Артем Каменистый - Рай беспощадный

Один из готов не выдержал, поднялся, неспешно приблизился, стукнул говоруна древком копья:

— Kufunga up[17]!

Немного подумав, стукнул еще и негра, а затем угрюмо покосился на Макса. Тот напрягся в ожидании удара, но пронесло — гот передумал или поленился. Так же неспешно вернулся назад.

— Черножопый фашист, — тихо прошипел Бродяга.

Экзекуция на пользу пошла — сумасшедший огонек в глазах почти затух.

Максу очень хотелось узнать подробности о его жизни на Большом острове. В словах Бродяги было много странного, невероятного, но рассказывал он с такими подробностями и так живо, что все казалось реальным, будто своими глазами увиденным. Каким бы он ни был психом, вряд ли смог сочинить такую правдоподобную историю, перекликающуюся с информацией от других людей. Да и не сумасшедший он. Разве что временами…

Эх — нельзя продолжать. Эта тема его заводит сильно, а готам не нравится болтовня пленников. Надо потише себя вести.

Чтобы отвлечь собеседника от волнующих его мыслей, спросил о другом:

— А за что этого негра с нами с нами посадили?

— Не знаю. Он совсем дикий. Сейчас спрошу — я их папуасский немного понимаю.

Повернувшись к чернокожему, Бродяга, тщательно подбирая слова, произнес:

— Kushikamana wewe. Kwa ajili nini[18]?

Негр, продолжая все так же равнодушно-презрительно таращиться в бесконечность, ответил, чеканя каждое слово:

— Kaa kwenye ato mara samadi kufun leo![19]

— Что он сказал? — поинтересовался Макс.

— Я почти ничего не понял. Похоже он нагадил там, где это делать нельзя, и какой-то лев его сюда посадил. Вроде у готов есть вождь с такой кличкой. Бред какой-то несет — попробуй пойми этих черномазых. Зачем он вообще тебе понадобился?

Макс ответил вопросом:

— Что с тобой дальше будет?

— Со мной? Не знаю еще. Эти обезьяны не пожалели за Бродягой лодку прислать — серьезно все. А по пути еще это тело прихватили — он, похоже, провинился серьезно. Они своих штрафников не жалеют — ничего хорошего его не ждет. А может и не штрафник — если черный, то не обязательно гот. Если не соврал лодочник, то нас к Аттиле[20] везут. Перепутал! К Алариху! Попробуй запомни эти обезьяньи прозвища! Сами-то они понятия не имеют, в честь кого свои клички получили. Что с них взять — они еще с пальм не слезли толком. В общем без разницы к кому меня притащат — не думаю, что мне там сильно понравится.

— А меня и везти никуда не станут — здесь и прикончат. Бродяга — я смыться хочу. Мне бы до воды добраться — я и со скованными руками уплыву.

— Я и без рук согласен, но как ты сдернешь, если эти макаки глаз не спускают?

— До берега отсюда метров сто пятьдесят. Если одновременно рванем, все трое, может хоть один доберется.

— Думаешь негра на это гиблое дело подбить? И меня? Забудь — без рук я не уплыву. Это шутка была. Да и он вряд ли сможет. И вон — рядом с кораблем большая лодка, и еще по расселине одна ходит, возле буя. Ищут там что-то. Догонят мигом, как бы ловко ты не плавал. А потом столько звиздюдлей навешают, что до вечера не сосчитаешь.

— До вечера я могу и не дожить. Мне дали время до конца сиесты — потом начнут говорить всерьез. Если выдам товарищей, обещали пощадить.

— Кто обещал? Готу нельзя верить, даже если он начнет божиться, что вода мокрая.

— Я и не верю. Но знаешь — жить все равно хочется. И еще — если сумеешь от них вырваться, иди на север. Знаешь поселок, где огромный холодильник есть?

— Чалого?

— Да. Только теперь там Бизон главный. То есть… Да какая разница! Иди туда и расскажи то, что мне рассказал.

— Они помогут мне добраться до бронзовых людей? — мгновенно взбудоражился Бродяга.

— Расскажи. Прошу тебя. Потом видно будет.

— Ты это — не хорони себя. Ты же еще не рассказал свою историю. Я хочу знать — откуда у тебя меч бронзовых людей?

— Долгая история, — соврал Макс. — Не успею рассказать. Меня вот-вот пытать начнут.

— Ты главное им про это не рассказывай! Готы не должны знать про бронзовых людей и корабли с черными парусами! Это наша тайна! Твоя и моя! Хочешь, я перегрызу тебе горло?! Давай — ты умрешь быстро, и не скажешь им ничего!

О нет! Бродяга опять сел на своего любимого конька. Он твердо решил довести охрану до белого каления.

Из-за угла показался Староста, за ним, держа огромную плоскую ракушку, заставленную кокосовыми чашами, шагала девушка. Пара подошла к оживившимся охранникам — те дружно потянулись за посудой.

Глядя, как они пьют, Макс облизал пересохшие губы. Эх — ему бы хоть пару глотков сейчас!

Видимо высшие силы решили хоть немного смилостивиться — девчонка развернулась, подошла к пленникам. Склонилась, протянула чашу Бродяге:

— Пей.

Того не пришлось уговаривать — припал губами, давясь жадными глотками. Африканец, оживившись, оттолкнул его плечом, полез сам.

— Эй! Ты! Шимпанзе немытое! Очередь соблюдай! — недовольно воскликнул Бродяга.

Из-за угла показались новые действующие лица — Дог и Гора. Первый, при виде открывшегося зрелища, выругался, подскочил, выбил чашу из рук девушки, злобно прокричал:

— Кто тебе разрешил их поить?!

Та, посерев от страха, беспомощно оглянулась в сторону Старосты. Тот недоуменно уточнил:

— Не понял?! Ты же сам сказал всем дать воды и кокосов!

— Я дозорных имел ввиду, а не этот мусор! — досадливо произнес Дог.

Макс еще раз облизал губы, с грустью осознав — воды ему не обломится.

Гора, не обращая внимания на разгорающийся скандал, подошел к застывшей девчонке, скабрезно ухмыляясь полез громадной пятерней в шорты. Та окаменела еще больше, а Староста затараторил:

— Откуда я знал?! Ты сказал принести воды, я и велел ей принести! Уточнил бы, что только дозорным! Вот поди вас пойми!

— Ты бы еще этих дохляков на столбах напоил, — отмахнулся Дог и, подойдя к Максу, спросил: — Ну что надумал? В партизана играть будешь, или по-хорошему решим? По-хорошему и нам лучше, и тебе.

Он кивнул в сторону Горы. Араб, не обращая внимания на происходящее вокруг, всецело погрузился в ощупывание содержимого девичьих шортиков. Выстрели у него над ухом из пушки — не заметит.

— Видишь? И ты так будешь жить, если докажешь, что человек, а не сопля на палочке. Ну так что? Докажешь? Или?… Молчишь… Значит, не хочешь мне помочь по-хорошему? Знаешь — язык ведь тебе отрежут в последнюю очередь. А все остальное для разговора не понадобится. Ты смотри на Гору — смотри. Он прямо здесь может ее трахнуть, и никто даже не пикнет. Потому что нам все можно. И все что ты видишь вокруг — наше. И ты сейчас тоже наш. И…