломакин. — Я уже заметил. Хорошая моя… Не так. Надо дать тебе имя. Раз ты у нас девочка.
— Света? — почему-то предлагаю. — А что? Ломакина Светлана Михайловна. Звучит…
Медуза зависает у слова да и размахивает щупальцами. Так её и записываем. Эксперимент продолжается. Первым делом, рассказываем ей алфавит, учим слоги, после переходим к словам. Светлана, она же медуза состоящая из кристалла и десяти коротких щупалец показывает потрясающие результаты. Отвечает, машет щупальцами, через час зависает, висит так минуту и выбирается из аквариума. Машет нам, подпрыгивает, явно пытается что-то сказать. Видя что мы не понимаем изображает вздох и щупальцем выводит на столе слово карандаш. Тут же получает изжёванный мной огрызок, располагается на листке и печатными корявыми буквами пишет.
— Не хочу в воду там дышать сложно, — зачитывает Ломакин. — Ох, извини. А ты… Я трое суток слушала разговоры Ларисы и Сергея Лазарева. Я умная. Хм…
— Зачем ты? — спрашиваю и тут же зачитываю ответ. — Запоминать. Обрабатывать информацию. Ты создал меня такой. Вот так…
— Есть хочу. Сладкого, — зачитывает следующую строчку Ломакин. — Сейчас. Серёжа, я в буфет. Светланку не трогай.
— Да я и не собирался. Сами разбирайтесь. Я кажется здесь лишний. Чего ты там пишешь? Создатель. Умный. Папа добрый. Это Михал Андреич? Глупый вопрос. А ты… Я арданиум. Ты арданиум. Все арданиум. Читаю мысли. Вот как? Как Серафина. Кхем… Что с тобой дальше делать?
Медуза ползая по листу бумаги, теперь уже красивым почерком выводит целую поэму. Отползает в сторону. Двигает листик мне.
— Я буду полезной. Я запоминаю и храню информацию. Я вижу даже когда не вижу. Слышу мысли. Я — компьютер. Могу помогать. Хочу есть и спать. Пока тяжело. Маленькая ещё. Буду расти.
Существо, явно ожидая ответа, убирает назад щупальца. Перед глазами появляется образ маленькой лет шести девочки, которая шаркая ножкой стоит и смотрит на меня светящимися синими глазами.
— Ой, не смотри так. Ладно, ты полезная, с этим не поспоришь. Но…
— Хочу учиться, — звучит в голове писклявый как у Маришки голос.
В лабораторию врывается Ломакин. Судорожно открывает шоколадку укладывает её перед медузой, подлетает ко мне и хватает за шиворот.
— Что?
— Серёжа, бежим. Взрыв на заводе. Много пострадавших. Там дети. Скорее!
— Ё-моё! Бежим.
— Деточка, — наклоняется к медузе профессор. — Сиди здесь. Мы скоро вернёмся. Серёжа. Быстрее!
Два часа спустя. Лазаревск. Влад.
Отпуск
